Чеви Стивенс - Похищенная
Рука моя тряслась так, будто в ней был кусок льда, а не стаканчик теплого кофе.
Сейчас эта смятая листовка валяется в мусорном баке рядом с вашим офисом, но я до сих пор испытываю горячее желание вернуться и вытащить ее оттуда. Бог знает, что я собираюсь с ней сделать.
Теперь, когда первый шок после увиденной на улице фотографии уже улегся, я действительно хотела бы поговорить о том, что произошло, когда я наконец села и, как вы советовали, составила список всех людей в своей жизни. Да, фройляйн Фрейд, я на самом деле решила запустить на пробу одну из ваших идей. Блин, мне необходимо что-то делать, я не могу просто сидеть и тихо сходить с ума после этого взлома.
В голове у меня постоянно крутится одна и та же страшилка, какой-то самозапугивающий саундтрек примерно такого содержания: «Твоя машина стояла на подъездной аллее, так что взломщик должен был видеть, что вы с Эммой ушли. Сколько времени он следил за домом? Дни, недели, месяцы, а может и до сих пор? А что, если это не взломщик?»
Следующий час после этого я убеждаю себя, что я полная идиотка: копы правы, это просто случайность, какой-то тупой взломщик, распсиховавшийся, когда сработала сигнализация. Но потом шепот в голове возобновляется: «Кто-то и сейчас продолжает за тобой следить. Стоит тебе на секунду расслабиться, и он доберется до тебя. Ты не должна доверять никому».
Как я уже сказала, мне просто нужно что-то делать.
Начав с самых близких мне людей, — Люка, Кристины, мамы, Уэйна, каких-никаких родственников типа Тамары, ее брата Джейсона, тети Вэл и ее мужа Марка, — я оставила напротив каждого имени место для причин, по которым они могли бы желать мне зла, чувствуя себя при этом полной идиоткой, потому что, разумеется, вписать туда мне было нечего.
Далее я двинулась вниз по списку к другим людям, которых я могу чем-то злить, — бывшим клиентам, бывшим сотрудникам, бывшим бой-френдам. Против меня никогда не выдвигали исков через суд, и единственным риэлтором, кто мог бы иметь на меня зуб, был некий засекреченный агент по недвижимости, с которым мы конкурировали в борьбе за один и тот же проект как раз перед моим похищением. И хотя я разбила это неизвестное мне сердце, я никогда не делала ничего такого, за что мне можно было бы так отомстить по прошествии большого промежутка времени. Я выписала даже парочку бывших подружек Люка — одна из них вешалась на него, еще когда мы с ним только начали встречаться, но, черт побери, она уехала в Европу задолго до моего похищения. Я также внесла туда Выродка, а потом напротив его имени написала «мертв».
Я сидела за столом, тупо уставившись на нелепый список с пометками в правом столбике типа «получила заказ, который хотел получить кто-то другой», «продала чей-то дом недостаточно быстро», «не вернула кому-то CD», но когда пробовала представить себе кого-то из этих людей следящим за моим домом или взламывающим дверь, чтобы «добраться» до меня, то только качала головой, сокрушаясь бредовости этих мыслей.
Ну конечно, это был случайный взломщик, вероятно, какой-нибудь малолетний наркоман, который искал что-то, на что можно было купить следующую дозу, и он уже больше никогда сюда не придет, потому что знает, что у меня стоит сигнализация.
Блин, как бы глупо я себя ни чувствовала, составляя этот список, я все же рада, что сделала это. По крайней мере, в ту ночь я хотя бы спокойно спала в своей постели. И ко времени, когда в субботу после обеда Люк приехал ставить мне бухгалтерскую программу, я уже была готова к этому настолько, насколько это вообще возможно.
Стараясь одеться небрежно, но не неряшливо, я порылась в коробке с одеждой от Кристины и нашла там какие-то свободные бежевые штаны с большими накладными карманами и сиренево-голубую футболку. Какая-то часть меня порывалась снова нацепить тренировочный костюм для бега и опять перевернуть в доме все вверх дном, но когда я посмотрела на себя в зеркало, то уже не возражала против того, что там увидела.
Я так и не собралась сходить в парикмахерскую, так что просто вымыла волосы и зачесала их назад. Наконец-то я немного набрала в весе — никогда не думала, что это может быть хорошо! — и лицо мое немного округлилось.
Я колебалась, не сделать ли макияж, — мама принесла мне в больницу целый пакет всякой косметики, — но ни по цвету, ни по названию производителя мне там ничего не понравилось. Как бы там ни было, но, хотя у меня в ушах уже не звучали слова Выродка насчет того, что макияж — это исключительно для шлюх, я все равно не могла заставить себя привлекать столько внимания к собственному лицу. Я остановилась на увлажняющем лосьоне, светло-розовом бальзаме для губ и туши для ресниц. Возможно, я и не выглядела так хорошо, как раньше, но до этого было определенно хуже.
