Призрак Сомерсет-Парка - Майерс Б. Р.

— Мне следует быть предельно честным. Прочитав полицейское досье, я сообщил ваше имя своему знакомому, надежному поверенному в Лондоне. Он прислал мне дополнительные сведения. После нашей злополучной стычки в библиотеке мне доставили от него небольшой конверт. Там были различные заявления от семей, которые пользовались вашими услугами несколько лет назад. В них не упоминалось ни слова об ограблении, лишь о том, что вы сумели облегчить их горе. Вас даже описывали как ангела.

Я поджала губы, сдерживая дрожь. Я уже и забыла, каково это — испытывать гордость.

— Я глубоко сожалею о том, что насмехался над вашим даром, — сказал мистер Пембертон. — Эти рекомендации позволили мне еще раз оценить ваши способности — то, как вы умеете обращаться с людьми из самых разных слоев общества и утешать их в тяжкие времена. — Прядь светлых волос упала ему на глаза, но он не обратил на это внимания.

Странная волна энергии прокатилась по моей коже. Казалось, будто мое тело впитывает влажный воздух оранжереи.

Хозяин Сомерсета продолжил:

— Я завидую вашему умению столь быстро налаживать личные связи. Никогда не умел непринужденно держаться с незнакомцами.

— Мне ничего не давалось легко. Maman — вот у кого был настоящий дар, — отозвалась я, вздернув подбородок. — Мне с ней никогда не сравниться. — На последнем слове я осеклась, в горле у меня пересохло. Боль всегда напоминала о себе, как и вина.

Новый порыв ветра ударил в стекла. Я порадовалась произведенному им шуму.

— Сочувствую вашей потере, — сказал он.

— Все эти годы я так часто имела дело со смертью, а больше всего боюсь жить без нее. — Я замолчала. Слишком близка оказалась к рассказу о событиях той ужасной ночи.

Мистер Пембертон не нарушил тишину, что повисла между нами.

Но чуть погодя он произнес:

— Я вспомнил, как вы сказали, мол, порой люди принимают решения, зная, что те уничтожат их счастье. Но любопытно — а если бы эти люди задумались о том, по какой причине они чувствуют себя столь недостойными, возможно, тогда они бы поняли, что заслуживают большего...

Чувство было приятным. Его полный надежды голос затронул что-то в глубине моей души. Но какими бы красивыми ни были его слова, правда оставалась правдой. Я точно знала, чего заслуживаю: уж счастья-то — меньше всего.

Глава 35 Леди Одра Линвуд

Запись в дневнике Сомерсет-Парк,

27 февраля 1852 года

Дружочек,

сердце мое кровоточит, но все еще бьется. Отец умер. Меня не было рядом с ним. Мне слишком стыдно рассказывать, чем я занималась в тот миг и с кем.

Но за всю мою жизнь в Сомерсете я улучила лишь эти минуты чистой и волшебной страсти — ведь это не может уничтожить все то, что я сделала ради отца? Молюсь о том, чтобы его душа на небесах помнила о моей преданности и даровала мне прощение.

Мы похоронили его в семейном склепе подле моей матери. Я провела рукой по имени на ее надгробии, и по коже у меня побежали мурашки, словно кто-то прошелся по моей будущей могиле. Сомерсет-Парк навсегда будет моим домом, но также он может стать мне и гробницей.

Я тревожусь, что мой постыдный секрет известен всем. Мистер Пембертон стал более дотошным, чем обычно, и теперь мне приходится ему лгать. Мой возлюбленный покинул поместье и ушел из моей жизни. Я то и дело разражаюсь безудержными рыданиями, а слуги думают, что это из-за отца.

Я скорблю, Дружочек, — я потеряла свою истинную любовь. Он присутствовал на похоронах, но все, что мог сделать, — только церемонно склониться над моей рукой. И все же этого прикосновения, пусть и через перчатку, хватило, чтобы разжечь внутри меня огонь.

Я должна понять, как жить дальше с одними лишь воспоминаниями о нашей тайной ночи. Это настоящее проклятие — любить так яростно и так страстно. Все остальное в сравнении меркнет. Моя жизнь превратится в зияющую пустотой бездну. Но я должна быть настороже, ведь мистер Пембертон следит за мной точно ястреб.

