Томас Харрис - Ганнибал
Перед лицом Пацци блеснуло лезвие «гарпии», разрезая холст и одежду. Следующий удар ножа разрубил привязывающие его к тележке веревки. Ударившись о заграждение, он замахал руками, но не взлетел, как надеялся, а рухнул вниз. Земля приближалась со страшной скоростью. Рот был свободен, и он мог кричать сколько угодно. Оранжевый провод скользил по полу. За ним катился полотер. Ударившись о заграждение, полотер остановился. Лицо Пацци рывком задралось кверху, шейные позвонки не выдержали рывка, а внутренности вывалились через задний проход.
Пацци и довесок из его потрохов вращаясь раскачивались у стены. Тело дергалось в посмертных судорогах. На залитой праздничным светом стене палаццо Веккьо танцевала огромная тень удавленника. Кишки болтались по более короткой амплитуде, а член, выскочив через прорезь трусов, напрягся в последней посмертной эрекции.
Карло выскочил из тени Лоджии и помчался к главному входу в палаццо, расшвыривая на бегу туристов. Рядом с ним несся Маттео.
Двое туристов смотрели на палаццо через видоискатели видеокамер.
— Это какой-то фокус, — сказал кто-то в толпе по-английски.
— Маттео, прикрой заднюю дверь. Если он выйдет оттуда, убей его и отрежь то, что надо, — бросил Карло, открывая на бегу сотовый телефон.
И вот он уже в палаццо. Лестница. Первый этаж. Второй.
Огромные двери в Салон лилий стояли нараспашку. Вбежав в салон, Карло направил пистолет на фигуру у стены. Поняв, что это всего лишь проекция, он бросил взгляд на балкон и уже через несколько секунд обыскал кабинет Макиавелли.
Соединившись по мобильному телефону с Пьеро и Томмазо, он приказал:
— Отправляйтесь к его дому. Прикройте спереди и сзади. Убейте, как только появится, и отрежьте то, что надо. И тут же набрал другой номер.
— Маттео?
Когда пискнул спрятанный во внутреннем кармане куртки телефон, Маттео, еще тяжело дыша, стоял у накрепко запертых задних дверей палаццо. Он уже успел обежать взглядом крышу, ряд темных окон и подергать дверь. Одну руку Сардинец все время держал под полой куртки на рукоятке засунутого за пояс пистолета.
— Слушаю! — открыв телефон, бросил Маттео.
— Что там у тебя?
— Дверь заперта.
— Как крыша?
Маттео снова поднял взгляд, но сделал это слишком поздно для того, чтобы успеть увидеть, как над его головой на окне распахнулись ставни.
Карло, услышав в трубке шорох и сдавленный крик, ринулся через три ступеньки вниз по лестнице. Он упал на площадке, поднялся и снова помчался вниз. Миновав охранника, стоявшего теперь у дверей на улице, пробежав между огромными, обрамляющими двери белыми скульптурами, Карло понесся к задней двери дворца, затоптав на бегу какую-то парочку. Перед ним поперек узкой улицы наперерез движущемуся мотороллеру бежала завернутая в саван фигура. Мотороллер сбил белую фигуру, но она поднялась с каменной мостовой и, не разбирая пути, побежала дальше. Бегущее существо врезалось в витрину. Раздался звон разбитого стекла. На сей раз бегущий удержался на ногах. Он развернулся и с воплем «Карло! Карло!» бросился в обратном направлении. На покрывающем его распоротом спереди белом холсте расплывались темные пятна. Карло подхватил Маттео на руки, осторожно уложил на мостовую и разрезал пластиковую ленту, удерживающую саван на голове и шее брата. Сардинец развернул покрывало и увидел, что у Маттео разрезаны лицо и грудь и вспорот живот. Рана на груди была настолько глубокой, что через нее при вдохе со свистом засасывался воздух. Карло, оставив Маттео в одиночестве, подбежал к углу улицы посмотрел в обе стороны и тут же вернулся к лежащему брату.
Доктор Ганнибал Лектер привел в порядок одежду и спокойно двинулся к закусочной на пьяцца де Джудичи. С пьяцца Синьориа уже были слышны звуки полицейских сирен и виднелись цветные всполохи проблесковых маячков. У тротуара напротив закусочной ждали своих хозяев мотороллеры и мотоциклы.
Доктор Лектер подошел к затянутому в кожу юнцу, готовому запустить двигатель мощного «Дукати».
— Я просто в отчаянии, молодой человек, — с жалобной улыбкой произнес доктор. — Если через десять минут я не буду на пьяцца Беллогуарда, жена меня убьет. — Он извлек из кармана банкноту достоинством в пятьдесят тысяч лир и продолжил:
— Вот в такую сумму я оценил свою жизнь.
— И вы хотите, чтобы я вас туда подбросил? Больше ничего? — уточнил юнец.
— Подбросить, и ничего больше, — ответил доктор Лектер, поднимая руки.
