Монс Каллентофт - Осенний призрак
— Ни малейшего понятия. Как я уже сказал, я почти не знал Петерссона. Было уже поздно и холодно. Вероятно, ему хотелось домой.
— Вы знали брата и сестру Фогельшё? — спрашивает Вальдемар.
Хозяин квартиры качает головой.
— Нет же. Они слишком много о себе думали. Я учился в параллельном классе с Фредриком Фогельшё, который организовал вечеринку. Время от времени он приглашал на такие праздники публику вроде меня, но только когда надо было кем-то заполнить зал.
Юхан кивает.
— А Йерри Петерссон дружил с кем-нибудь из Фогельшё?
— Нет. Я так не думаю. Может, в каком-то смысле он и значил для них больше, чем я, но, в сущности, оставался обыкновенным парнем из рабочей семьи, который лишь иногда удостаивался их милости.
— Вы с Йерри были друзьями?
— Нет, как я уже сказал.
— А остальные, кто сидел в машине? Они дружили с Йерри?
— Андреас Экстрём принадлежал его компании. А Ясмин Сандстен была, кажется, влюблена в Йерри и поэтому хотела уехать с ним. Девушкам он нравился, насколько я помню.
— То есть вы считаете, что Ясмин Сандстен была влюблена в Йерри Петерссона? — переспрашивает Юхан.
— Не знаю. Но девушки за ним бегали, такой уж он был.
— «Его компании», вы сказали?
— Да, его всегда окружали многочисленные друзья, — отвечает Юнас, вытирая губы ладонью.
«Странно, — замечает про себя Вальдемар. — Мы не нашли ни одного человека, заявившего, что он считает себя другом Петерссона».
— Но ведь Андреас Экстрём не был другом Фогельшё?
— Нет, я думаю. Это была компания богатых юнцов, они никого не принимали туда, разве если была нужна массовка.
— Можете рассказать о том вечере?
Вальдемар старается говорить дружелюбно, доверительно, и Якобссон удивляется тому, что это у него действительно получается.
Юнас Карлссон прокашливается и на некоторое время задумывается, словно пытаясь сосредоточиться, прежде чем начать.
— Как я уже сказал, Фредрик Фогельшё устраивал новогоднюю вечеринку. Он пригласил и меня. Я попросил у отца машину, дав ему слово не пить. После двенадцати мне захотелось домой. На таких праздниках невозможно веселиться, не напившись.
— Безусловно, — соглашается Вальдемар.
— И как только я собрался уезжать, ко мне подошел Йерри Петерссон с Ясмин Сандстен и Андреасом Экстрёмом. Андреас и девушка сели сзади, а Йерри занял переднее пассажирское место, ну а потом случилось то, что случилось. Я ничего не нарушал, тем не менее мы забуксовали. Было темно, шел снег, машина соскользнула с дороги в поле и несколько раз повернулась вокруг своей оси. Мы, кто был спереди, пристегнулись ремнями безопасности, в отличие от тех, кто сидел сзади. И их бросало из стороны в сторону, как в центрифуге, пока не выбросило через заднюю дверь. Андреас так ударился головой, что умер на месте. Ясмин… она больше не человек.
— А они пили?
— Мы возвращались с новогодней вечеринки.
— А на вечеринке ничего особенного не происходило?
Юнас Карлссон качает головой.
— Вы часто думаете об аварии?
Полицейский медленно проговаривает эту фразу, наблюдая, как мускулы на лице Карлссона напрягаются, как у него расширяются зрачки.
— Нет. Я оставил это в прошлом. Это был несчастный случай. Меня никто ни в чем не винит. Хотя, конечно, иногда я вспоминаю Андреаса и Ясмин.
— Вы дружили с кем-нибудь из них?
— Нет, я почти не знал их. Иногда мы встречались на праздниках, болтали на переменах.
— И все эти годы вы не общались с Петерссоном? — спрашивает Вальдемар.
— Да нет, никогда. Ни разу не встречались. Но у него как будто все всегда было в порядке…
Вальдемар трет ладонями колени и нервно перебирает пальцами.
— Ничего, если я закурю?
Юнас кивает.
— Угостите?
— Могу я спросить, где вы работаете?
— Медбратом в больнице. На рентгене.
— И никогда не были женаты? Детей нет?
— Нет же, это не для меня.
Комната наполняется удушающим дымом, и Якобссон подавляет приступ кашля, прежде чем задать следующий вопрос.
— Так, значит, вы не испытываете чувства вины?
Сначала Юнас выглядит удивленным, но как будто быстро приходит в себя.
— Иногда.
— А как вели себя их родители? Они обвиняли вас?
— Я думаю, все поняли, что это был несчастный случай. Не знаю, родители Андреаса, похоже, справились с горем и никого не обвиняют. Такое чувство возникло у меня еще на похоронах.
