Михаил Нестеров - Легионеры
Все оказалось знакомым – и пески, и ветер, и бередящая душу связь через “Пролив”...
Давно, очень давно он не имел связи со своими близкими. Далеко были жена с дочерью, и он нечасто вспоминал их. Оказались близко – и сжала вдруг душу тоска. И пропала куда-то справедливая ненависть к жене, изменившей ему с его же начальником. Сейчас сей факт вызвал на лице Марка лишь горькую усмешку.
До сегодняшнего дня двери штаба были закрыты. И вот наконец за порог шагнул долгожданный покупатель – Сергей Максимович Марковцев. Он хотел открыться товарищам в полуофициальной обстановке, чтобы атмосфера штаба так или иначе напомнила легионерам их принадлежность к военной службе. Все, что он скажет с места начальника штаба, будет походить на отдельные команды, распоряжения и приказы. А в любом другом месте такого эффекта не добиться, серьезный разговор с легионерами будет походить на заговор.
Марк многое успел понять, находясь среди бойцов, и в конце концов пришел к выводу, что команда подобралась неплохая.
Легионеры зашумели стульями и образовали вокруг командира полукольцо.
– Чую, Максимыч хочет удивить нас, – в полшепота сообщил Резаный своей соседке.
В штабе было прохладно, а на Елене лишь наброшенная на плечи куртка, майка с коротким рукавом да те же джинсовые шорты, с которыми не мог справиться Алексей. Бедра девушки рядом – только протяни руку, покрытые, как и полагается, гусиной кожей. Сидят рядом – селезень и утка, словно между ними ничего не произошло. Себе Резаный мог признаться: дала бы ему в душе Елена, он вспоминал бы маленькое приключение не с таким чувством легкого романтизма. Вроде бы и ничего не было, а на деле выходило наоборот. Одним словом, есть что вспомнить.
Не зная, куда девать шаловливые руки, Резаный коснулся-таки Елениного бедра и провел по нему ладонью, опять же шепнув ей, чтобы не получить затрещину:
– Я мурашки сгоняю.
Как на самом говорливом, на нем и остановил свой взгляд Марковцев.
– Для нас всегда важно помнить, что самым легким днем был день вчерашний. Жизнь ничего не стоит, но она порой продается. Вы продали ее ровно за тридцать тысяч американских сребреников. Алексей, раздай расчетные книжки.
Бойцы, с недоумением поглядывая на старшего товарища, зашелестели страницами.
– Четыреста пятьдесят штук! – шумно выдохнул Резаный. – Это сколько в баксах?
– Пятнадцать, – подсказала слегка побледневшая Гущина. Такие деньги ей только снились.
– Остальные получите после операции. Деньги тех, кто не вернется, разделите поровну.
– Марк, кто ты такой? – прищурился Резанов. Со стороны казалось, он читает текст в маленькой, но очень дорогой книжице, или подглядывает, боясь ошибиться.
– Я твой командир. Большего тебе знать не положено. К деньгам у меня есть дополнения. Указ, который собрал нас вместе, липовый. Но это не значит, что некоторые из нас не получат прощения. От имени одного очень высокопоставленного лица уполномочен заявить: кто вернется с задания, продолжит службу в воинском подразделении. Это ли не мечта каждого из нас? – чуть с пафосом спросил Сергей.
Он на каждом задержал тяжелый взгляд.
– Муромов, у тебя есть желание прятаться от ментов? Нагатин, а ты как смотришь на эту проблему? Коля Сунцов?
– Ладно, все это присказка, – первым успокоился Резаный. – Указ липовый – правда, его от оригинала хер отличишь. Деньги... – он снова раскрыл книжку. – Деньги вроде настоящие. А как обстоят дела с местом проведения операции? Действительно попрем в Пакистан?
– Ты сообразительный малый, – похвалил товарища Сергей. – Работы по нашей специальности хватает и в России.
– Неужели? – продолжал гнуть свою линию Резанов. – Таким составом да еще с хорошим вооружением мы всю верхнюю палату перестреляем. Потом спустимся этажом ниже... Ты цели, цели выкладывай, командир. А то мы развернемся на девяносто градусов.
– На сто восемьдесят, – поправила Елена.
– Тем более. – Он покосился на девушку. – Теперь и я знаю, как залетают. Причем целой группой. Я всегда знал, что когда-нибудь залечу. Всегда наглым был, врал на каждом шагу. Чего ни спросят у меня, я отвечаю: “Есть! Умею! Могу!” – “А на пианино можешь?” – “А то!.. У меня же мать концертмейстер, отец – музыковед”. А они у меня – простые рабочие.
