Коллин Хувер - Безнадежность
Тот морщится и погружает пальцы в волосы.
— Скай…
Он даже не в силах взглянуть мне в глаза; он расстроен и смущён, и он… врал мне всё это время. Он что-то скрывает и боится говорить со мной об этом.
Он меня знает. Откуда, чёрт возьми, он меня знает, и почему не рассказал мне?
Внезапно на меня накатывает приступ тошноты. Я стремительно пробегаю мимо Холдера и открываю первую попавшуюся дверь. Слава богу, наконец-то, ванная. Запираю дверь, бросаю фотографию на стойку и опускаюсь на пол.
Образы и воспоминания заливают меня, словно прорвало плотину. Воспоминания о нём, о ней, о нас троих. Воспоминания о том, как мы играли вместе, обедали у них дома, о том, что я была неразлучна с Лес. Я любила её. Я была такой маленькой, я даже не помню, откуда я их знаю, но я их любила, обоих. Воспоминания пронизаны печалью, теперь, когда я узнала, что Лесли, с которой я дружила в детстве, ушла. Я внезапно ощущаю грусть и подавленность оттого, что она ушла. Но это не мои чувства, не Скай. Это чувства той грустной девочки, которой я была когда-то, и боль её потери взрывается во мне.
Почему я ничего не знала? Почему я не вспомнила его при нашей первой встрече?
— Скай, пожалуйста, открой дверь.
Я прислоняюсь к стене. Это уже чересчур. Воспоминания, боль, печаль — слишком много, чтобы постичь вот так, разом.
— Детка, пожалуйста. Нам нужно поговорить, но не так же. Прошу, открой дверь.
Он знал. С самой первой нашей встречи в магазине он знал. И когда он увидел браслет… он знал, что его мне подарила Лесли. Он увидел на мне браслет и всё понял.
Печаль и замешательство мгновенно превращаются в гнев, я вскакиваю и устремляюсь к выходу. Отпираю защёлку и распахиваю дверь. Он стоит, положив руки на обе стороны рамы и смотрит прямо на меня, но я даже не знаю, кто он. Уже не понимаю, что реально между нами, а что ложно. Не знаю, какая часть его чувств принадлежит мне, а какая — той маленькой девочке, которой я была прежде.
Мне необходимо узнать, кем она была. Кем была я. Проглатываю страх и отпускаю на волю вопрос, ответ на который, боюсь, мне уже известен:
— Кто такая Хоуп?
Мрачное выражение его лица не меняется, и я повторяю вопрос, на сей раз громче:
— Чёрт возьми, кто такая Хоуп?
Он не отрывает от меня глаз, сжимает ладонями дверную раму и молчит, словно не может ответить. По какой-то причине он не хочет, чтобы я знала, чтобы я вспомнила, кто я. Делаю глубокий вдох и подавляю слёзы. Мне очень страшно это сказать, потому что я не хочу знать ответ.
— Это я? — спрашиваю дрожащим, смятенным голосом. — Холдер… я Хоуп?
Он быстро выдыхает и запрокидывает голову, словно старается не заплакать. Закрывает глаза и прижимается лбом к своей руке, делает длинный, глубокий вдох, прежде чем поднять на меня взгляд.
— Да.
Воздух густеет настолько, что невозможно вдохнуть. Я замираю, не в состоянии пошевелиться. Всё вокруг застывает, кроме того, что происходит в моей голове. В ней столько мыслей, вопросов, воспоминаний, они захлёстывают меня, и я не знаю, что мне сейчас необходимо: заплакать, закричать, уснуть, сбежать.
Нужно выбираться отсюда. Холдер, эта ванная, весь этот чёртов дом давят на меня, и мне требуется на улицу, где есть пространство, где я могу вышвырнуть всё из своей головы. Пусть оно уйдёт!
Протискиваюсь мимо Холдера, он пытается взять меня за руку, но я уворачиваюсь.
— Скай, подожди! — кричит он мне в спину.
Лечу к лестнице, спускаюсь по ней с неимоверной скоростью, перепрыгивая через две ступеньки. Слышу, что он следует за мной по пятам, бегу быстрее и теряю равновесие. Рука отрывается от перил; я качусь вниз и приземляюсь у подножия.
— Скай! — вопит он. Пытаюсь подняться, но он уже стоит рядом на коленях и прижимает меня к себе, не давая мне шанса встать. Я толкаю его — лишь бы оставил меня в покое и отпустил на улицу. Он не двигается.
— Наружу, — бормочу я на последнем издыхании. — Мне просто нужно наружу. Пожалуйста, Холдер.
Чувствую, как он борется с собой, не желая меня отпускать. Потом неохотно отстраняется и пытается поймать мой взгляд.
— Не убегай, ладно? Мы выйдем наружу, но, пожалуйста, не уходи. Нам нужно поговорить.
