Филипп Марголин - Связующие узы
– Ну что ж, приступай.
– До тебя когда-нибудь доходили слухи о том, что Уэнделл Хейес не чист на руку?
Билли смаковала кусок пирога, раздумывая над ответом.
– Если твой вопрос означает, не ведем ли мы какое-либо расследование по его поводу, то, насколько мне известно, – нет. Конечно, всегда возникают те или иные подозрения, когда адвокат начинает представлять интересы торговцев наркотиками, а Уэнделл защищал людей Арагона. До тебя должен был дойти слушок на сей счет, когда ты работала в отделе по борьбе с торговлей наркотиками.
– Я там работала совсем недолго, – сказала Кейт, стараясь не выдать своих эмоций. Ей предложили работать в портлендской полиции, еще когда она училась на факультете компьютерных технологий в Калифорнийском университете, и заниматься расследованием компьютерных преступлений. Однако борьба с хакерами Кейт очень быстро надоела, и она попросила, чтобы ее перевели в отдел по борьбе с торговлей наркотиками. Работая тайным агентом, она оказалась участницей перестрелки на бульварах, в ходе которой были убиты несколько прохожих и главный информатор полиции. Кейт сделали главным козлом отпущения в этом деле и выгнали из полиции.
– Единственное, что еще приходит мне на ум, – из разряда городских слухов.
– Выкладывай.
– Ты когда-нибудь слышала о "Веселеньком заведении на Воэн-стрит"?
– Нет.
– Лет семь назад, когда я еще носила форму, я оказалась первым полицейским, приехавшим на место самоубийства известного банкира Майкла Израэля. Это была классика. Он выстрелил себе в голову в собственном кабинете, предварительно написав записку с признанием в убийстве Памелы Хатчинсон, девушки, якобы забеременевшей от него.
– А что, на самом деле было подобное убийство?
– Было. За восемь лет до того. Хатчинсон работала кассиром в банке Израэля и действительно оказалась беременна. После самоубийства Израэля мы провели баллистическую экспертизу пистолета, из которого он застрелился. Из этой же пушки убили и Хатчинсон.
– А Израэля когда-либо прежде подозревали в убийстве Хатчинсон?
– Никогда. Естественно, после гибели девушки его допрашивали, но это был обычный рутинный допрос. Мы тогда допросили всех в банке. Кроме того, не было никаких оснований подозревать Израэля. Он был женат, принадлежал к уважаемому портлендскому семейству. Тело Хатчинсон нашли на стоянке, на расстоянии нескольких миль от банка. Ее сначала зверски избили, а потом шлепнули. Отсутствовала и ее сумочка. Складывалось впечатление, что девушку ограбили и убили.
– Но какое отношение к убийству Хатчинсон имел Хейес?
– Не торопись, девчушка, – сказала Билли, затолкав себе в рот очередную порцию яблочного пирога. – В тот год, когда я стала детективом, управление по контролю за применением законов о наркотиках арестовало Сэмми Кортеса, мексиканца по национальности, работавшего на Педро Арагона. ФБР шило Кортесу серьезное дело по организации широкомасштабного наркотрафика, что грозило пожизненным заключением без всякой надежды на смягчение наказания. И Кортес разговорился, надеясь добиться снисхождения от властей. Помимо прочего, он заявил, что сможет пролить некий свет на убийство портлендского банкира, совершенное за несколько лет до того.
– Израэля?
Билли кивнула:
– Он сказал, что существует заговор очень влиятельных и богатых людей, которым нужно было избавиться от Израэля. Потому они и заказали его ликвидацию, да так, чтобы она походила на самоубийство. Кортес говорил, что эти люди связаны с Арагоном.
– И он сказал, что к делу причастен и Хейес?
– Он не назвал ни одного имени. Заявил, что не скажет ничего до тех пор, пока ему не дадут твердых гарантий. Единственное, о чем Кортес проговорился, – это то, что упомянутые им загадочные люди связаны между собой уже так долго, что у их группы появилось особое прозвище – "Веселенькое заведение на Воэн-стрит".
Кейт скептически взглянула на собеседницу:
– И какое же отношение мог иметь Арагон к "Веселенькому заведению"?
– Спроси что-нибудь полегче. Кортес, кстати, тоже не смог объяснить это название. Он сказал, будто внутри группы существовала какая-то старая шутка, понятная только им самим. В управлении сочли, что Кортес им лапшу на уши вешает со своим "Веселеньким заведением", но все же нам об этом сообщили. Я отправилась в федеральную тюрьму, где он сидел, так как я знала о "Деле Израэля". Когда прибыла туда, мне сообщили, что с ним до меня примерно полчаса беседовал адвокат. Затем Кортеса ввели в помещение для встреч, и он отказался говорить вообще что бы то ни было. Парень был до смерти перепуган. И как ты думаешь, кто был тот адвокат?
