Вы меня не знаете - Махмуд Имран
– Бля, – говорю я и смотрю на Ки.
Знаю, это звучит странно. Бандиты на великах. Но, как я уже говорил, вся эта тема с наркобизнесом – все равно что армия. Генералы, лейтенанты, рядовые. Генералы, лейтенанты, ну и некоторые рядовые, ездят на тачках. Остальные рядовые, помладше, как раз те, кого мы называем – то есть они называют – мелкими, гоняют на великах.
Вы, наверное, видели, как такие ребята ездят по улицам туда-сюда. С виду обычные школьники. Но знаете что? Эти школьники – не просто школьники, и они не всегда ездят просто так. Эти десятилетки – барыги. Будущие рядовые. И когда они ездят, то ездят формированием. В зависимости от того, сколько их, двое могут ехать впереди, оценивать обстановку. Мелкий с пистолетом – на некотором расстоянии, по сторонам от него – еще по двое. Они его прикрывают. Ищут мишень. Едут мимо. Тот, что с пистолетом, стреляет и уезжает. Остальные забирают всю наркоту и все деньги, которые находят, и – пуф – их уже нет.
И вся суматоха, когда они потом разъезжаются в разные стороны, – тоже не случайна, все продумано. Рассредоточиваемся. Чтобы не поймали. Если пахнет жареным, пистолет выбрасывают. На нем не будет отпечатков, потому что мальчишки в латексных перчатках. Эти мелкие – не дураки.
Короче, Курт говорит, что мелкие попытались убить Гилти. И тут Ки слетает с катушек.
– Фейса надо убирать. Немедленно. – Она, прищурившись, смотрит на нас обоих. – Если так и будем тянуть, Гилти убьют, а за ним – нас. Нужно действовать.
– И все? Что ж ты сразу не сказала? Блин, погоди, я сейчас вызову киллера на час, – говорю я.
Ки пристально смотрит на меня.
– Да не, чувак, все норм, – говорит через некоторое время Курт. – Мы можем это провернуть.
– Как?
– Я скажу Гилти, что ему готовят подставу и что он может расставить ловушку, – говорит Курт, – и потом, типа, убрать Фейса. Или типа того.
Мы с Ки смотрим на него и пытаемся найти слова, но он все понимает и опускает взгляд в пол.
– Слушай, мы все понимаем, что он типа плохой чувак и все такое, но Гилти даже слово «ловушка» правильно написать не сможет, – говорит Ки.
– Ни за что на свете, – говорю я. – Ни за что, блядь, на свете.
– Другого выхода нет. – Она крепко сцепляет на груди руки.
Мне вдруг показалось, что она выскальзывает у меня из рук. Все, чего я хотел, – вернуть нашу прежнюю жизнь. Когда днем мы вместе ходили в «Барнардос» [14], где она выбирала книги. Когда валялись по вечерам на диване и смотрели кино, и ничто на нас не давило. Я хотел снова смотреть в ее глаза и видеть в них свое отражение. Я хотел, чтобы она снова стала собой.
Слушайте, я знал, что сам Гилти точно не додумается, как убрать Фейса. Фейс слишком умный и переиграл бы его в секунду. Еще я знал, что, если мы хотим остаться в живых, Фейса надо убрать. В теории я понимал, что все это так. Но все равно не мог перекинуть мостик от того, что кажется логичным в теории, к практике. Мне это казалось диким. Дико, что мы вообще говорим о том, чтобы убить человека. Да блин, мы и так уже чуть не убили одного. В смысле, случайно. Но тут уже совсем другая херня.
Во-первых, мне не хотелось втягивать Ки в очередную историю. Ей и так переживаний хватит на десять жизней вперед. Только преднамеренного убийства не хватало. И даже ее несгибаемости есть предел. Со стороны может показаться, что она крепкая. Как восьмицилиндровый двигатель. Но любой двигатель под давлением сломается. Периодически его можно крутить до осечки, но постоянно так делать не будешь. А она крутится так уже некоторое время. Короче, я не хотел в очередной раз испытывать ее на прочность. Нельзя было впутывать ее снова.
