Ингер Фриманссон - Крысоловка
Ингрид взяла бюстгальтер, всмотрелась.
– Это мое?
– Все это твое. Не узнаешь собственное тряпье?
– Да, но…
– Принесла для тебя. Хотя ты и не заслужила. Но я принесла.
В ушах вновь зазвучала песенка про улитку. Податливый водяной матрас. Сплетенные тела, ее широко разведенные бедра. Порой он находил ее руку под столом и клал себе на пах. Улыбался ей над тарелками. Осторожно, призывно – ты ведь не станешь надо мной смеяться из-за этого? Из-за того, что я хочу тебя так, что не могу с собой совладать. Это наша тайна, твоя и моя. Пили кампари, и оно разжигало во мне страсть, хотя обычно я воздерживалась от алкоголя. После Леонарда. Своего рода епитимья. Никогда больше, хватит с меня. Но потом пришел ты и освободил меня от обета.
Ингрид кашлянула. Ингрид. Он и с ней проделывал то же самое, те же ритуалы, те же игры. Глаза заволокло красной пеленой. Стоит здесь, нюхает одежду, переводит кислород.
Роза услышала свой сухой голос:
– Переоденься. Не буду смотреть.
– Ты…
– Что я?
– Ты была у меня дома?
– Достала из твоих ящиков. Из шкафа в твоем уютном гнездышке.
– Как ты вошла?
– А это играет какую-то роль?
– А Титус? Титус! – Точно крик из бездны, эхом.
– А что Титус?
– Пожалуйста… Ты знаешь, как он?
– Знаю, – спокойно сказала Роза.
– Как?!
– Он понял, что ты больше не в состоянии выносить все тяготы.
Ингрид отбросила лифчик. Поставила ногу на ступеньку, немного поднялась. Одна рука висит, гротескно вывернутая.
Роза отхлебнула кампари.
– Стой там, где стоишь, ни шагу больше.
Ингрид сползла обратно. Разрыдалась:
– Но ведь это неправда!
– Что именно?
– Что я не в состоянии выносить…
– Еще какая правда. Смертельно больной муж – такая обуза. Он понимает. Так что не винит тебя.
– Но ведь я никогда не говорила ничего подобного!
– Кампари хочешь, Ингрид?
– Что?
– Думаю, вы его попивали. Он обожал кампари. По-моему. Мне тоже нравится, есть в нем что-то особенное. Вот, купила бутылку. Когда подпишешь договор, сможем отметить.
– Что еще за договор?
– Парочка писем. Я уже подготовила, так что тебе надо только подписать.
– Что за письма?
– Одно для Титуса. И еще одно, для Марии. Для твоей сестры. Завтра утром отправлю, а в пятницу письма дойдут.
– Титус… – прошептала Ингрид. – Ведь он не…
– Умер? Нет. Но беспокоится за тебя. Могу понять. А потому считаю, что у него есть право знать. Как и у твоей сестры. Она считает, что знает тебя как себя. Вот удивится-то. И поймет, что у сестры есть тайная жизнь. Каждый имеет право на тайну.
Ингрид
Сняла бюстгальтер, положила на кровать, к куртке. Подобрала пять пар трусиков, отряхнула, выложила в ряд. Их покупал Титус. Он любил делать сюрпризы. Шуршание бумаги под подушками, золотые ленточки. Или записка рядом с утренней чашкой чая.
Посмотри за пальмой в гостиной.
А там еще записка.
У компьютера…
И так далее, до тех пор, пока она не находила сверточек.
Ты этого достойна, и я тоже этого достоин. Обнимать женщину, которую люблю. Нежить ее шелком, баловать роскошью.
Поначалу ошибался с размерами, покупал меньше нужного. Никак в толк взять не мог. Что у нее широкий зад, массивные груди. Он стискивал их в ладонях. Красивыми, крепкими руками. Голова устраивалась у нее на коленях. Его быстрый, сильный язык. Касался ее, проникал под скользкий шелк. Когда она была возбуждена, когда была готова.
Вот оно, то белье. Принесенное Розой.
Никогда больше не наденет его.
Попытка побега не удалась. Но люк открыт. Наверху, за компьютером, сидит женщина и печатает. Все же есть надежда. Хоть что-то изменилось.
Роза дала ей попить. Ингрид поднялась на несколько ступенек и протянула пустую бутылку. Роза вернула, наполнив чистой прохладной водой.
Роза беспрерывно говорила о письмах и договоре.
И о Титусе. Он жив, он еще не ушел.
Но откуда Роза знает про Марию?
– Сядь за стол!
– Что?
Роза свесилась в провал подпола:
– Спущу тебе ручку. Но хочу получить ее потом обратно, смотри у меня. – И шутливо погрозила пальцем.
– Что? Да-да. – Дохромала до стола. – И что это за соглашение?
– Увидишь. Делай, как я сказала. Сядь за стол.