– Уэнделл Хейес?
Брустер кивнула.
– Я кое-что знала о Кортесе из другого дела. Он и в самом деле был довольно крутым парнем и тем не менее очень преданным своей семье. Какое-то внутреннее чувство подсказало мне, что нужно проверить ситуацию с его родными; у него были жена и восьмилетняя дочь. Как оказалось, ни в день визита Хейеса к Кортесу, ни за день до его визита девочка не посещала школу. А вот стоило Кортесу прекратить сотрудничество с полицией, как она снова пришла в школу. Я попыталась найти девочку, чтобы побеседовать с ней, но мать меня к ней не подпустила.
– Ты полагаешь, что ее взяли в качестве заложницы, чтобы заставить Кортеса молчать относительно этого "клуба"?
– Может быть, и так. А может, все россказни о "клубе" были простой выдумкой. Кортес мог бы много сообщить сотрудникам управления об организации Арагона. У бандитов была масса оснований заткнуть ему рот.
– Кортес все еще находится в тюрьме?
– Кортес уже давно в аду. Его прирезали в тюремном дворе во время прогулки вскоре после начала отсидки.
31
Тиму Керригану нужна была помощь человека, обладавшего властью и связями. Хью Кертин был лучшим другом Тима, но чем Исполин может помочь в случае с Элли Беннет? У Уильяма Керригана были и власть, и связи. Однако рассказать отцу о своих грязных отношениях с проституткой значило бы только еще раз подтвердить его мнение о сыне как о полном ничтожестве и неудачнике. Размышляя над своим положением, Керриган пришел к выводу, что существует лишь один человек, к которому он может обратиться за помощью.
Харви Грант почти в полном одиночестве обитал высоко над городским центром, за каменной стеной в уединенном районе Западных холмов. Тим остановил машину у стальных ворот, ведших в поместье судьи, и назвал свое имя в черный металлический домофон. Ответил Виктор Рейс, пятидесятилетний бывший полицейский, выполнявший у судьи одновременно роль дворецкого, охранника и секретаря. Через несколько мгновений ворота медленно открылись, и Тим въехал на длинную дорожку, которая вела к трехэтажному кирпичному дому, построенному в федералистском стиле.
Сегодня в большей части окон особняка Гранта не горел свет. А вот в другие дни дом частенько освещался яркими огнями вечеринок и полнился голосами гостей. Судья славился своим радушием и любовью как к шумным приемам, так и к немноголюдным встречам с близкими друзьями. Многие стремились получить приглашение на суаре у судьи Гранта, и подобные приглашения очень высоко ценились. Считалось, что присутствие на вечере у Гранта означает автоматическое вхождение в портлендскую элиту.
Тим остановил автомобиль у глубокого портика, где его уже ждал Харви Грант.
– Пройдем в мой кабинет, там нам будет удобнее, – предложил судья и добавил тоном заботливого отца: – А ты выглядишь так, что тебе явно не помешает выпить чего-нибудь крепкого.
– Я совершил нечто немыслимо глупое, – сообщил Керриган, пока они шли по коридору по направлению к отделанному деревянными панелями кабинету судьи.
– Вначале постарайся успокоиться, – посоветовал ему Грант, усаживая Тима в кресло напротив камина с полкой из резного вишневого дерева.
В камине горел огонь. Тим откинулся на спинку кресла и попытался вобрать в себя уютное тепло. Но стоило ему всего на мгновение закрыть глаза, как он почувствовал себя смертельно усталым.
– Ну вот, – произнес Грант. Слова судьи сразу же возвратили Керригана к реальности. До этого момента он не осознавал, насколько встреча с Элли Беннет выпила из него все силы. Судья вложил в руку Тима бокал с холодным напитком и сам сделал глоток из такого же бокала, который наполнил для себя.
– Спасибо, – сказал Керриган и за один раз наполовину опорожнил бокал.
Грант улыбнулся по-отечески теплой улыбкой. Керригана всегда поражало его терпение истинного педагога. Даже в самых напряженных ситуациях в ходе судебных заседаний Харви Грант словно парил над пошлостью треволнений, вызванных грязью грехов человеческих, и снисходил лишь к тому, чтобы дать соперничающим сторонам проникнутый олимпийским спокойствием совет, в котором всегда звучал голос разума и здравого смысла.
