Джонатан Келлерман - Наваждение
— «Ла Белла», — кивнул я. — Он есть в моем списке.
Полито улыбнулся:
— А кто, по-вашему, составлял этот список? Итак, Корвуц ужинает рано, где-то в шесть — в половине седьмого. Рассчитывать на то, что он предложит разделить с ним пасту, не приходится, но, вернувшись в Лос-Анджелес, вы сможете сказать, что честно пытались напроситься.
— Корвуц ходит с охранниками?
— Он же не Трамп или Маклоу. Так, мелкий бизнесмен. Разумеется, относительно мелкий: продолжает жить в десятикомнатном кооперативе в здании, построенном еще в парке до войны. Он купил его много лет назад.
— А что Корвуц застраивает сегодня?
— Ничего. Собирает арендную плату.
— Ушел на пенсию? С чего бы это?
— Может быть, захотелось, а может, пришлось.
— Что вы имеете в виду?
— Для того чтобы сегодня играть в городе, нужно иметь большие деньги — миллиарды, а не миллионы.
— Ясненько, — кивнул я. — Как он выглядит?
— Извините, но фотографий нет. Парень машину не водит. Я только могу сказать, что восемь лет назад ему было пятьдесят три года. Маленький, в очках, рыжеватые волосы. Эдакий русский Вуди Аллен.
— Спасибо. Кстати, я прошелся мимо здания на Тридцать пятой улице. Там снова фабрика.
— Строго говоря, это склад тесьмы, док. Производят ее в Куинсе, а хранят на Тридцать пятой улице. Как же вышло, что после всей этой кутерьмы Корвуц так и не построил кондоминиумы? Я слышал, что он попал в некие финансовые тиски, но выкрутился. Потом рыночная ситуация ухудшилась и парень был вынужден продать часть недвижимости с убытком для себя, включая то здание, о котором мы говорим. Здесь ведь все нужно успеть сделать вовремя. Рынок снова сошел с ума, в Нижнем Ист-Сайде облагораживаются старые жилые дома, адская кухня полна яппи, только название теперь другое — Клинтон.
— А Тридцать пятой Бум не коснулся.
— Эти здания прилично стоят, — пояснил Полито. — Теперь их выгоднее оставлять для торговых целей. Но попомните мое слово: пройдет время, и на этом острове будут жить только те, кто ездит в лимузинах.
Я помахал листком со списком членов правления:
— Есть какая-нибудь возможность пообщаться с другими двумя?
— От меня никаких возражений, — сказал Полито, — но, с другой стороны, у вас будут сложности по обоим персонажам. Меркурио мертв — впутался в конфликт с женщиной пять лет назад, ее муж забил его до смерти и бросил тело в Бронкс. Никакого отношения к Корвуцу, тот тип не раз поколачивал дружков своей жены. Я узнал о случившемся только потому, что обнаружил имя Лино в этом списке. Мальчишка был хулиганом и придурком — знаете, один из тех, кто носит волосы дыбом и старается казаться гангстером. Я могу себе представить, что он способен кого-то достать, и я не отказался бы иметь его в подозреваемых. Так и представляю себе, как он пыжится, считая, что может взять заказ на убийство. Вся проблема в том, что в ту неделю, когда исчезли Сафраны, Меркурио имел железное алиби: отдыхал с подружкой в Арубе.
— Удобно.
— Это правда, док. Я сверился с гостиницей и авиалинией. Лино точно был там. Возможно, он расплатился за путешествие деньгами, которые дал ему Корвуц за согласие войти в правление.
— Корвуц дал взятки всем членам правления.
— Не могу этого доказать, но иначе зачем бы им беспокоиться?
— И моя вторая проблема — Соня Глюсевич, дальняя родственница Корвуца. Именно поэтому зачем ей мне помогать?
Он развел руками.
— На всякий случай вы не знаете, где она сейчас?
— Давайте попробуем ее разыскать. — Сэм вытащил мобильный и напечатал запрос. Почти сразу же одна его рука поднялась, изображая знак победы. — Дом триста сорок пять, Девяносто третья улица. Если хотите начать с Сони, ради Бога, но я думаю, это было бы ошибкой. С Корвуцем лучше использовать элемент внезапности, а не давать возможность родственнице его предупредить.
— Согласен. Какая она, эта Соня?
— Молодая, симпатичная, сильный акцент, — улыбнулся Полито. — Крашеная блондинка, но милая. — И он изобразил жестом пышную грудь.
Официантка Моник заметила эту пантомиму и нахмурилась.
Полито подозвал ее.
— Семга просто великолепная. По счету заплатит он.
Девушка взглянула на меня и отошла.
— На вашем месте, док, — сказал Пролито, — я бы оставил Моник щедрые чаевые. Я сюда время от времени прихожу.