Роза держала в руках корзинку. Маленькую, аккуратную корзинку, в точности такая же стояла у Ингрид в кладовке. Она брала ее с собой, когда ходила по грибы, собирала лисички и маслята. Запах прелой листвы, хвои. А сейчас корзинка спускается на веревке.
– Держи!
Будто какая-то игра. Они с Марией в детстве играли, подавая всякое-разное в домик на дереве.
Давай мы как будто бы кораблекрушение потерпели.
Как будто бы.
У детей все как будто бы.
А теперь сплошная реальность. Ничего иллюзорного. Реальность.
Приняла, поставила на стол.
На дне лежали два листа с отпечатанным текстом. Ручка и два конверта. Она узнала конверты. Это же ее собственные, с вытисненными именем и адресом отправителя. В голове царила сумятица. Она посмотрела на Розу, сидевшую, опустив голову, на корточках у люка, тощие коленки на уровне ушей. Бесстрастная, похожая этим на женщин из глухих деревень на краю света. Где-нибудь в Африке или Индии. На женщин, которые принимают мир таким, какой он есть.
Роза кивнула Ингрид:
– Устраивайся поудобнее и читай. Потом подпишешь.
Первое письмо адресовано Титусу. Видеть его имя было больно. Письмо написала Роза. Но отправителем значилась Ингрид. Поднесла листок поближе к глазам и начала читать.
Милый мой Титус,
Прости, что так поступаю, но иного выхода нет. Я больше не выдержу. Однажды мы пообещали любить друг друга и в горе, и в радости. Сейчас настала пора горя, и я должна быть сильной. Но бывают обещания, которые невозможно исполнить. Ты и сам это знаешь, ведь правда?
Я на грани, на грани нервного срыва. А потому должна на время уехать, подальше, за границу. Понимаю, что ты расстроишься, что решишь, будто я тебя предала. Но я прошу – не думай так обо мне. Постарайся помнить то хорошее, что было у нас. Спасибо за то, что мы были вместе.
Отбросила листок. Разрыдалась. Роза хранила бесстрастность, даже не пошевелилась. В ее раскосых глазах появился странный блеск.
– Почему ты плачешь?
Ингрид не смогла ответить.
– Прочла? – настаивала Роза.
– Да! Но, Роза… все совсем иначе, ты ведь и сама знаешь. Я никогда не смогу подписать ничего подобного, ты понимаешь? Это же все равно что…
– Ну, как знаешь…
– Ведь он подумает, что…
– Так ты не хочешь, чтобы это прекратилось? Чтобы закончилась эта изматывающая ситуация, в которой мы оказались?
– Хочу! – разрыдалась Ингрид.
– Это лучшее решение, для нас обеих лучшее.
– О чем ты?
– Ты сама себя задерживаешь. По правде говоря, Ингрид, подпись – твой единственный шанс выбраться.
– Но ведь Титус… Он же подумает, что…
– Читай второе письмо.
Взяла второй листок. Рука тряслась так, что пришлось прижать ее к краю стола. Смысл следующего письма был примерно такой же. Адресовано сестре.
Дорогая Мария,
Когда ты прочитаешь это письмо, я уже буду далеко. Я должна хоть немного развеяться. Больше не могу. Решила отправиться за границу, на неопределенный срок. Не осуждай меня. Я сейчас на грани нервного срыва. Мы сестры и должны поддерживать друг друга, так что поддержи меня – не думай обо мне плохо. Рано или поздно у каждого может случиться срыв.
– Ручка в корзинке, – прозвучал сверху голос Розы. – Подпиши оба письма. И постарайся разборчивей. Я знаю, какой аккуратный у тебя почерк.
В руке она что-то держала.
Книжечку с застежкой в виде сердца.
– Мой дневник!
– Подписывай. И еще там два конверта. Подпишись и укажи свой адрес и расшифровку имени.
– А если откажусь?
Роза пожала плечами.
– А если подпишу? Ты меня отпустишь?
– Рано или поздно.
– Сейчас, я хочу выбраться сейчас же!
– Уясни для себя одну вещь. Не ты тут ставишь условия.
– Но ты ведь обещаешь, обещаешь?
Роза расхохоталась:
– Обещание есть обещание. Правда?
– И мне придется уехать за границу? – глухо спросила Ингрид. – Ведь в твоих письмах говорится об отъезде. Или ты написала просто так?
– Ты написала.
– Что?..
– Это ты, дорогая Ингрид, написала письма.
– Ты не сможешь меня заставить! – прокричала она.
– Я пришла к тебе с предложением. Кстати, весьма щедрым. Выбор целиком и полностью за тобой.
– А… а куда я поеду?
– Разберемся. Куплю тебе билет на самолет. Куда ты хочешь?
– Домой, – прошептала она.
– Туда тебе нельзя. Выбирай страну. Куплю тебе билет и отвезу в аэропорт. Даже посажу на самолет, чтобы быть уверенной, что ты не вернешься.
– Ты не можешь меня заставить! – опять закричала она.
– Второй вариант тебе известен.
– Я не могу остаться здесь навсегда! Не могу, слышишь!
– Вот и я то же самое говорю.