Мощный мотоцикл мчался, ловко лавируя на забитой машинами виа Лунгарно. Доктор Лектер сидел на заднем сиденье, обхватив руками юного водителя. Укрывавший его лицо и голову запасной мотоциклетный шлем пропах лаком для волос и недорогими духами. Водитель знал свое дело. С виа де Серральи он свернул к пьяцца Тассо и, проехав затем по виа Виллани, нырнул в какую-то щель рядом с церковью Сан-Франческо ди Паола. Эта узкая улочка, оказывается, выходила на извилистую дорогу, ведущую прямо к Беллогуарда — прекрасному жилому району на холмах, чуть к югу от города. Рев мощного двигателя «Дукати» отражался от каменных, тянущихся вдоль дороги стен. Доктор Лектер, привыкнув к запаху лака и дешевых духов, наслаждался быстрой ездой. Особенно ему нравились те мгновения, когда мотоцикл, наклоняясь, вписывался в очередной виток серпантина. Он попросил молодого человека высадить его у въезда на пьяцца Беллогуарда вблизи дома графа Монтото, в котором когда-то жил Натаниел Хоторн[33]. Мотоциклист сунул свой гонорар в нагрудный карман косухи, и хвостовой огонь его машины скоро исчез за поворотом.
Возбужденный быстрой ездой, доктор Лектер прошел сорок метров до своего черного «ягуара», извлек спрятанные за бампером ключи и завел мотор. На тыльной стороне его правой руки была небольшая ссадина. Он получил ее, когда срывал холст со стены и прыгал из окна второго этажа палаццо на голову Маттео. Доктор смазал ранку итальянской антибактериальной мазью «Чикатрин» и сразу почувствовал себя лучше.
Пока мотор разогревался, доктор Лектер решал, какую музыку он хотел бы сейчас послушать. Перебрав несколько пленок, он остановил свой выбор на Скарлатти.
Глава 37
Турбовинтовой санитарный самолет, взмыв над черепичными крышами, взял курс на юго-запад в направлении Сардинии. Над крылом машины появилась верхняя часть знаменитой Падающей башни. Это произошло потому, что пилот заложил вираж более крутой, чем тот, который он сделал бы, если бы на борту находился живой пациент.
На носилках, предназначавшихся доктору Ганнибалу Лектеру, холодело тело Маттео Деограчиаса. Рядом с носилками сидел старший брат покойного Карло. Кровь, пропитавшая его одежду, запеклась, и ткань стала больше походить на фанеру.
Карло Деограчиас, велев фельдшеру нацепить наушники и включить музыку, позвонил по сотовому телефону в Лас-Вегас, откуда слепая шифровальная машина отправила его сообщение дальше на побережье Мэриленда…
Для Мейсона Вергера день ничем не отличался от ночи. Он спал. Даже подсветка аквариума была выключена. Голова Мейсона лежала на подушке боком, и его единственный глаз был широко открыт, совсем как глаз гигантского угря, который, впрочем, тоже спал. Тишину помещения нарушали лишь шипение аппарата искусственного дыхания да негромкое побулькивание аэратора в аквариуме.
Но вдруг эти привычные шумы заглушил другой звук, тоже тихий, но весьма настойчивый. Это был сигнал телефона, которым мог пользоваться только он. Похожая на бледного краба рука поползла на скрюченных пальцах к кнопке телефона. Динамик аппарата находился под подушкой, а микрофон был укреплен рядом с тем, что осталось от его лица.
Вначале Мейсон услышал шум авиационного двигателя и на его фоне — уже успевшую надоесть мелодию позывных.
— Слушаю. Говорите.
— Кровавая баня.
— Расскажите.
— Брат Маттео умер. Моя рука сейчас лежит на его теле. Пацци тоже мертв. Доктор Фелл убил их и скрылся. Мейсон на некоторое время лишился дара речи.
— За Маттео вы должны двести тысяч долларов, — сказал Карло. — Его семье. — Сардинцы, заключая договор, всегда предусматривали получение вознаграждения в случае смерти.
— Понимаю.
— Из-за Пацци они начнут копать так, что дерьмо полетит во все стороны.
— Надо, чтобы все узнали о том, что он испачкался, — ответил Мейсон. — Они воспримут все легче, если узнают, что он в этом деле не чист. Он успел замараться?
— Знаю лишь то, что случилось в последний день. А что, если, начав с Пацци, они докопаются до вас?
— Об этом я позабочусь.
— Однако я должен позаботиться и о себе, — сказал Карло. — Это уже слишком. Главный следователь Квестуры убит. Мне от этого не отмыться.
— Но вы ведь ничего не сделали, не так ли?
— Не сделали. Но если Квестура приплетет мое имя к этому делу… Твою мать! Они же станут следить за мной до конца дней. Мне же не видать ни одного контракта. На улице я даже пернуть не смогу. Как быть с Оресте? Ему известно, кого предстояло снимать?