— А Йерри был на похоронах? — спрашивает Юхан.
— Нет.
— А Фредрик Фогельшё?
— Нет, вы шутите?
— А что с родителями Ясмин?
— Она превратилась в растение, — отвечает Карлссон. — Я слышал, ее папа тяжело переживал. Конечно, они развелись.
Якобссон молчит. Он смотрит в окно и размышляет об отце, потерявшем таким образом дочь на новогодней вечеринке. Вспоминает свою собственную дочь в таунхаусе в Линдхеме. В легком белом платье.
Он думает о девушке, ставшей беспомощным растением в новогоднюю ночь на заснеженном поле. Девушке, которая не перестала дышать, но обречена страдать до самой смерти. Откуда же берутся силы для такой жизни?
Харри Мартинссон закрывает ладонями лицо, пытаясь отгородиться от шума в полицейском участке. Когда он хочет сосредоточиться на своих мыслях, весь этот гул сводит его с ума.
Малин на Тенерифе. Должно быть, уже приземлилась. Встретится ли она со своими родителями? Кто знает.
Харри только что разговаривал по телефону с Акселем и Катариной Фогельшё об аварии. Еще раньше Свен Шёман допросил Фредрика Фогельшё в присутствии его адвоката. Все Фогельшё единодушно утверждают, что плохо помнят ту новогоднюю вечеринку. Что ни когда Йерри Петерссон объявился в качестве покупателя замка, ни когда его нашли убитым, никому из них и в голову не пришло связать его имя с тем единственным выжившим в той автокатастрофе пассажиром.
— В машине сидели люди, далекие от нашего круга, — так выразился Аксель Фогельшё по телефону. — Дети иногда приглашали таких для заполнения салонов, так сказать.
Конечно, они все помнят.
«Я забыла, что было на том празднике. В памяти все стерлось», — говорила Катарина Фогельшё.
«Здесь что-то не так, — думает Харри. — Я чувствую, что за всем этим кроется что-то очень для нас важное. Но что?»
Здесь слишком много всего и слишком мало.
Скугсо.
И там, и тут этот замок и эти земли.
В тот предновогодний вечер автомобиль соскользнул с дороги и двое молодых людей стали жертвами несчастного случая. А одного из выживших в аварии нашли много лет спустя убитым в замковом рву на тех же землях.
«В памяти все стерлось».
«Ложь, — думает Харри. — Ничто так не пробуждает память, как смерть».
34
Юнас Карлссон, вечер накануне нового, 1964 года
Я пробираюсь к ней по сугробам. Скорее всего, она мертва, она не шевелится. И я должен пробудить ее к жизни, вдохнуть воздух в ее легкие. Кровь хлещет из ее ушей. А у меня в голове до сих пор эхом отдается сегодняшний праздник, и я ничего не слышу. Но я вижу, как мигают автомобильные фары, как Йерри движется в их неестественном свете, словно в замедленном кино. Будто черно-белые кадры, мерцая, сменяют друг друга. А вокруг мороз, тишина и непроглядная темень. Я знаю, что все это останется со мной на всю жизнь.
Ясмин, кажется, так тебя звали?
Андреас? Где он? Йерри стоит рядом со мной. Он что-то кричит, но я его не понимаю. Я хочу знать, что ему от меня нужно, я докажу, что достоин его. Ведь больше всего на свете я мечтаю о его дружбе.
Я держу твою голову в своих руках, Ясмин, а снег вокруг окрашен грязно-серой кровью. Эта ночь не имеет ни собственных звуков, ни запахов. И даже кровь не может быть красной.
Что же кричит Йерри? Что он кричит?
Он чего-то хочет. Теперь я припоминаю, как он говорил что-то, как машина поехала медленнее, потом еще медленнее, а потом все вокруг закружилось быстрей и быстрей, и мир разлетелся на тысячи звенящих осколков. Как потом все стихло, меня бросало туда-сюда, и я смотрел на руль, на Йерри и остальных. Наконец я упал и потом пополз.
Мне показалось, над телом Андреаса кто-то стоял. Какое-то испуганное, бесцветное существо.
Ясмин в моих руках. И она дышит. Откуда я это знаю? «Она дышит! Она дышит!» — кричит Йерри рядом со мной. Звуки медленно распространяются в воздухе, словно пух или снежные хлопья. Он кричит и смотрит на меня своими твердыми синими глазами. Он чего-то от меня хочет, ему что-то от меня нужно.
В том смысле, в каком мне уже никогда ничего не будет нужно.
Сейчас я опять могу пролететь над тем полем. Оно лежит, тихое и блеклое в струях дождя и клочьях тумана, такого холодного, что даже полевки не показываются из своих нор.