Зато Люк, когда я открыла ему дверь, выглядел просто потрясающе. Он, видимо, приехал прямо с работы, потому что на нем были черные парадные брюки и темно-оранжевая рубашка, которая так шла к его теплого оливкового цвета коже и карим глазам с янтарными прожилками.
Тут же подскочила Эмма и принялась вертеться у его ног. Я едва слышно ответила на его «Привет» и отступила в сторону, чтобы он мог войти. Мы в замешательстве стояли в прихожей. Он поднял руку, словно хотел коснуться меня или притянуть к себе, чтобы обнять, но потом опустил ее. И меня это не удивило, принимая во внимание мою реакцию последние два раза, когда он пытался дотронуться до меня.
Он нагнулся, чтобы погладить Эмму.
— Она классно выглядит. Я думал взять с собой Дизеля, но потом решил, что будет слишком много беспорядка.
— Я не инвалид, могу и убрать, — сказала я, обращаясь к его макушке.
— Никто этого и не говорит. — Не разгибаясь, он поднял голову, встретился со мной взглядом и улыбнулся. — Ладно. Так что, посмотрим на эту программу? Кстати, ты и сама выглядишь здорово.
Я внимательно посмотрела на него, чувствуя, как щеки мои наливаются краской. По лицу его расползлась широкая улыбка. Я развернулась так резко, что чуть не упала через Эмму, и сказала:
— Пойдем ко мне в кабинет.
Следующий час пролетел за тем, что он показывал мне, как устанавливается программа, после чего мы вместе прошлись по всей системе. Я вообще люблю учиться чему-то новому, и мне нравилось, что у нас есть на чем сосредоточиться помимо друг друга, — мне было довольно непросто приспособиться к тому, что он сидит совсем рядом со мной. Он как раз объяснял мне какой-то важный раздел, когда я вдруг выпалила:
— Помнишь тот раз, когда ты увидел меня в магазине? Я видела тебя с девушкой. И именно поэтому торопилась уйти.
— Энни, я…
— А когда я увидела тебя там, в больнице, ты был таким жутко добрым ко мне, с этими цветами, с этим плюшевым золотистым ретривером, но тогда я просто не могла этого вынести — ни тебя, ничего. После этого я попросила медсестру сказать тебе, что ко мне пускают только родственников и полицейских. Я ненавидела себя за это, ты был таким милым, ты всегда был таким милым, а я такая…
— Энни, в тот день, когда тебя похитили… в общем, я опоздал к тебе на ужин.
Ага, вот это новость.
— Ресторан был перегружен, и я потерял чувство времени. Я даже не перезвонил тебе, когда закончилось время, когда ты должна была находиться в этом выставленном на продажу доме, как делал это обычно, а когда я с опозданием на полчаса наконец позвонил уже по дороге к тебе домой и ты не взяла трубку, я решил, что ты на меня злишься. А когда перед твоим домом не оказалось машины, я подумал, что ты застряла с клиентами, поэтому поехал домой и принялся ждать. И только после того как ты не отвечала на мои звонки в течение следующего часа, я отправился туда, где, как ты говорила, находится твой дом на продажу… — Он глубоко вздохнул. — Господи, когда я увидел твой автомобиль на дорожке, а потом нашел все твои вещи на стойке в кухне… я сразу же позвонил твоей маме.
Выходит, это мама заставила копов отнестись к этому серьезно. Она встретила Люка в участке, убедила дежурного сержанта, что я никогда бы не подвела своего парня, и оказалась в доме, когда копы обнаружили мою сумочку в шкафу, где я всегда держу ее для сохранности. Поскольку следов борьбы нигде не было видно, вначале главным подозреваемым стал Люк.
— Через несколько недель я начал почти каждый день оставаться в ресторане после работы и пить.
— Но ты ведь никогда…
— Тогда я совершил много всяких глупостей, поступков, которых раньше никогда бы не сделал…
Я так и не поняла, о каких глупостях он говорит, но он был таким красным и смущенным, что я сказала:
— Не терзай себя. Ты справился с этим лучше, чем, вероятно, сделала бы это я. Ты и сейчас много пьешь?
— Через несколько месяцев я понял, что уже начинаю зависеть от выпивки, поэтому бросил. К тому времени большинство окружающих уже считали, что тебя нет в живых. Я так не думал, но все вокруг вели себя так, будто тебя уже точно никогда не найдут, и я часто злился на тебя. Я знал, что это идиотизм, тем не менее в каком-то смысле винил в этом тебя. Я тебе не говорил, но мне никогда не нравилось, когда ты делала открытые показы своих домов, — поэтому я обычно и звонил тебе после окончания. Ты была такая доброжелательная, и мужчины могли это неправильно истолковать.
