Джек Кертис - Заколдуй меня
Паскью пришло в голову, что только подлинный артист мог не полениться оставить столь изящное послание, только по-настоящему самовлюбленный человек. А в ушах Софи настойчиво звучало: «Прощай, Софи, ты мертва!»
* * *
Паскью разделся и лег в постель. Какая-то мрачность появилась в его лице, что-то непреклонное. Он сказал:
— Мы можем либо раззадорить его, либо подождать, пока он раззадорит нас, либо уехать. Но если мы уедем, бьюсь об заклад, он пустится вдогонку. А может, и нет.
— Именно так ты хочешь поступить?
— Не знаю. Нет, пожалуй. Нельзя чувствовать себя в безопасности, повернувшись к нему спиной.
Софи стянула джинсы и оставили на полу. За джинсами последовали свитер и майка.
— И чем ты намерен раззадорить его? Ты ведь это собираешься делать?
— В основном тем, что не дам себя никуда заманить. Никаких сервированных столов, никаких встреч. Если мы перестанем играть по его правилам, он начнет действовать более прямолинейно.
Она сняла с себя трусы — наклонившись, высоко поднимая ноги, — с отсутствующим выражением в глазах.
— Что еще?
— Нужно рисковать, я полагаю. Заглядывать в безлюдные места, причем в одиночку. Ввести это в систему.
— В надежде, что он заметит и попытается это использовать?
— Да.
Она легла рядом с ним и тут же закрыла глаза. Возможно, старалась представить себе место, где они с Зено могли бы встретиться, и воображение нарисовало ей какие-то бесплодные, без всякой растительности клочки земли. Она вновь открыла глаза, когда Паскью склонился над ней, стараясь успокоить. Он дотронулся до ее щеки, и Софи встрепенулась, словно от тока, а руки ее пробежались по его телу — почти с яростью.
— Ты что?
Она боролась с ним, стараясь повернуть его, положить на себя.
— Не знаю. — В голосе ее звучал испуг. — Мне захотелось до потери сознания. — Она похотливо развела ноги. — Ради Бога, войди в меня.
Она стала работать бедрами и едва не сбросила его с постели. Потом вскрикнула, будто от ожога, и продолжала двигать бедрами, не останавливаясь, до самого конца.
Она лежала под ним, безвольно раскинув руки и ноги, как будто упала с высоты, потом закинула руки за голову, вцепившись в прутья кровати.
— Еще!.. — простонала она.
* * *Паскью догадался, чем подпитывалось это возбуждение, этот неутолимый голод. Причиной тому были удавка, руки убийцы, его голос на магнитофонной пленке, произносящий ее имя. Наконец она уснула, он видел, как вздымается и опускается ее грудь, как пульсирует у нее в виске, и почувствовал беспокойство, словно муж, заподозривший жену в неверности.
Он выключил свет, но в темноте по коже у него забегали мурашки, тогда он снова щелкнул выключателем и, подняв с пола свитер Софи, обернул его вокруг абажура. Она что-то говорила во сне — будто бредила, и голос ее напоминал звуки какого-то музыкального инструмента. Когда он снова забрался в постель, его обдало исходящим от нее жаром.
Звук открывающихся и закрывающихся дверей лифта доносился до него, словно шум отдаленного дождя. Паскью встал и проверил замок на двери. Он слышал собственное дыхание.
«Паллингз» размещался в здании старой постройки, обращенном фасадом к морю, оно вот уже добрую сотню лет выдерживало порывы ветра. Паскью прислушивался к поскрипыванию балок и урчанию водопроводных труб. Софи была словно работающий вхолостую двигатель — он чувствовал исходившие от нее энергию и жар. Она произнесла: «Еще!» — и потянулась всем телом, приподняв руки и отвернув лицо. Паскью, как и она, почувствовал прилив желания.
Рука ее поднялась, снова упала на простыню, она яростно рванулась куда-то. Паскью дотронулся до ее руки и, уже засыпая, сказал: «Все в порядке...» — и будто провалился.
* * *Когда Паскью проснулся, комната напоминала пещеру; тускло мерцала обернутая лампа. Он почувствовал, что уже поздно и что он замерз. Шум улицы доносился до него. Он раздвинул занавески, и в комнату хлынул дневной свет, светлое море плескалось вдоль пляжа.
Софи ушла. Джинсы ее по-прежнему валялись на полу вместе с нижним бельем, снятым накануне, но она забрала косметику из шкафчика в ванной и зубную щетку из стаканчика, стоявшего над раковиной. Он обратил внимание, что она сдвинула с места магнитофон и достала из него кассету. Словно совершая честный обмен, она оставила пистолет на кофейном столике, рядом с цветами.
Никакой записки не было, но он понимал, что она ушла навсегда.