– Резаный, заткнись, а? – Гущина вспоминала все, что знала о технике создания подставных – часто радикально-исламских – группировок (устав, цели и прочее) с той целью, чтобы в один прекрасный момент взять на себя ответственность за какую-либо акцию, проведенную самими спецслужбами. Таких организаций множество во всех странах, до некоторой степени это излюбленный прием спецслужб; нередко они в советские времена подставляли целые государства как правило, развивающиеся страны, подставляли, договариваясь, естественно, с руководителями этих стран, обещая взамен оружие, выгодные контракты, протекцию, наконец. Спецслужбы конкретной страны проводят теракт, а подставная группировка, которая “по документам” может находиться в Анголе, Эфиопии и так далее, берет на себя ответственность за его проведение. Все это называется секретной войной, одна из основ работы спецслужб.
– Марк, кто стоит за тобой? – Гущина не сомневалась: спецслужбы. Однако не только они могли провести подобную акцию. Если взять затраты, те незначительны, но вот цели...
Она в очередной раз затронула тему вербовок российских военных зарубежными фирмами. Слухи докатились и до нижней палаты, которая сделала запрос на имя министра обороны. Так что большинство контор по найму подверглось проверке со стороны спецслужб. А фирма Щедрина обладала уникальным документом, указом ООН, который в своей универсальности никак не подразумевает авторства обычных мошенников.
– А ты не думал, Марк, что в конторе по найму под видом наемника побывал агент спецслужб, без труда запоминающий пару-тройку страниц незнакомого текста? Не думал, что вашему липовому указу давно удивились и в Министерстве иностранных дел, и на Лубянке? Вопрос о нашей – наемниках – чистоплотности станет не на последнее место. Мы для остального мира люди без морали, без принципов, джентльмены удачи.
“Не дивитесь, братия мои, если мир ненавидит вас”, – вздохнул Марк.
– Неважно, кто стоит за мной, важно то, какая задача ставится перед нами. Мы ликвидируем диверсионно-подрывную группу, которую передают грузинской стороне лишь с той целью, чтобы развалить уголовное дело. На совести подрывников сотни жизней, тысячи раненых и изувеченных. Кто из вас хочет, чтобы они снова оказались на свободе?
– Так вопрос не ставят, – попробовала парировать Гущина.
– Я уже поставил его. Отдохните малость. Через полчаса жду вас здесь снова.
– А у нас есть выбор?
Марк долго молчал. Потом поднял усталые глаза на Алексея и тихо сказал:
– Есть. Думай, Леша, и выбирай.
Резанов – единственный из “гусей”, кто недолго пребывал в унынии. А двадцативосьмилетний Толик Беляев сразу заявил товарищам: “Да мне все равно, кого “мочить”. Мне деньги нужны. А вам?”
На вопрос Беляева согласными кивками ответили двое: абсолютно все равно, кого “мочить”.
Александру Нагатину Резаный, недолго думая, прилепил “погонялу” Негатив. В характеристике на Негатива, хранящейся в архиве воинской части 7236 – отдельная штурмовая бригада спецназа ВДВ, – значилось: “Проявляет терпение и твердость характера там, где это необходимо. В экстремальных ситуациях решителен и ответственен, не станет прятаться за спину других. Необщительный, но надежный в дружбе Внимательный сын, всегда помнит о родителях...”
В характеристику, составленную три года назад, сейчас можно было внести поправку: “Всегда помнит о матери”.
Его приятель – Михаил Муромов, а с легкой руки Резанова – Певец. Некогда на советской эстраде блистал его неполный тезка: Спецназовец Муромов носил отчество Васильевич, тогда как “звезда”, исполнившая шлягер про Москву, “была” Владимировичем. Однако до настоящего певца ему было далеко. Муромов обладал одной отличительной особенностью, признаками перенесенной операции заячьей губы. Верхняя губа имела треугольную форму, усы – с заметной “щербиной”, передние зубы – как у кролика, постоянно на виду. О себе Певец рассказывал неохотно, хотя послушать его стоило.
Он полтора года отсидел в тюрьме за нанесение тяжких телесных повреждений и столько же находился в розыске московской милицией за вооруженное ограбление банка. Пресс-секретарь ГУВД Москвы прокомментировал эту анекдотическую ситуацию: “Надо очень захотеть, чтобы скрыть сей факт”. Но до того скрылся сам Михаил Муромов, которому светила еще “пятерка” в колонии, но уже за грабеж.
Обычно в маленьких коллективах мало тайн друг от друга, хочешь не хочешь, а на вопросы приходилось отвечать.
И вот как-то незаметно один человек встал с койки и тихо вышел из казармы.
