Константин Образцов - Молот ведьм
– Пока не будем развязывать, – рассудительно сказала она.
– Теперь я! – Лера сунула руку в сундучок и вытащила маленькую куколку. Она была тряпичная, набивная, в белом платье из хрусткого материала, такого жесткого, что юбка неподвижно торчала в обе стороны от широко раздвинутых грязно-розовых ног, тонких, как лапки паучка-сенокосца. Волосы были темными и тоже жесткими, как будто кукла перестаралась с лаком для укладки, а на бледном личике выделялись нарисованные кисточкой черные большие глаза. В разведенных в сторону руках кукла держала веревку, и девочки решили, что это скакалка. Потом на свет появились голубая стеклянная бусина, большая и яркая, как будто светящаяся изнутри; огарок черной свечи, твердый и гладкий, как кусок дегтярного мыла; большие ножницы с такими широкими кольцами на рукоятках, что туда свободно влезали четыре девчоночьих пальчика, и маленький стальной колокольчик, который не звенел, а тихо позвякивал.
– Ой, какой страшный! – Лера вытащила потрепанную игральную карту и показала подруге. На карте был нарисован клоун в костюме из лоскутных ярких квадратов и в колпаке с бубенцами, только клоун совсем не веселый: горбоносый, тощий, бровастый, тонкогубый, с недобрыми маленькими глазками. Казалось, что если этот клоун и шутит, то только очень зло: например, привязывает консервные банки к кошачьим хвостам или толкает малышей так, чтобы они шлепнулись в лужу. А может, что и похуже.
– А теперь я! – сказала Вика и вытянула из сундучка совсем уж странный предмет. Лера подумала, что он похож на длинный деревянный пестик для ступки или толстую дубинку: гладкий, как будто отполированный частым прикосновением к мягкому, весь в каких-то продольных неровностях и покрытый темными бурыми пятнами. На одном конце этого предмета имелось округлое чуть раздвоенное утолщение, а к другому крепились перепутанные кожаные заскорузлые ремни с металлическими застежками и пряжками.
– Фу! – вскрикнула Вика, отбросила предмет в сторону, покраснела и захихикала. Лера посмотрела на нее недоуменно.
– Что это? – спросила она.
– Тебе еще рано знать, – важно ответила Вика, как будто не была на полгода младше подруги. – Давай лучше посмотрим, что там еще.
В сундучке обнаружился еще маленький черный кошелек из потрепанной кожи с замком «поцелуйчик», в котором лежал простой металлический крестик из мягкого металла, потертый и погнутый так, словно на него наступили, и кусочек мела; а кроме кошелька – пустая аптечная склянка, заткнутая резиновой пробкой, с кольцом черного сухого осадка на дне и на стенках, спичечный коробок с самолетиком на этикетке и крупной солью внутри и сморщенный, светло-серый, осклизлый предмет, похожий на рыбий пузырь. Наощупь он был, как ни странно, твердый, словно покрытый лаком. Последней была потертая записная книжка в обложке из черной клеенки, похожая на ту, которая лежала рядом с телефоном и куда мама Леры записывала разные номера, только толще. Все страницы книжки были покрыты мелкими неразборчивыми каракулями, где чернилами, где химическим карандашом, и какими-то странными рисунками. Лера пролистала книжку, и, хотя уже хорошо умела читать, не поняла ни слова.
– Абракадабра какая-то, – заключила она.
– Смотри, тут еще! – сказала Вика и потянулась на дно сундучка.
Там, среди мелкого сора, похожего на остатки сухих листьев и трав, лежала длинная стальная булавка с блестящим острием и крупной головкой в виде цветка, похожего на колокольчик; на цветке еще сохранились следы темно-синей или фиолетовой эмали.
– Какая красивая! – прошептала Вика. Булавка в ответ дружелюбно блеснула на солнце.
Лера задумчиво посмотрела на разложенные по земле предметы. Новообретенные сокровища показались ей похожими на страшноватых сороконожек, раньше времени выбравшихся из своих нор на свет дня.
– И что мы теперь будем делать? – спросила она.
Вика не ответила, завороженно разглядывая булавку.
– Давай уберем все это обратно, а сундучок спрячем, – предложила Лера, глядя на подругу.
Та кивнула.
– Да, – помолчав, согласилась она. – Я у себя спрячу. Только возьмем по одной вещи. Выбирай, ты что хочешь?
Лера подумала и взяла тряпочную куклу с печальными черными глазами.
– Вот, – сказала она. – У меня будет куколка.
