Сергей Бакшеев - Композитор
В таком состоянии: между жизнью и смертью, он провел три года.
А рядом росли его дети: сын и дочь. Крепкий малыш, как и все мальчишки, резво бегал, гонял куриц, лазил на сарай и получал ссадины. Хрупкая девочка сторонилась озорного братца. Чаще всего она молча сидела на скамеечке, погруженная в непонятное созерцание. В эти минуты Тана узнавала в ней черты Марка.
Как только внуки научились ходить, шаман Удаган зачах и тихо скончался. Перед смертью больше всего он печалился о том, что так и не сумел воспитать достойного ученика. Сельчане жалели Тану. Отец умер, муж хворый, и два мальца на шее.
А жизнь в алтайском селе шла своим чередом.
В начале 1959 года в деревню провели электричество. По этому случаю у сельсовета установили фонарный столб с единственной лампочкой под конусной жестянкой, а на угол общественной хаты повесили репродуктор. К нему подсоединили радио, которое включали по выходным и праздникам.
С приходом весны Тана все чаще открывала форточку, чтобы выветрить затхлый воздух комнаты, в которой лежал больной муж. Однажды Марк очнулся от звуков бодрого марша. Каждый аккорд был ему болезненно знаком, и будил смутные воспоминания о чем-то далеком и призрачном. Это была музыка, которую он написал для Норкина. Она звучала в записи оркестра, в котором Композитор знал звучание каждого инструмента. Патриотический марш сменился легкой мелодией нежной песенки. Проникновенный девичий голосок рассказывал историю несчастной любви.
Острый подбородок Марка потянулся вверх, исхудавшая рука откинула одеяло. Он попытался встать и свалился с кровати. На шум прибежала Тана. Она собралась уложить мужа обратно в постель, но Марк, опершись на нее, показал, что хочет подойти к окну. Он отодвинул занавеску и зажмурился от яркого света. Певица, преисполненная чувством неразделенной любви, дважды повторила последние строчки грустной песни. Марк узнал ее.
Это была та самая девчонка из генеральской семьи, Марина Васильева. Она выросла и созрела. Даже плохое качество записи не могло скрыть магическое обаяние ее чудного голоса.
Композитор открыл глаза и досадливо поморщился. Он понял, что тот путь к тайне, который он выбрал несколько лет назад в Москве, был единственно верным. Шаман дал ему многое для познания ритма и его влияния на психику, но в целом это было потерянное время. На затененной створке окна Марк заметил свое отражение. Отросшая борода отчасти прикрывала шрам на шее. Если он с трудом узнает себя в этом нынешнем облике, то остальные и подавно, с удовлетворением подумал Марк. Можно возвращаться в столицу, поближе к концертным залам, где выступают любимые народом исполнители. Сначала он изучит их, а затем настанет черед самой лучшей из всех – Марины Васильевой.
С непривычки у Марка закружилась голова. Тана подхватила его, и не могла сдержать слезы радости. Любимый человек наконец-то поднялся и впервые за три года проявил интерес к жизни.
С этого дня Марк начал усиленно питаться, совершал пешие прогулки, постепенно восстанавливая одряхлевшие мышцы. В апреле он уже уверенно колол дрова и делал большую часть мужской работы по хозяйству. Тана радовалась выздоровлению мужа. В сельсовете по ее просьбе их расписали. При регистрации брака Марк взял фамилию жены, и ему выдали новый паспорт на имя Марка Шаманова.
В мае 1959 года Композитор покинул алтайскую деревню. Как он ушел, не видел никто. Только маленькая дочь, проснувшаяся на рассвете, долго слушала мягкие шаги по старой траве в обход луж. Она знала, как звучит обувь любого жителя деревни. Ее отец уходил, но девочку это совсем не печалило. Ведь он почти не издавал звуков, и поэтому был ей совершенно неинтересен.
В начале июня на перрон подмосковной станции Литвиновка сошел высокий, немного сутулый человек в стареньком наглухо застегнутом пальто с поднятым воротником. Поправив шарф под черной неаккуратной бородкой, он спустился в дальнем конце перрона, пересек железнодорожные пути и ступил на ничем непримечательную грунтовую дорогу. Спустя полчаса он уверенно свернул в поле и вышел к крайнему дому небольшой деревни. Перед тем, как открыть калитку, молодой человек остановился и слегка приподнял подбородок. Со стороны казалось, что он на миг заслушался пением птиц. Затем сутулый бородач прошел во двор и постучал в выбранное окошко. Когда за стеклом дернулась занавеска, и показалось лицо старухи в темном платке, гость радостно произнес:
– Баба Тонь, я вернулся!
