Линкольн Чайлд - Смертельный рай
В «Эдеме» наверняка предвидели подобную реакцию. Вероятно, в обычных обстоятельствах его подготовили бы и наговорили ободряющих банальностей. Но сейчас все было иначе. Неизвестно, как так получилось, но фирма, никогда не допускающая ошибок, только что совершила одну. Так что Лэш шел по Сентрал-Парк-Уэст, было ровно восемь вечера, и впервые за несколько дней его мысли не занимала смерть Торпов и Уилнеров.
Впереди, в том месте, где Западная Шестьдесят седьмая подходила к Центральному парку, он заметил бесчисленные белые огоньки, мерцающие среди деревьев. Пробравшись среди множества лимузинов, он вошел в ресторан и поправил пиджак, посмотрев, на месте ли присланная из «Эдема» брошка. Даже над этой мелочью он размышлял несколько минут, меняя ее положение на лацкане и проверяя, что она хорошо видна, но не слишком выделяется. У него пересохло в горле, ладони вспотели. Разозлившись, он вытер их о брюки и решительно направился в сторону бара.
«Все сводится именно к этому», — подумал он. Забавно: все то время, пока он проходил обследование, изучал «Эдем» и те две суперпары, он ни разу не задумывался, каково это, когда стоишь и гадаешь, как будет выглядеть выбранный для тебя человек. Вплоть до сегодняшнего дня. Теперь он не мог думать ни о чем другом. По собственному печальному опыту он знал, какой не должна быть его идеальная спутница. Наверняка не такой, как Ширли, его бывшая жена, не способная простить человеческую слабость, примириться с трагедией. Будет ли его идеальная женщина смесью его прежних подруг, созданной в его подсознании комбинацией? Сочетанием черт актрис, которыми он больше всего восхищался, — с изящными формами Мирны Лой и красивым личиком Клодетт Кольбер?
Он остановился у входа в бар, оглядываясь по сторонам. За столиками, оживленно разговаривая, располагались компании из двух-трех человек. Остальные одиноко сидели возле стойки…
Она была там. По крайней мере, ему показалось, что это должна быть она, поскольку к ее платью была приколота точно такая же брошка. Женщина посмотрела прямо на него, встала и с улыбкой пошла ему навстречу.
И все же это не могла быть она, ибо выглядела незнакомка совершенно иначе, чем он ожидал. Высокая и черноволосая, она ничем не напоминала изящную хрупкую шатенку в стиле Мирны Лой. Лет тридцать с небольшим, шаловливый блеск в карих глазах. Лэш не помнил, чтобы когда-либо договаривался о свидании с женщиной на голову выше его.
— Кристофер? — спросила она, пожимая ему руку и кивая в сторону его брошки. — Узнаю бижутерию.
— Да, — ответил он. — А вы Диана.
— Диана Миррен.
Голос ее тоже оказался необычным — певучее контральто с явным южным акцентом.
— Зайдем? — спросил он.
Диана забросила сумочку на плечо, и они вместе подошли к администратору.
— Лэш и Миррен, на восемь часов, — сказал Лэш.
Женщина за столиком заглянула в большую книгу.
— Да, на террасе. Сюда, пожалуйста.
Лэш выбрал террасу, поскольку она казалась ему наиболее интимной, с резным потолком и высокими окнами, выходящими в небольшой сад. Официант усадил их за столик, наполнил стаканы водой и положил перед ними два меню, после чего, поклонившись, удалился.
Какое-то время оба молчали. Лэш посмотрел на женщину и заметил, что она тоже разглядывает его. Неожиданно Диана рассмеялась.
— Что такое? — спросил он.
Тряхнув головой, она потянулась к стакану с водой.
— Сама не знаю. Вы… вы не такой, как я ожидала.
— Наверное, старше, более худощавый и бледный.
Она снова улыбнулась и чуть покраснела.
— Извините, — сказал он.
— Что ж, нам говорили, чтобы мы не настраивались заранее.
Лэш, которому никто ничего не говорил, лишь кивнул. Появился сомелье с висящей на шее маленькой серебряной чашечкой.
— Что-нибудь из вина, сэр?
Лэш взглянул на Диану, которая энергично кивнула.
— Заказывайте вы. Обожаю французские вина, но практически ничего не знаю о них.
— Бордо пойдет?
— Naturellement.[19]
Лэш взял винную карту.
— Пожалуйста, «Пишон-Лонгвиль».
— «Пишон-Лонгвиль»? — спросила Диана, когда сомелье отошел. — Второе по качеству из Пойяка? Оно должно быть фантастическим.
— Второе?
— Ну, знаете, все достоинства «Премьер-крю» при разумной цене.
Лэш положил карту.
— Я думал, вы не разбираетесь в винах.