Я киваю, он отпускает меня и помогает подняться. Выйдя за дверь и оказавшись на лужайке, я смыкаю пальцы на затылке и втягиваю в себя огромный глоток холодного воздуха. Запрокидываю голову и смотрю на звёзды, мечтая лишь об одном: оказаться там, наверху. Как остановить этот поток образов? С каждым раздражающим воспоминанием приходят новые раздражающие вопросы. Откуда я знаю Холдера? Почему он скрывал это от меня? Как получилось, что меня когда-то звали Хоуп, если я помню себя только как Скай? Зачем Карен сказала, что при рождении меня назвали Скай, ведь это не так? Всё, что годами представлялось мне простым и понятным, разваливается на глазах, вскрываются новые сведения, которые я не хочу знать. Всё это время мне лгали, и я содрогаюсь от страха — неужели то, что от меня прятали, настолько ужасно?
Я стою там, кажется, целую вечность, пытаясь разобраться хотя бы в этом, впрочем, не имея ни малейшего понятия, в чём же, собственно, мне следует разобраться. Нужно поговорить с Холдером, выспросить, что ему известно, но мне больно. Не могу посмотреть ему в лицо, зная, что он так долго хранил от меня эту тайну. Из-за его вранья всё, что произошло между нами, обращается в фальшь.
Я полностью вымотана, и на сегодня с меня хватит откровений. Хочу лишь одного — добраться до дома и лечь в постель. Мне нужно с этим переспать, прежде чем мы начнём разбираться с тем фактом, что он не рассказал мне о нашем детском знакомстве. Не понимаю, почему он вообще думал, что это следует от меня скрывать.
Поворачиваюсь и бреду к дому. Холдер стоит на пороге, наблюдая за мной. Отступает в сторону, давая мне пройти, и я отправляюсь прямо в кухню. Залезаю в холодильник, достаю бутылку воды, открываю её и делаю несколько глотков. Во рту пересохло, а он так и не принёс мне обещанную воду.
Ставлю бутылку на барную стойку и бросаю взгляд на Холдера.
— Отвези меня домой.
Он не возражает. Берёт со столика у входа свои ключи и жестом приглашает меня последовать за ним. Оставив воду на стойке, молча иду за Холдером к машине. Как только я оказываюсь внутри, он не сказав ни слова, выруливает на дорогу.
Мы проезжаем мой поворот, и становится очевидно, что Холдер не намерен доставить меня домой. Смотрю на него — он не отрываясь тяжело глядит прямо перед собой.
— Отвези меня домой, — повторяю я.
Он поворачивается ко мне с выражением мрачной решимости:
— Скай, нам нужно поговорить. Наверняка у тебя накопились вопросы.
Так и есть. У меня миллион вопросов, но я надеялась сначала с ними переспать, разобраться и самой ответить на большинство из них. Но в данный момент мои предпочтения Холдера явно не волнуют. Я неохотно отстёгиваю ремень безопасности и опираюсь спиной о дверцу, чтобы смотреть ему в лицо. Если он не даёт мне время вникнуть самой, я просто вывалю на него все вопросы разом. Но только быстро, потому что мне очень хочется домой.
— Отлично, — упрямо заявляю я. — Давай с этим покончим. Почему ты врал мне два месяца? Почему ты так распсиховался насчёт браслета, что неделями не мог со мной разговаривать? Или почему ты просто не сказал мне, за кого ты меня принял тогда, в магазине? Потому что ты знал, Холдер. Ты знал, кто я, но по какой-то причине решил, что будет весело держать меня на крючке, пока я не догадаюсь сама. Я тебе хотя бы нравилась? Твои игры стоят той боли, которую ты мне причинил? Потому что мне больно так, как никогда в жизни не было больно, — говорю я, злясь на саму себя за охватившую меня дрожь.
Я наконец даю волю слезам, потому что они тоже, как и всё остальное, рвались наружу, и я устала с ними бороться. Я вытираю влагу со своих щёк тыльной стороной ладони и понижаю голос:
— Ты ранил меня, Холдер. Ужасно ранил. Ты обещал, что всегда будешь честным со мной.
Я уже не повышаю голоса. На самом деле, я говорю так тихо, что даже не уверена, слышит ли меня собеседник. А он по-прежнем смотрит на дорогу, чёртов засранец. Я зажмуриваюсь, скрещиваю на груди руки и ложусь на спинку сиденья. Смотрю в окно и проклинаю карму, втолкнувшую в мой уютный мирок этого безнадёжного мальчишку, чтобы он всё разрушил.
А он так и не отвечает, не произносит ни единого слова, и мне остаётся только издать короткий, жалкий смешок.
— Ты правда безнадёжен, — роняю я.
Тринадцатью годами ранее
— Я пúсать хочу, — хихикает Лес. Мы скрючились под их крыльцом и ждём, когда нас найдёт Дин. Мне нравится играть в прятки, но только если я прячусь, а не ищу. Они могут догадаться, что я не умею считать. Когда они прячутся, Дин просит меня досчитать до двадцати, а я не знаю, как. Поэтому просто стою с закрытыми глазами и делаю вид, что считаю. Они уже ходят в школу, а я — только в следующем году, вот и не научилась считать так же хорошо.