И был еще другой риск. Фейс был такой умный, что мог переиграть не только Гилти, – его, блин, и пятилетка мог переиграть. Фейс был слишком умный, пожалуй, даже умнее Ки. Да, она способная, и даже очень, но я знал пределы ее способностей. А вот пределов его способностей не знал. Насколько он умный? И если все пойдет по пизде, это не игра, где можно перезагрузиться, получить еще жизней и начать сначала. Если все пойдет не так и Фейс нас разоблачит, мы умрем. Это точно. Он пришьет нас, не раздумывая.
И еще. И еще оставался один простой факт – речь идет о жизни. В конечном итоге это ведь человеческая жизнь. Пусть даже и такого человека, как он. Знаю, Ки стреляла в Джамиля и чуть не убила его, а мы потом выбросили его, думая, что он труп, но это же была случайность. Ки не собиралась в него стрелять. Не собиралась его убивать. И я знаю, что не погиб он тоже случайно. Мне сказали, что я, возможно, помог ему выжить, потому что замотал скотчем его рану и кровотечение прекратилось. Не знаю, так ли это, но точно знаю, что даже если я и помог ему выжить, то опять же случайно. Я не собирался его спасать, но и убивать не собирался.
Но с Фейсом – дело другое. Я знал, что он, не моргнув глазом, убил бы меня, убил Ки, убил Курта, убил наших родственников. Можно ли тогда убить его? Даже не знаю. Но все равно, если только он не стоит передо мной, направив на меня пистолет, мне казалось неправильным взять и убить его. Ну то есть намеренно. Это как стрелять в спину. Готовить убийство живого человека, у которого бьется сердце, – не то же самое, что убить его случайно. И не то же самое, что спровоцировать замес, чтобы на спусковой крючок нажал кто-то другой. А готовиться сделать это самому – уже другой уровень. Это, как по мне, уже убийство.
Перерыв: 10:45
32
Позже Курт ушел, и мы договорились, что обдумаем план действий и все обсудим на следующее утро. Чем больше я думал, тем больше мне казалось, что иначе нельзя. Но я все равно не мог сжиться с этой мыслью. Почему мне так погано? Он бы убил меня, если бы вычислил. А я тут угрызениями мучаюсь. Чем это отличается от того, когда я выстрелил в парня под мостом, чтобы увезти Ки? А если бы Фейс размахивал пистолетом у меня перед носом, мне было бы о'кей убить его? Тогда я бы выстрелил? Надо ли мне ждать, пока так и случится? Если ты знаешь, что человек воспользуется малейшей возможностью, чтобы убить тебя, будет ли это все еще считаться самозащитой? Если ты просто попытаешься сделать это первым? Честно – не знаю. Никак не могу разобраться.
В тот вечер мы с Ки допоздна разговаривали. Два часа она записывала в блокноте детали плана и потом дала почитать мне. Но чем больше я читал, тем сумасброднее мне казалась наша затея. Нам нужен пистолет. Нам нужно знать местонахождение Фейса. Нам нужно продумать уход с места преступления. И нам нужно больше удачи, чем человеку дается за десять жизней. И тут меня прорвало.
– Все, отменяется, – говорю я, бросая ее блокнот на стол.
– В смысле?
– В прямом. Отменяется. Мы не будем убивать двоих человек без веской причины.
– Веской причины? А твоя жизнь? Моя? Моя жизнь – это для тебя недостаточно веская причина? – Ее глаза снова искрят.
– Ки, твоя жизнь – это одно дело. Наша жизнь в наших руках. Мы можем уехать. В Шотландию или еще куда. В Испанию, мы же собирались в Испанию. Мы все еще можем поехать. Деньги у нас есть. У нас есть выбор. Давай просто уедем. Я не могу никого убивать. И не могу позволить тебе участвовать в убийстве.
– Мне?! – переспрашивает она, повышая голос. – Не можешь позволить мне участвовать в убийстве? А раньше ты об этом подумать не мог? До того, как поехал забирать меня от Пушек и устроил стрельбу?
– А что мне было делать? – Мой голос тоже взлетает на максимальную громкость. – Оставить тебя там? По-твоему, у меня был выбор?
– А сейчас у тебя какой выбор? Вот серьезно? Если исчезнешь, Блесс убьют. Маму тоже. Фейс не остановится. Ты и сам знаешь. Он как робот. Он пошлет своих мелких мальчишек на великах к дому твоей мамы, это просто вопрос времени. Хочешь подождать, пока они сто раз выстрелят в нее? Или надеешься, что опять промажут?