Он наконец заинтересовался подготовкой к нашей свадьбе. Он всегда приходит, когда его меньше всего ожидаешь, и постоянно задает множество вопросов: как я провела день, куда ходила и с кем. Для такого повышенного интереса причина может быть лишь одна. Он подозревает, что я вверила свое сердце другому!

Я стараюсь отвечать вежливо, но он вперяется в меня тяжелым взглядом, стальным и непреклонным. Раньше я считала, будто у него красивые глаза, но теперь они напоминают мне ледяную бурю в море. Бурю, в которой мне придется плыть до скончания дней. Меня беспокоит неотступный страх, что когда-нибудь я в этих глазах утону.

Лучше бы он никогда не приезжал в Сомерсет.

Глава 36

К себе в спальню я вернулась в растерянности. Меня охватывало облегчение оттого, что мистер Пембертон все еще хочет провести спиритический сеанс, и переполняла нервозность, из-за которой я мерила комнату шагами. Так долго, что мои ботинки почти высохли. Все еще существовало множество вариантов развития событий, при которых я могла вернуться в камеру лондонской тюрьмы.

Даже если в результате сеанса кто-то признается, нет уверенности, что мистер Локхарт не передумает защищать меня в суде. А если пожелает, придется мне вверить свою жизнь в его руки. В его хилые, шишковатые руки умирающего. Я содрогнулась при мысли, как он ослабнет... и будет ли еще жив ко времени судебного слушания.

Сняв капор, я поднесла диадему к пламени свечи. Вот мой единственный залог. Я открыла верхний ящик трюмо и достала нижнюю юбку.

Меня отвлек быстрый стук в дверь.

— Да? — окликнула я, гадая, неужели это снова Флора.

Раздался щелчок, затем повернулась ручка и начала открываться дверь. Я так увлеклась мыслями о разговоре с мистером Пембертоном, что забыла запереться.

— Питье на ночь, мисс Тиммонс, — объявила миссис Донован своим обычным ледяным и чопорным тоном.

В волнении я кое-как завернула диадему в нижнюю юбку, сунула ее в самый дальний конец ящика и обернулась: в комнату вошла экономка с небольшим подносом в одной руке и лампой в другой.

Я бедром задвинула ящик.

Миссис Донован встала посреди спальни, как мрачный дозорный, и критически осмотрела помещение. Ее взгляд задержался на постели. У изножья лежало аккуратно свернутое зеленое покрывало из комнаты мистера Пембертона.

— Благодарю, — сказала я. — Хотя ужин был более чем сытным. Не стоило тратить силы и нести сюда чай.

— Это не чай, — поправила миссис Донован, располагая поднос на столе, за которым я ранее ужинала. Она аккуратно поставила чайник, испускавший пар, и хрустальный бокал. — Мистер Локхарт все еще болен, но, кажется, ежевечерний прием горячего тодди [6] способствует поправке его здоровья. Я встревожилась, когда Бромуэлл заявил, что вы не пришли на ужин. Мы не можем позволить вам расхвораться.

Она пристально воззрилась на меня, затем перевела взгляд на верхний ящик трюмо. Наверняка учуяла от меня запах вины.

Я не дрогнула.

— Так разболелась голова, что пришлось остаться в постели. Уверяю вас, мне гораздо легче.

Не выказав ни малейшего намерения удалиться, миссис Донован спросила:

— Все ли вас устраивает? Надеюсь, вы наслаждаетесь пребыванием в поместье. — Вот только скривилась она при этом так, словно намеревалась воспользоваться ночным горшком. Экономка подошла ближе. Свет лампы упал между нами, бросив на ее лицо тени. Лучше не стало.

— Знаю, вы любите, когда вам прислуживают, — сказала она. — И как поглядываете на лорда, тоже вижу. Полагаю, вы именно обо всем этом и мечтаете. Но чтобы стать следующей леди Чедвик, требуется больше, чем уроки танцев в библиотеке и поздние прогулки в оранжерею.

Слова вырвались у меня так быстро, что я едва не задохнулась.

— Мне вовсе не нужен Сомерсет-Парк, — заявила я. — Как и лорд Чедвик. Я не хочу, чтобы вы являлись сюда и писали послания в моей Книге духов или передвигали картину на стене. — Я кивнула на полотно со шхуной, которое теперь висело совершенно ровно.