Колин Маккалоу - Включить. Выключить
После второго бокала хереса Кармайн вспомнил, что сегодня не завтракал и не обедал. Пора было прощаться.
— Клэр, не сочтите за грубость, но вы слепы с рождения?
— О да, — спокойно ответила она. — Я из тех инкубаторских малышей, которым давали дышать чистым кислородом. Так что я жертва невежества.
Прилив жалости заставил Кармайна отвернуться. Он увидел на стене несколько фотографий в рамках, а среди них — старинные дагерротипы в тонах сепии. Лица были отмечены печатью семейного сходства: волевые, резкие черты, дерзкие изломы бровей, густые темные волосы. Отличалась только пожилая женщина на фотографиях недавнего времени, очень похожая на Чарлза и Клэр и пушистыми волосами, и блеклыми глазами, и даже вытянутым печальным лицом. Их мать?
— Моя мама, — сообщила Клэр, демонстрируя поразительную способность угадывать, что происходит в мире зрячих. — Не придавайте значения моей проницательности, лейтенант. В сущности, это жульничество.
— Я так и понял, что это ваша мать. Вы оба похожи скорее на нее, чем на родственников со стороны Понсонби.
— Мамина девичья фамилия — Саннингтон, она из Кливленда. Да, мы и вправду пошли в Саннингтонов. Мама умерла три года назад — что называется, отмучилась. Впала в полный маразм. Но так как она состояла в обществе «Дочери американской революции», о том, чтобы сдать ее в дом престарелых, и речи быть не могло, вот я и ухаживала за ней до печального финала. Правда, власти округа не оставили нас без помощи.
«Так это дом людей, способных претендовать на место в организации «Дочери американской революции», — подумал Кармайн. — Вероятно, Понсонби и его сестра голосуют разве что за прямых потомков Чингисхана».
Он поднялся и ощутил, как закружилась голова: у Понсонби херес подавали не в стопках, а в винных бокалах.
— Благодарю за теплый прием. — Он перевел взгляд на собаку, которая по-прежнему не сводила с него глаз. — Пока, Бидди. Рад был познакомиться с тобой.
— Как тебе славный лейтенант Дельмонико? — спросил Чарлз Понсонби у сестры, вернувшись в кухню.
— Он ничего не упускает, — отозвалась Клэр, вливая взбитые яичные белки в сырный соус.
— Верно. Завтра же наш лес прочешут вдоль и поперек.
— Ты недоволен?
— Ничуть. — Чарлз разровнял суфле в форме и сунул ее в горячую духовку. — Впрочем, мне их даже жаль. Ничто не раздражает так, как бесплодные поиски.
Глава 16
Четверг, 13 января 1966 г.
— Кармайн осунулся, — прошептал Марчиано Патрику.
— Они с Дездемоной не разговаривают.
Комиссар Сильвестри откашлялся.
— Итак, кто отказался давать разрешение на осмотр без санкции?
— В целом все были готовы сотрудничать с нами, — объяснил Кармайн, у которого действительно был изнуренный вид. — Мне разрешили осмотреть все, что я хотел, но я старался, чтобы осмотр проводился в присутствии кого-нибудь из хозяев. Разрешения у Чарлза Понсонби осмотреть его лес я не просил, так как не видел в этом необходимости. Если бы Кори и Эйб нашли в снегу свежие следы или доказательства, что эти следы замели, я бы обратился к Понсонби. Но я готов поручиться, что все двадцать акров девственно-чисты, так зачем тревожить Чака и Клэр попусту?
— Тебе понравилась Клэр Понсонби, — констатировал Сильвестри.
— Да. Удивительная женщина — не жалуется на судьбу, не ноет. — И он сменил тему: — Кстати, отвечаю на предыдущий вопрос: до сих пор мне отказали только иностранцы — Сацума, Чандра и Шиллер. Держу пари, через десять секунд после моего ухода Сацума отправил своего верного пажа Эйдо в Кейп-Код. Чандра — спесивый ублюдок, но как единственного наследника махараджи его можно понять. Даже если мы ухитримся получить ордер, он пожалуется в посольство Индии, а индийцы — на редкость агрессивный и обидчивый народ. Шиллер жалок. Я подозреваю его разве что в хранении коллекции фотографий с обнаженными юношами, но настаивать все равно не стал — из-за попытки самоубийства. Он не бил на жалость, а действительно хотел покончить с собой.
Кармайн сделал паузу и усмехнулся:
— Кстати, о голых юношах: в спальне Тамары Вилич, рядом с наручниками, кожей и плетками, я кое-что нашел. Ни за что не угадаете — снимок нашего амбициозного нейрохирурга Кита Кайнтона, который без одежды затмит любую модель. Говорят, по закону компенсации у мускулистых парней хозяйство мелкое, но Кайнтон — исключение из этого правила. Природа одарила его щедрее, чем порнозвезду.