Диана снова отпила воды.
— Что ж, я действительно не знаю столько, сколько следовало бы.
— То есть?
— В прошлом году я ездила на полуторамесячную экскурсию по Франции. Мы провели целую неделю в краю вин.
Лэш присвистнул.
— Вот только мне стыдно признаться, что осталось у меня в памяти, а что нет. Например, я помню, что Шато-Бейшевель — самый красивый из замков. Но спросите меня о лучших годах урожая, и я ничего не смогу сказать.
— Пожалуй, вам стоит провести за этим столом официальную дегустацию.
— Ничего не имею против, — снова рассмеялась Диана.
Обычно Лэш не любил людей, которые смеялись часто. Нередко это служило заменой знаков препинания или чего-то, что можно было лучше выразить словами. Впрочем, смех Дианы оказался заразителен, и Лэш поймал себя на том, что тоже улыбается, когда слышит его.
Когда вернулся сомелье с бутылкой, Лэш перепоручил его Диане. Бросив взгляд на этикетку, она с притворной серьезностью повертела бокал в руке и поднесла его ко рту. Пришел официант и перечислил длинный список вечерних фирменных блюд. Сомелье разлил вино и удалился. Диана подняла свой бокал и посмотрела на Лэша.
— За что выпьем? — спросил он.
«Наверняка она скажет: „За нас“, — подумал он. — Обычно всегда так говорят».
— Может, за трансвеститов? — как ни в чем не бывало ответила Диана.
Лэш едва не выронил бокал.
— А?
— Хотите сказать, что не заглядывали туда?
— Куда?
— В фонтан. Ну, знаете, та античная скульптура перед зданием «Эдема», в окружении птиц и ангелов? Когда я в первый раз увидела ее, она показалась мне самым странным созданием на свете. Я не смогла бы определить, мужчина это или женщина.
Лэш молча покачал головой.
— Что ж, хорошо, что хоть один из нас посмотрел. Это Тирезий.
— Кто?
— Персонаж из греческой мифологии. Видите ли, Тирезий был мужчиной, который стал женщиной. А потом снова мужчиной.
— Что? Почему?
— Почему? Не спрашивайте. Это было в Фивах. Тогда всякое бывало. В общем, Зевс и Гера спорили, кто получает больше радости от секса — мужчины или женщины. Поскольку Тирезий был единственным, кто познал и то и другое, его позвали, чтобы он рассудил их.
— Продолжайте.
— Гере не понравилось то, что он сказал. Она ослепила его.
— Вполне типично.
— Зевсу стало совестно, и он наделил его даром ясновидения.
— Весьма мило с его стороны. Но вы кое-что пропустили.
— Что?
— Что именно сказал Тирезий такого, что так прогневало Геру.
— Он сказал, что женщины получают больше радости от секса, чем мужчины.
— В самом деле?
— В самом деле. В девять раз больше.
«Вернемся к этому позже», — подумал Лэш, поднимая бокал.
— Почему бы нам не выпить за гермафродитов?
Диана немного подумала.
— Вы правы. Значит, за гермафродитов.
Они чокнулись. Лэш глотнул вина и счел его превосходным. Он решил: хорошо, что Диана не выглядит как Клодетт Кольбер. Подобное внушало ему страх.
— Где вы набрались таких знаний? — спросил он.
— Собственно, я всегда об этом знала.
— Дайте догадаюсь. Вычитали «Мифологию» Балфинча во время экскурсии по Франции.
— Неплохая попытка, но мимо. Можно сказать, что это часть моей работы.
— Вот как? А кем вы работаете?
— Преподаю английскую литературу в Колумбийском университете.
Лэш кивнул. Это произвело на него впечатление.
— Прекрасное учебное заведение.
— Я обычный преподаватель, но с видами на повышение.
— Какая ваша специальность?
— Пожалуй, романтизм. Лирическая поэзия.
Лэш ощутил странную дрожь, словно что-то внутри его внезапно нашло свое место. В колледже он любил романтическую поэзию, но психология и требования учебы отодвинули эти интересы на задний план.
— Очень интересно. Так уж вышло, что в последнее время я читал Басё. Конечно, это не романтик в точном смысле этого слова.
— Ну, по-своему — более чем. Величайший поэт японских хайку.
— Об этом я не знал. Но его стихи запомнились мне.
— С хайку всегда так. Они затягивают — сначала кажутся такими простыми, а потом атакуют тебя со всех сторон.
Лэш вспомнил Льюиса Торпа. Он сделал еще глоток вина и процитировал:
О, благодать!
Сквозь нежную зелень, первую зелень —
Солнечный свет.[20]
При этих словах улыбка на ее губах погасла, лицо приобрело сосредоточенное выражение.