Лера обеими руками подняла ее перед собой и чуть покачала из стороны в сторону.
– Я назову тебя Тамарой. Будем с тобой играть.
– Хорошо. А я возьму эту иголку, – ответила Вика и вдруг вскрикнула – Ай!
Лера тоже взвизгнула – за компанию. Вика уронила булавку и с болезненной гримаской показала ей грязный палец, из которого выступила рубиново-яркая капелька крови.
– Укололась, – сказала она, засунула палец в рот и поморщилась. – Все равно возьму ее себе.
Вика потянулась левой рукой и очень осторожно взяла булавку двумя пальцами.
– Покажу ее маме. Хотя нет. Не покажу.
…Павлик уже минут десять ходил по площадке, искоса посматривая на девочек, которые сидели под деревьями за скамейкой и что-то рассматривали. Ему было очень интересно, что они там делают, да и про то, как они сходили в пустой дом, тоже хотелось спросить. На самом деле Павлик был уверен, что они никуда не пошли: наверняка сделали круг за домом с другой стороны двора и вернулись, а теперь сидят и играют во что-то девчоночье. Тем более, нужно было подойти и спросить: интересно, что теперь ему скажет задавака Вика? Ведь не будет же она врать ему при Лере и рассказывать, что они были в доме и никаких призраков не видели. Пусть признается, что они так и не зашли туда, и Павлик тогда продолжит свою историю про привидения; он как раз придумал несколько новых страшных подробностей про то, как призраки-кровопийцы по ночам похищают детей из кроваток и относят в свой дом, чтобы съесть. Павлик поправил игрушечный пистолет, засунутый за резинку штанов, и небрежной походкой направился к девочкам.
Но оказалось, что подружки заняты совсем не какими-то глупыми играми в куклы: перед ними на земле стоял красивый сундучок, а Лера вертела в руках небольшую белую куклу. Павлика девочки не заметили. Он подошел поближе и спросил:
– Что это у вас?
Они разом посмотрели на мальчика. Карие глаза Леры будто потемнели еще больше и стали похожи на большие черные камни, а голубые Викины глазки были холодными и колючими, как острые ледышки.
– У меня куколка, – сказала Лера и подняла повыше куклу в белом топорщащемся платье.
– Ничего, – отрезала Вика.
– А откуда это? Вы что, ходили все-таки в дом? – спросил Павлик.
Лера открыла было рот, чтобы ответить, но Вика зыркнула на Павлика так зло, что он попятился, и раздельно сказала:
– Никуда мы не ходили. Понял?
Павлик растерянно посмотрел на Леру. Она опустила глаза и молчала. Вика сверлила мальчика злющими голубыми глазами.
– Я просто хотел узнать, что это… – неуверенно начал Павлик, и тут произошло что-то совсем странное.
Вика внезапно резко вскинула руку; между пальцев остро сверкнул тонкий металл. Она наставила булавку на Павлика и прошипела задушенным, яростным шепотом:
– Убирайся! И больше к нам не подходи!
Павлик повернулся и побежал.
Он бежал через двор, плача от обиды и страха, такого сильного, что маленькое сердце как будто стискивала злая рука. Глотая рыданья и слезы, он добежал до парадной, взлетел по лестнице и застучал кулачками по обитой клеенкой двери квартиры. Когда удивленный дедушка открыл внуку дверь, тот проскочил мимо, не снимая сандалей вбежал в свою комнату, забился в угол и плакал навзрыд до самого вечера.
С Лерой он больше ни разу не обмолвился ни единым словом. До середины июня, до самого отъезда на летнюю дачу, он только издали видел, как они с Викой гуляют во дворе, но ни разу не осмелился подойти. Этим летом записок он ей не писал. Зато стал плохо спать, часто просыпался от кошмаров, а несколько раз даже описался во сне. Родители было встревожились, но все прошло так же внезапно, как и началось. В августе, перед своим днем рождения, он с родителями переехал на новую квартиру, в другой район, а потом пошел в первый класс – не в ту школу, куда первого сентября отправились Вика и Лера.
Больше увидеть девочку, которой написал первое в жизни слово «ЛЮБЛЮ» и которую чуть не поцеловал на подлете к планете Венера, ему было не суждено.
Глава 164 апреля 20… года.
Ситуация осложнилась. Конечно, не настолько, как могла бы, прояви я чуть меньше самообладания и сообразительности. Но сегодня я впервые понял, что невозможно предусмотреть всего, и что даже самое тщательное и продуманное планирование действий не гарантирует меня от внезапного и страшного провала.
Впрочем, расскажу по порядку.