— И что отсюда следует? — спросил Марчиано, откидываясь на стуле, чтобы оказаться подальше от сигары Сильвестри — неужели обязательно совать ее другим в нос? — Кайнтоны исключены? Или Тамара Вилич?
— Не совсем, Дэнни. — Впрочем, я никогда и не ставил их на первое место в списке подозреваемых. Она пишет тошнотворные картины и предпочитает доминировать в сексе.
— Значит, малыш Кит — любитель порки?
— Видимо, да. Но Тамара, похоже, старается не оставлять следов, чтобы его любящая женушка ничего не заподозрила. Больше всех мне жаль его мать.
— Опять у тебя симпатии, — заметил Сильвестри.
— Причины для беспокойства появятся, когда я окончательно разучусь сочувствовать людям.
— И как же ты намерен поступить теперь? — спросил Марчиано.
— Шантажировать Тамару Кайнтоном.
— Ну, тут ты справишься и раскаиваться не станешь. Ведь она тебе даже не симпатична.
* * *Тамару он загнал в угол в ее кабинете.
— Под снимком вашей матери я нашел фотографию доктора Кита Кайнтона, — напрямик заявил он, восхищаясь ее выдержкой: Тамара бесстрашно устремила глаза оттенка хаки прямо ему в лицо.
— Секс не убийство, лейтенант, — возразила она. — А когда им занимаются взрослые люди по обоюдному согласию, это вообще не преступление.
— Ваша половая жизнь меня не интересует, мисс Вилич. Я хочу знать только, где вы ею занимаетесь.
— У меня дома, в моей квартире.
— В районе, где половина соседей работает в медицинской школе Чабба или в Естественнонаучном корпусе? Там, где все знают Кайнтона и его машину и рано или поздно заметят ее? Сдается мне, вы где-то прячетесь.
— Ошибаетесь, даже не пытаемся. Я одинока, живу одна, Кит старается проскользнуть незаметно, если приезжает до темноты. Правда, он заявляется ко мне попозже, когда уже темно. Поэтому я и люблю зиму.
— А как же взгляды из-за кружевных занавесок? Из-за вас доктор Кайнтон привязан к Хагу вдвое крепче: там служат и его жена, и любовница. Жена знает?
— Она живет в полном неведении, но вы, думаю, всем раззвоните про нас с Китом, — мрачно предположила Тамара.
— Не раззвоню, мисс Вилич, но поговорю с Китом Кайнтоном — чтобы убедиться, что у вас нет другого места для встреч. Ваши отношения неразрывно связаны с насилием, а для насилия, как правило, требуется надежное убежище.
— Где никто не услышит крики? Лейтенант, мы никогда не заходим так далеко, просто разыгрываем какой-нибудь сценарий, — объяснила она. — Например, строгая учительница и скверный мальчишка, женщина-полицейский с наручником и резиновой дубинкой… и так далее. — Она переменилась в лице и прерывисто вздохнула. — Он меня бросит. Что же мне делать? Что я буду делать, когда он меня бросит?
«Вот живое доказательство тому, какими обманчивыми бывают предположения и впечатления, — думал Кармайн. — Я считал, что она не любит никого, кроме себя, а она влюблена в этого надутого индюка Кита Кайнтона — может, этим и объясняются ее картины. Она отразила свое отношение к любви — обидно, должно быть, ненавидеть любовь! Потому что Тамара знает, что Кит приезжает к ней только за сексом. А любит Хилду — если вообще способен любить».
Тамара догнала его у лифта.
— Если вы поспешите, лейтенант, то застанете доктора Кайнтона в перерыве между операциями, — сообщила она. — В больнице Холломена, на десятом этаже. Пройдите по подземному переходу, так будет быстрее.
Подземный переход, похожий на туннель, был жутковатым, как все туннели; побывав в лабиринте таких убежищ, прорытых японцами на тихоокеанских островах во время войны, Кармайн боялся их — настолько, что с трудом заставил себя спуститься в лондонскую подземку и ходить по переходам между станциями. В туннелях ощущался гнев и скрежет земли, разъяренной вторжением, и они вселяли в Кармайна ужас. Пройдя сотню метров, он повернул на развилке направо, и подземный ход вывел его в подвал больницы, неподалеку от прачечной.
Все операционные располагались на десятом этаже, но доктор Кит Кайнтон, облаченный во все зеленое, с повязкой, болтающейся на шее, ждал посетителя возле лифтов.
— Конфиденциальность! Я настаиваю на конфиденциальности, — шепотом заявил он. — Сюда, скорее!
Он почти втолкнул Кармайна в тесный склад, заставленный коробками с медицинскими принадлежностями. Здесь не было ни стульев, ни подходящей атмосферы, на которую рассчитывал Кармайн.