ГЛАВА 22
Когда Полито ушел, было без четверти три и ресторан уже совсем опустел.
Моник пила кофе у бара. Я оплатил чек и оставил тридцать процентов чаевых. Она поблагодарила меня широко открытыми глазами и белозубой улыбкой.
— Не возражаете, если я здесь немного посижу?
— Я принесу вам еще вина.
У меня оставалось еще три часа до того времени, как Роланд Корвуц развернет салфетку в «Ла Белла». Убил сколько-то времени, потягивая великолепного качества бордо и размышляя о разговоре со старым детективом.
Полито огорчала вероятность, что главный подозреваемый сидел прямо напротив него, а он упустил что-то важное, но уход Дейла от радара ничуть не снижал профессиональные способности Сэма. Если Брайт был деятельным психопатом, Полито пришлось столкнуться с супернормальным типом.
Он менял внешность.
Если труп Брайта не замурован в фундамент какого-нибудь высотного здания в Манхэттене, он скорее всего живет сейчас под другим именем в Лос-Анджелесе, играючи меняет пол и ускользает от ненужного внимания благодаря искусству перевоплощения и лжи.
Я позвонил узнать, нет ли мне посланий. Получил три: от Робин, Майло и юриста, который не любил платить по счетам и решил, что я хочу с ним побеседовать.
Робин сказала:
— Я по тебе скучаю, но хуже всего приходится Бланш: ни одной улыбки, и она постоянно обнюхивает твой офис. Затем настаивает на прогулке к пруду и садится точно на то место, где обычно сидишь ты. Когда это не срабатывает, она спрыгивает и смотрит на рыб до тех пор, пока я их не покормлю. Если я, по ее мнению, не бросаю достаточно много, она тявкает. Я постоянно уверяю Бланш, что папочка скоро вернется, но если судить по ее взгляду, она на это не покупается.
Я перезвонил Робин.
— Привет. Скажи Бланш, что я привезу ей сувенир.
— Она девушка не корыстная, но я скажу. Как дела?
— Пока ничего особенного.
— Я тут проверила у тебя погоду. Похоже, славная.
— Сказочная, — согласился я. — Как-нибудь нам стоит сюда приехать.
— Гостиница хорошая?
Я описал свое временное пристанище.
— Одно достоинство, — заметила моя любимая, — мы бы постоянно натыкались друг на друга.
— Я вернусь завтра, и можно будет натыкаться сколько душе угодно. Как работа?
— Взяла парочку новых заказов, простой ремонт. — Короткая пауза. — Сегодня утром он позвонил — хотел убедиться, что я в городе, когда он тоже здесь. Голос звучал по-другому.
— Как именно?
— Отстраненно — не бурлил энтузиазмом, как обычно. Говорит, что очень увлечен проектом, но тон не соответствует словам.
— Сожаления покупателя? — предположил я.
— Может быть, он осознал, что глупо платить такие огромные деньги, если не можешь воспроизвести ни одной ноты?
— В худшем случае продашь их кому-нибудь еще.
— Да. Только вот опасаюсь, как бы он не уловил, что его амурные намерения не получат ответ: я всячески избегаю пустой болтовни.
— Если у него низменные намерения, тогда тебе лишь повезет, если этот тип слиняет.
— Разумеется, — хмыкнула Робин, но тон ее не соответствовал словам.
Я сказал:
— Ты уже вложила в эту работу столько сил, а теперь все осложняется.
— Может быть, мне показалось.
— У тебя здоровые инстинкты, Роб.
— Не всегда… Наверное, мне лучше сначала проветрить мозги, а потом уже браться за пилу. Увидимся завтра, любимый!
Затем я перезвонил Майло и рассказал ему о встрече с Полито.
— Родственник помощника комиссара, а? — фыркнул он. — И именно этот районный прокурор случайно является бывшим водителем его величества.
— Какое совпадение, — тем же тоном заметил я.
— Значит, Брайт не показался Полито голубым?
— Вспомни также о резких изменениях наружности, попытках сойти за вегетарианца, рассказах Леоноры о его подвигах в стиле Джекилла-Хайда, и мы вообще не сможем прийти в отношении его к каким-либо выводам.
— Весь мир — большая сцена.
— Угу. И кровавая. Ладно, посмотрим, что скажет о нем Роланд Корвуц.
— Ты хочешь обратиться к Корвуцу напрямую?
— Разве ты не это имел в виду, когда снабжал меня адресом этого парня и списком мест, где он часто бывает?
— Да, но сегодня утром я проснулся и передумал. С какой стати Корвуц станет с тобой разговаривать?
— Если я сумею говорить не о нем, а о Дейте Брайте, может быть, он проговорится?