Глава 23
— Пять тысяч фунтов. Этого не хватит до конца дней, но с такими деньгами ты сможешь как следует развлечься. Возьмешь отпуск. Уедешь куда-нибудь с другом.
Интересно, откуда Энни Роланд позвонила ему? Он подозревал, что прямо из кабинета Хилари. Маленький диктофон был прикреплен к наушнику телефонной трубки с помощью резиновой присоски. Он уселся глубже в кресло, совершенно голый после душа, задрав ноги на письменный стол красного дерева. Служащий принес фрукты на завтрак, и сейчас Эллвуд очищал от кожуры половинку персика. Он катал по губам сочное полушарие, ожидая ответа Энни. «Как ни тяни время, — думал он, — а рано или поздно ты все равно это сделаешь».
— Почему именно пять тысяч?
— Ну, а во сколько ты это оценишь? — спросил Эллвуд. — Дело не в деньгах — а в том, согласна ли ты. Убила бы ты кого-нибудь за эти деньги? А другие делают это за гроши. Потому что хотят. Понимаешь? И ты тоже. Сделаешь это или нет. Но раз звонишь, значит, сделаешь. Теперь вопрос лишь в цене. Все очень просто. Будь на твоем месте кто-то другой, я заплатил бы пять кусков. Любому заплатил бы столько. Это сегодняшняя цена — рыночная цена, понимаешь? Если бы ты добывала информацию для нашего департамента, я включил бы в смету расходов пять тысяч и Хилари Тодд подписал бы ее.
Он ощущал необычайный подъем сил. Так бывало всегда, если дела шли удачно. Сок персика капал с ладони на грудь, а потом на живот.
— Ну, если тебе известна цена, — сказала Энни, — значит, ты должен знать и все остальное. — Она имела в виду, что платить он должен банкнотами разных серий, не новыми, среднего достоинства.
— Выходит, ты и раньше занималась такими вещами, — предположил Эллвуд, криво усмехнувшись, с сарказмом в голосе, очень довольный собой, — он попал в точку.
Она действительно делала это прежде.
Энни между тем продолжала:
— Я последую твоему совету, возьму отпуск. Деньги мне нужны сегодня вечером. Значит, договорились, — не без ехидства сказала она, с явным нетерпением в голосе.
— Ну и прекрасно.
Энни сообщила ему название мотеля, номер — в каком-то захолустье.
— Я — твоя гарантия, Эллвуд. А ты — моя.
Капелька персикового сока закатилась в одну из складок его брюк.
— Конечно, именно так все обстоит.
Нависло молчание, словно что-то осталось недосказанным. Волна похоти внезапно всколыхнулась в нем.
— Ты согласен? — переспросила Энни.
Эллвуд отшвырнул персик и опустил руку, дотрагиваясь до теплой, гладкой массы, состоящей из сока и мякоти, твердости и сладости, ненависти и вожделения. Он водил рукой медленно, закрыв глаза, улыбаясь, стиснув зубы.
— Согласен?
— Да, — процедил он, — это прекрасно.
И снова воцарилось молчание. Разговор был закончен, но он продолжал прижимать трубку к уху, как будто Энни все еще была на проводе.
* * *Оберегая Карлу, Зено сочетал ложь с полуправдой. Эллвуд был его советником по финансовым делам — такую он сочинил легенду. В большинстве случаев они встречались у Эллвуда в отеле. Если же Эллвуд приходил к нему домой, Зено старался выпроводить его как можно скорее.
Как только Эллвуд уходил, Карла возвращалась из кухонной ссылки и, копируя его паучью походку, спрашивала:
— И что соизволил изречь на сей раз старина Каменное Лицо?
Зено отворачивался, нервно посмеиваясь.
А Том Кэри? Зено сказал Карле, что он священник и посещает больных в частном госпитале, расположенном на холме. Там они и познакомились. Том, по словам Зено, нравился ему, но не настолько, чтобы стать близким другом.
— Он тоже бывал на твоих представлениях? — поинтересовалась Карла.
— Иногда.
Однажды Карла встретила их на берегу. Совершенно случайно, и едва не столкнулась с ними нос к носу. Погруженные в свои мысли, они не замечали ничего вокруг. Карла как раз несла к машине купленные ею бакалейные товары, она положила сумки к подножию дамбы, чтобы поздороваться. Пока Карла разговаривала с Томом, Зено смотрел в сторону моря. Немного погодя он коснулся руки Тома, словно хотел увести его.
— Я с рыбалки, — говорил Кэри. — Я ведь живу в «Виндбраше», на побережье.
Карла чувствовала в Зено какую-то напряженность. Он все время порывался уйти, словно подгоняемый ветром.
* * *— Я думала, он хоть с вами делится своими тайнами, — сказала Карла. — Со мной — никогда. — Она звонила из телефонной будки, стоявшей около дамбы.
