Мартин Смит - Красная площадь
Она сказала несколько слов — и будто раздула тлеющие угли. Мужчина моментально еще более оживился, принялся размахивать руками, словно топором.
Стас наклонился к пульту и включил звук.
— Именно это я и имел в виду! — воскликнул гость радиостанции. Разведывательные службы постоянно работают над психологическими характеристиками национальных лидеров. Еще важнее понять психологию самого народа. Это всегда было предметом исследования психологии.
— Можете проиллюстрировать примером? — спросила Ирина.
— Охотно! Отцом русской психологии был Павлов. Он больше известен своими опытами в области условных рефлексов, особенно работой с собаками, приучая их связывать прием пищи со звуком колокольчика, так что со временем при этом звуке у них начинала выделяться слюна.
— Какое отношение имеют собаки к национальной психологии?
— А вот какое. Павлов сообщал, что он был не в состоянии приучить отдельных собак выделять слюну при звуке колокольчика, то есть они не поддавались никакой дрессировке. Он называл это явление атавизмом. Собаки как бы вернулись назад к своим предкам — волкам. В лаборатории от них не было никакой пользы.
— Пока что вы все еще говорите о собаках.
— Терпение. Затем Павлов пошел дальше. Он назвал эту атавистическую особенность «рефлексом свободы». Он утверждал, что в человеческой среде, хотя и в разной степени, но существует, как и у собак, «рефлекс свободы». В западных обществах этот рефлекс выражен ярко. В российском же обществе, говорил он, преобладает «рефлекс повиновения». Это было не моральное осуждение, а всего лишь научное наблюдение. Можете себе представить, какой полноты достиг «комплекс повиновения» после Октябрьской революции и семидесяти с лишним лет социализма. Так что я просто хочу заметить, что наши надежды на более или менее подлинную демократию должны быть реалистичными.
— Что вы понимаете под «реалистичными»?
— Незначительными, — ответил он, словно испытывая глубокое удовлетворение от кончины грешника.
Тут вмешался инженер из аппаратной:
— Ирина, когда профессор приближается к микрофону, образуется обратная связь. Я хочу прослушать пленку. Отдохните.
Аркадий ожидал, что вновь услышит этот разговор, но инженер слушал через наушники, а из студии тем временем продолжал поступать звук.
Ирина открыла сумочку, чтобы достать сигарету, — профессор чуть ли не подпрыгнул с зажигалкой в руке. Когда она меняла позу, встряхивая волосами, в ушах поблескивали сережки. Аркадий не предполагал, что она и на радиостанции будет носить такую элегантную голубую кашемировую шаль. Когда Ирина глазами поблагодарила гостя, он, казалось, готов был остаться в них навсегда.
— Не считаете ли вы, что это несколько грубо сравнивать русских с собаками? — спросила она.
Профессор скрестил руки, все еще купаясь в самодовольстве.
— Нет. Рассудите логично. Те, кто не подчинился, давно либо убиты, либо уехали.
Аркадий увидел, как в ее глазах вспыхнул огонек презрения. Но он, возможно, ошибся, потому что Ирина миролюбиво перевела разговор на менее значительные темы.
— Понимаю, что вы хотите сказать, — заметила она. — Теперь из Москвы уезжают люди иного рода.
— Вот именно! Сегодня приезжают оставленные там родственники. Это отставшие, а не идущие впереди. И это не моральное осуждение, а всего лишь объективный анализ.
— Не только родственники, — сказала Ирина.
— Разумеется, нет. Кругом как грибы появляются бывшие коллеги, которых я не видел лет двадцать.
— Друзья.
— Друзья? — эта категория не входила в круг его представлений.
Собравшийся в потоке света дым образовал вокруг Ирины светящийся нимб. Контрастные черты ее лица притягивали внимание. Лицо, словно маска, и на нем — полные губы и большие глаза. Коротко подстриженные темные волосы слегка касались плеч. Весь ее облик излучал холодный блеск.
— Может оказаться неловко, — заметила Ирина. — Это вполне порядочные люди, и им так важно увидеть вас.
Профессор, сгорбившись, наклонился вперед, изо всех сил стараясь изобразить сочувствие.
— Они знают только вас.
Ирина продолжала:
— Не хочется их обижать, но их надежды — несбыточные фантазии.
— Они жили в нереальном мире.
— Они думали о нас каждый день, но факт остается фактом: утекло слишком много времени. А мы о них годами не вспоминали.
