Брижит Обер - Карибский реквием
Старик повернулся спиной к берегу и тяжелым шагом побрел в дом. Он чувствовал себя еще более одиноким, чем всегда.
Перед домом священника Даг остановился. Он все не мог оправиться от удара, ему казалось, что фотография прожигает тело сквозь джинсы. Он не мог противиться искушению достать ее и посмотреть снова. Что же он потом сделал с этой гитарой? Ах да, на Гренадинах он обменял ее на галлон рома. По-настоящему он никогда и не умел играть на этой дурацкой гитаре.
То, как фонтанировал Хендрикс в «Запретных играх» на своей скошенной гитаре, было куда выше его способностей. Лучшее, что он знал, – это «Чужак» Мустаки[87]. Можно себе представить, серьезным же было время, если никто не покатывался со смеху, когда здоровый чернокожий малый голосил: «… с моей физиономией чужака, Вечного жида, греческого пастора… » Должно быть, он играл это и Лоран – Франсуазе, сидя на берегу, с якобы романтическим выражением лица, а на самом деле пялясь на ее лифчик.
Нет, это невозможно: невозможно, чтобы за те два-три раза, что они валялись с Лоран на песке, мог оформиться этот эмбрион-Шарлотта и родилась настоящая маленькая девочка, его дочь, черт возьми!
И не какая-нибудь там дочь, а самая что ни на есть стервозина.
Ребенок из плоти и крови. Его крови. И этот ребенок обязан ему в какой-то степени своими глазами, волосами, кожей, даже телосложением. Как страшно думать об этом! Как будто у него самого оторвали частичку плоти, чтобы создать другое человеческое существо.
Он почувствовал на своем плече чью-то руку. Он резко обернулся.
– Quomodovales[88], дорогой друг? Охота прошла удачно?
Даг молча смотрел на отца Леже. Тот мягко улыбался.
– Мальчишка мне сказал, что вы, похоже, не в своей тарелке. Вы что, выпили?
По-прежнему не произнося ни слова, Даг вынул из кармана и протянул ему фотографию. Отец Леже поднес ее ближе к глазам и стал внимательно рассматривать.
– Поглядим… Это Лоран Дюма, не так ли?
Даг кивнул.
– А мужчина рядом с нею, стало быть, отец Шарлотты?
Новый кивок.
– Странно, – произнес священник, – он мне когото напоминает.
Даг кашлянул. Отец Леже поднял голову, затем снова всмотрелся в фотографию.
– Этот радостный, какой-то детский взгляд и глуповатая улыбка…
– Такая? – любезно поинтересовался у него Даг, изображая обворожительную улыбку.
Отец Леже начал было произносить что-то вроде «да, похоже» и вдруг замолчал, стоя с открытым ртом.
– Господи Боже…
– Вынужден признать, что Он в некотором роде и впрямь замешан в этом деле, – цинично бросил Даг, – ирония судьбы и все такое прочее…
– Бедняга… Но вы уверены?
– Уверен, что это я? Я хотел бы быть уверен в обратном, но это невозможно. Consommatumest![89] И все такое прочее.
– Но как вы могли забыть, что вы… что у вас… ну… была плотская связь с Лоран Дюма?
– Да потому что я думал, что ее зовут Франсуаза, и вдобавок я не узнал ее по фотографии в газете. Она прибавила пять лет и добрых десять кило, совсем расплылась, да и прическа другая. Моя Франсуаза была прелестной молодой женщиной, а не пьющей матерью семейства. И что мне теперь делать?
– Сообщить Шарлотте, что вы выполнили задание, – подсказал отец Леже, протягивая ему снимок.
– По-вашему, это легко, да? Глуповатая улыбка…
– Но я же не виноват, что вы оказались ее родителем…
– Да вы хоть представляете себе, что еще в понедельник в десять утра я ее вообще не знал, а сегодня, в субботу, в двенадцать тридцать, это, здрасьте, моя дочь? Я стал отцом меньше чем за неделю. Рекорд… Я могу позвонить от вас?
Священник задумчиво смотрел, как решительным шагом Даг направляется к дому. Этот несчастный молодой человек, без сомнения, получил серьезный удар. Что же касается Шарлотты…
Она подняла трубку после четвертого звонка, не переставая любоваться собой в зеркало: ей решительно идет этот костюм. После того памятного припадка ярости Васко проявил неслыханную щедрость.
– Кто это?
– Шарлотта?
А, ну да, этот придурок-детектив. Она взяла со столика сережку, которая так шла к ее глазам, и стала примерять. Ее «слушаю вас» прозвучало совершенно равнодушно.
– Я нашел его.
Какую-то долю секунды Шарлотта не могла осознать, о ком он говорит, потом машинально положила сережку обратно на туалетный столик. Горло сжалось.
– Кого вы нашли?
– Вашего отца.
– Он жив? – Вопрос вырвался сам собой, непонятно почему.
– Он жив и обитает в Сен-Мартен, точнее, в Филипсбурге.
Сен-Мартен, боже, совсем рядом! Она глубоко вздохнула.
– И как его зовут.
– Вообще-то, вы его знаете, – осторожно произнес он.
– Знаю?
Только бы он не оказался одним из тех типов, что пялились на нее, когда она работала в этом проклятом клубе… Она нервно закусила губу, внезапно страшно смущенная при одной только мысли о том, что ее отец мог видеть, как она раздевается под музыку…
– Ну, в общем, его зовут Леруа.
– Леруа? Как вас? Послушайте, я ничего не понимаю. Что вы такое несете, вы что, выпили?
– Нет. Я трезв, и я ваш отец.
– Суперсыщик, вам известно, что делает Васко Пакирри с теми, кто смеет потешаться надо мной?
– Я вовсе не потешаюсь над вами, – решительно произнес Даг. – И еще: с отцом так не разговаривают.
Отцом? Шарлотта подошла поближе к зеркалу, внимательно разглядывая собственное лицо. Этот идеально очерченный рот, большие зеленые глаза, светло-коричневый оттенок кожи, широкие ноздри… Неужели у этого ублюдка Леруа похожий нос? О нет! Наверное, это кошмарный сон.
– Леруа, не могли бы вы мне спокойно объяснить то, что только что сказали? Я сегодня очень устала.
– Я нашел вашего отца, – старательно выговорил Леруа на том конце провода, – и это я. Я твой отец, Шарлотта. Прими мои соболезнования.
– О черт! Черт, черт, черт!
– Я понимаю: сам реагировал так же.
– Наверное, вы ошиблись, этого не может быть.
– Шарлотта! Я скакал на твоей матери на берегу, я нашел фотографию, где мы сняты вдвоем, я знаю, что говорю!
– Сволочь, так это из-за вас она умерла?
– Нет, из-за того типа, который ее убил.
– А может, это ты и есть, суперкозел?
Она прикусила язык, но было уже поздно.
– Послушай-ка, дорогая, – отчеканил Даг в трубку, – ты начинаешь меня доставать. И усвой как следует: если я суперкозел, то ты пошла в меня. Adios![90]
И решительно бросил трубку.
Леруа. Ее отец. Отец. Это абстрактное слово, которое до сих пор означало только отсутствие, внезапно приобрело угрожающий смысл. Живой отец. Известный. Настоящий. И не какой-нибудь там старый алкоголик, которого можно просто-напросто вычеркнуть из памяти. Еще молодой человек, с самой первой встречи показавшийся ей неприятным, самодовольным хлыщом. Ее отец. Чья кровь текла в ее венах. Нужно сейчас же выпить стаканчик. Стакан крепкого рома.
– Кто это был? – спросил Васко, выходя из душа, запахнувшись в светло-синий халат, длинные волосы закручены на макушке.
– Мой отец, – ответила Шарлотта, еще не оправившись от шока.
– MiCorazon[91], ты, похоже, переутомилась.
– Он нашел его. Нашел моего отца, – объяснила она ему бесцветным голосом.
– И что? Ну давай, говори.
Он сел рядом с ней, влюбленный и уже готовый подписать чек для этого несчастного босяка.
– Что-что! Это он.
– Кто он?
– Детектив, кто же еще? Черт, ты что, не понимаешь?
– Детектив – твой отец? – повторил изумленный Васко.
– Ну да! – крикнула Шарлотта, резко поднимаясь. – Я дочь этого ублюдка, Дагобера Леруа!
– А чего тогда он заставил тебя платить, если искал самого себя?
– При чем здесь это? – прошипела Шарлотта. – Главное, что это ничтожество и есть мой отец.
– Не такое уж он ничтожество, раз нашел. Ты платишь, он находит: сделка есть сделка, – подытожил Васко, поднимаясь.
Эта история начала уже ему надоедать…
– Иногда я думаю, может, тебе сделали в детстве лоботомию?
– Лобо… что? Осторожно, Шарлотта, не думай, что если ты нашла отца, то теперь можешь делать из меня идиота.
Шарлотта пожала плечами и яростно ударила щеткой по телефонному аппарату.
– Он швырнул трубку. Представляешь, сказал мне, что я его дочь, и швырнул трубку.
– Не бери в голову, перезвонит. Папаши с дочками всегда собачатся, – философски заключил Васко. – Давай поторопись, а то опоздаем.
Он принялся одеваться, с удовольствием ощущая, как под маслянистой кожей перекатываются мускулы.
Шарлотта медленно массировала виски. Ах да, сегодня же суббота. По субботам у нас важный обед с этой важной особой по поводу важной сделки. Интересно, как Васко ее представит: «Вот дочь короля Дагобера»? Господи, ну что она такого сделала? За что ей такое невезение? Она тщательно накрасилась, с удовольствием отметив, что рука нисколько не дрожит. Ни в коем случае нельзя, чтобы эта история вывела ее из равновесия. Поначалу она едва не разрыдалась, но быстро с этим справилась.