Наутро хозяйка дома скончалась. Так бывает со старыми людьми после очень сильных переживаний. Особенно, если ночью к ним добавляется тревожный вой.
Глава 31
Похоронили хозяйку, как и положено, на третий день. Из родственников присутствовал только внук Марк, сын давно сбежавшей из села непутевой дочери Настьки. Композитор подслушал житейскую историю одинокой старушки еще в 1952 году, когда выискивал подходящие жерты в Подмосковье. Тогда же он и заявился к ней, рассказал о погибшей во время войны матери, которая завещала обязательно навестить бабушку. Старушка поверила всему, что рассказал ей вновь обретенный внук. Доверительной интонацией и нотками убеждения Марк владел в совершенстве. Композитор нуждался в доме, о котором не знают вездесущие чекисты. Здесь он хранил материалы своих зловещих исследований.
Под вечер, выпроводив соседку, помогавшую провести поминки, Марк зашел в сарай. Сдвинув хлам, сваленный в углу, он поддел крайнюю доску. Рука извлекла из-под пола зеленый железный ящичек. По шороху бумаг внутри, он понял, что всё на месте. Щелкнул замочек, откинулась крышка. А вот и фотографии, которые он сделал над трупами располосованных жертв. Прошло целых семь лет, но они отлично сохранились.
Композитор вернулся в дом, аккуратно разложил бумаги на столе. Всё подписано и систематизировано. Это носоглотки, гортани, языки, горло людей с обычными вокальными способностями. Десять комплектов снимков, снятых крупным планом, сразу после разрезания, когда тело еще сохраняло природное тепло, и из тканей не успела вытечь кровь. Рядом школьная линейка, чтобы можно было измерять и сравнивать. А вот такие же фотографии Милоша Ремера. На первый взгляд отличия минимальны. Но между их голосами пропасть, разделяющая обыденность от прирожденного таланта. Чтобы понять суть и выявить закономерности надо эту пропасть заполнить. Он должен планомерно исследовать характеристики голосовых аппаратов хороших ораторов и актеров, постепенно продвигаясь к всенародно любимым певцам.
Марк извлек сверток с самого дна ящика, развернул фланелевую тряпицу. На его ладони блестели и позвякивали острейшие хирургические инструменты. Теперь ему есть чем заняться. Он прошел в чулан. Добрая бабушка сохранила фотоувеличитель в исправности.
Новоявленный "внук" на правах наследника поселился в доме покойной "бабушки". Немногочисленные жители деревни узнали, что он учитель музыки, преподает в Москве, но устал от городского шума и решил пожить на природе. Благо, домишко еще крепкий, и до столицы путь недалек. Пусть живет! Сразу видно – тихий, порядочный человек, не чета местным забулдыгам. Женщины-одиночки пробовали прибрать к рукам нормального мужичка. Но их заходы потерпели неудачу. Знать, брезгует городской интеллигент деревенскими бабами.
Композитора оставили в покое.
– Сергей Васильевич, помните, вы упоминали дело Потрошителя? – молодой и энергичный лейтенант КГБ Владимир Нестеров вихрем ворвался в просторный кабинет для нескольких сотрудников, на ходу снимая мокрый плащ.
– Джека-Потрошителя? Так это в Англии. – Подполковник Трифонов приводил в порядок бумаги на своем столе, намереваясь убрать их в сейф.
– Нашего Потрошителя. Там еще горло у трупов кромсали.
– В начале пятидесятых было несколько похожих случаев в разных городах. Но эти убийства, насколько я помню, раскрыты. А ты почему спрашиваешь?
– Я сегодня был по делам в МУРе. Так они уже бригаду сформировали. Пять убийств за четыре месяца со следами хирургического вскрытия тел.
– Какие органы?
– Лицо, шея. Однотипные профессиональные разрезы.
– Кто жертвы?
– Да, разные люди. Преподаватель института, артистка театра, диктор на радио, ресторанная певица и даже тамада.
– Тамада? У нас что, такая профессия есть?
– Спившийся артист, который на свадьбах и банкетах подрабатывал. Знаменитость, в своем роде. Недостатка в заказах у него не было.
– Какие версии? – заинтересовался Трифонов.
– Если рассматривать каждое конкретное убийство в отдельности, то версий предостаточно. А вот если все вместе – тут загвоздка. Жертвы совершенно из разных кругов общения, живут в разных районах и между собой не знакомы.
– Но убийства-то однотипные?
– Вот МУРовцы и ломают голову. Ведь как нас учили, найди мотив, он выведет на преступника. А здесь с мотивами сплошные неувязочки. Вы что-то говорили про похожий случай. В Венгрии.