— У вас была другая жизнь, вы жили в другом мире.
— Они хотят поднять то, что мы уже давно забросили, — сказала Ирина.
— Они вас задушат.
— Они хотят добра.
— Они хотят жить, как вы.
— Кому теперь знать, что мы оставили позади, — вздохнула Ирина. — Что было, то сгинуло.
— Надо сочувствовать, но быть твердой.
— Все равно что встретить привидение с того света.
— Страшно?
— Скорее жалко, чем страшно, — ответила Ирина. — Приходится удивляться, зачем они приезжают после всего, что было.
— Если они слушают вас по радио, могу представить их иллюзии.
— Нельзя же быть жестокой.
— К вам это не относится, — заверил ее профессор.
— Мне порой кажется, что они были бы более счастливы, если бы остались в Москве со своими мечтами.
— Ирина, — вмешался звукооператор, — давай заново запишем последние две минуты. Напомни, пожалуйста, профессору, чтобы он не очень приближался к микрофону.
Профессор сощурился, стараясь разглядеть аппаратную.
— Понял, — сказал он.
Ирина погасила о пепельницу свою сигарету. Сделала глоток. Длинные пальцы на серебристом стакане. Красные губы, белые зубы. Великолепная.
Интервью возобновилось с Павлова.
Сгорая от стыда, Аркадий как можно глубже забрался в самый темный угол. Если бы тень была водою, то он утопился бы в ней не задумываясь.
19
Телефон в будке зазвонил ровно в пять.
— Федоров слушает, — ответил Аркадий.
— Говорит Шиллер из банка «Бауэрн-Франкония». Мы с вами разговаривали утром. У вас были вопросы о фирме «ТрансКом сервисиз».
— Благодарю за звонок.
— В Мюнхене нет «ТрансКома». Ни одному местному банку эта фирма не известна. Я связывался с некоторыми государственными учреждениями. Фирма «ТрансКом» в Баварии не зарегистрирована.
— По всему видно, что вы все тщательно проверили, — сказал Аркадий.
— Думаю, что сделал за вас всю работу.
— А как насчет Бориса Бенца?
— Господин Федоров, у нас свободная страна. Вести расследование в отношении частного лица — дело непростое.
— Он не служит в «Бауэрн-Франконии»?
— Нет.
— А нет ли у вас его банковского счета?
— Нет, но если бы и был, существует тайна вкладов.
— Зарегистрирован ли он в полиции? — спросил Аркадий.
— Я сказал вам все, что мог.
— Тот, кто ложно утверждает о связи с банком, возможно, делал это не раз. Это может быть профессиональный преступник.
— Даже в Германии есть профессиональные преступники. Я не имею никакого представления, является ли таковым Бенц. Вы мне сами говорили, что, возможно, не совсем правильно поняли, что он вам сказал.
— Но теперь банк «Бауэрн-Франкония» фигурирует в отчетах консульства, — возразил Аркадий.
— Уберите его.
— Это не так просто. Контракт очень крупный. Наверняка потребуется выяснение.
— Похоже, это ваша проблема.
— По всей вероятности, Бенц предъявлял документы «Бауэрн-Франконии», содержащие финансовые обязательства банка. Он забрал бумаги с собой, но Москва будет интересоваться, почему банк теперь выходит из дела.
Голос на другом конце как можно отчетливее произнес:
— Никакого обязательства не было.
— Москва спросит, почему «Бауэрн-Франкония» больше не интересуется Бенцем. Если преступник недобросовестно впутывает в это дело банк, то почему банк не проявляет должного желания помочь разыскать его? — спросил Аркадий.
— Мы помогли всем, чем могли, — слова Шиллера звучали бы более убедительно, если бы не было его письма, адресованного Бенцу.
— В таком случае, вы не будете возражать, если мы пришлем к вам своего человека.
— Пожалуйста, присылайте. Чтобы покончить с этим делом.
— Его зовут Ренко.
Третий этаж советского консульства был полон женщин в искусно вышитых блузках и в широких юбках, украшенных яркими лентами, так что казалось, что по коридору беспорядочно катались пасхальные яйца. Если добавить, что у каждой в руках было по букету роз, то нетрудно себе представить, сколько усилий и извинений требовалось для того, чтобы преодолеть коридор.
Письменный стол Федорова стоял в окружении ведер с водой. Он оторвал голову от груды виз и прорычал, давая понять, что уже исчерпал свою дневную квоту дипломатии:
