Петр Владимирский - Грязные деньги
— А поехали ко мне? — внезапно предложил Билибин.
— Нет.
— Почему? — не отступал Антон.
— Потому что.
— Любишь другого? Но он-то тебя не любит! Иначе был бы сейчас здесь!
«Любопытно, это реплика из какого-то спектакля?» — подумала женщина и промолчала.
Они подъехали к ее дому.
— Хорошо, я подожду, — сказал Антон. Он знал, что такой ход неплохо действует на осажденную крепость. Если нельзя взять женщину приступом, то нужно сделать вид, что отступил, а потом продолжить осаду. У него осечек не бывало.
Антон вышел, открыл дверцу своего «ситроена», помог женщине выйти из автомобиля. Он поцеловал ей руку и сказал, стараясь не переигрывать:
— Я буду ждать столько, сколько понадобится! И дождусь.
Интересно, что сказал бы Антон, если бы знал, что тот, «другой», как раз сейчас находится здесь? Именно потому, что любит и ревнует. Двинятин сидел в своем «пежо» на расстоянии нескольких метров, их машины разделяла лишь детская площадка. Он видел, как артист поцеловал руку его женщине, и слышал каждое сказанное слово. Когда Вера зашла в квартиру, он помедлил и поехал к своей маме, на Лесной массив, по пути каждую минуту останавливаясь и колеблясь, не вернуться ли назад и не устроить ли выяснение отношений…
Вера потрепала Пая за длинные уши, погладила гладкий его лоб, которым он уткнулся в ее колени, и с облегчением вздохнула. Под напором Антона ей пришлось поставить своего рода психологический заслон. Чтобы не вдумываться в слова, не чувствовать его эмоций — вообще не быть на его волне.
Но скоро она об этом пожалеет.
10 ИЗ КОНФИДЕНЦИАЛЬНЫХ ИСТОЧНИКОВ
За неделю до убийства.
В ординаторскую грузно шагнул главврач Дружнов, увидел Зарайского и кивнул:
— Я пришел, Никита, можешь выметаться.
Дружнов, хоть и был главным врачом клиники, продолжал оставаться опытным хирургом-травматологом и иногда, когда позволяли обстоятельства, заступал на смену — и подработать, и навыки освежить.
— Я еще часок побуду, Илюша. Извини. — Никита потянулся, с хрустом размял запястья и пальцы. — Хочешь поспать?
— Я те дам поспать. Это ты спи, я уже стар для… А что ты так хитро улыбаешься, шалопай? Зачем остался?
— Верунчик попросила.
Илья Ильич нахмурился.
— Опять Лученко что-то затеяла? А ты ей еще и помогаешь. Ох, всыплю я ей! Сколько можно работать спасательной командой, сыщиком-любителем? Тут пациентов куча…
— Не всыплешь, — уверенно сказал дежурный хирург. — А то я на тебя обижусь. Да ладно, что ты волнуешься? Она хочет просто глянуть со мной на этого, со стройки, тяжелого. Я сам ее попросил: вдруг почувствует чего-нибудь, расскажет. Ты же ее знаешь.
Дружное молча сопел.
— И знаешь — твоей клинике фантастически повезло, — продолжал Никита Зарайский, — что у нее есть такой специалист. Она гений. А ты ее достаешь своим ворчанием.
— Даже гениев надо иногда возвращать в русло… — Главврач поднял палец, вздохнул. — Ладно, пойду поработаю. Через час-полтора чтобы духу вашего…
Он вышел и прикрыл дверь. Никита откинулся на спинку стула, посмотрел на часы, встал и не спеша направился в реанимацию. Пациент Довгалюк выглядел плохо, но был все еще жив, о чем равнодушно сообщали показания на мониторе. Очень тяжелые травмы, но кто знает… Чудеса случаются. Да и не в чудесах дело, просто одним везет, другим не очень. Этому повезло: грохнулся на мешки с цементом. Переломы ребер с проникновением осколков в легкие, компрессионный перелом левой руки и ключицы, травма головы с переломом челюсти, тяжелый ушиб позвоночника, переломы костей таза, ног…
Что Вере от этого строителя понадобилось, интересно? Но все равно, он ей поможет в любом случае. Он ей слишком обязан, этой волшебнице с голубыми глазами. И никогда полностью не расплатится… Себя Зарайский считал тоже очень неплохим специалистом, но даже у выдающихся докторов случаются черные полосы в жизни. Интересно, что беда почему-то началась со счастья, а счастье, в свою очередь, с беды. Прямое доказательство полосатости нашей жизни. А именно: однажды в автомобильную аварию попала юная студентка консерватории Настя Борочко. Хирург Зарайский собрал сложный открытый оскольчатый перелом ноги буквально по миллиметру, операция длилась пять часов. В самом конце, когда ординатору разрешили зашивать, Илья Ильич Дружнов, главврач и опытный травматолог, под чьим руководством шла операция, восхищенно сказал:
— Ну, ты, Никита Андреевич, ювелир!
Послеоперационный период проходил благополучно. Хотя при наилучшем исходе Настя, которой только что исполнился двадцать один год, на всю оставшуюся жизнь была обречена ходить с костылем. Но она оказалась оптимисткой и через несколько дней, во время обхода, удивила всех присутствующих фразой:
— Ничего страшного, я ж не балерина. А певица может ходить с палочкой. Вот, например, Монсеррат Кабалье! Выходит на сцену с тростью, а когда начинает петь, все даже забывают, что она хромает!
Врачи обалдели, и слова утешения замерли у них на губах. Девушка улыбалась, от ее ясных глазок и чистого девичьего личика исходило такое спокойствие, такая уверенность, что все будет хорошо… Казалось, в палате светлей стало. А через несколько дней в коридорах больницы зазвучал романс «Белой акации гроздья душистые». Зарайский зашел в палату и увидел Настю, полулежащую на подушках, и ее хрустальный голос звучал в больничных стенах посильнее, чем в консерватории. «Вот это голос! Чудо, а не девушка…» — подумал Никита.
Скоро он понял, что пациентка перевернула его жизнь. Он влюбился и, кажется, был любим… Голова врача кружилась, словно ее отправили в высокие слои атмосферы. Высоте отношений мешало наличие у Зарайского жены и двоих детей. Но честный до неприличия хирург во всем признался супруге, собрал рюкзак и ушел из семьи. Зато теперь влюбленный травматолог практически не расставался с предметом обожания. Ночевал он в ординаторской, питался в больничной столовой, лишь иногда отлучаясь на операции или на обходы к другим больным.
То ли искусство Зарайского, то ли его любовь совершили чудо: Настя Борочко выздоравливала просто на глазах. Когда она смогла пройти первые несколько шагов без костыля, все ахнули. Никита перевез любимую к ней домой, приходил после дежурств… И вдруг в один ужасный для хирурга день его ненаглядная Настенька упорхнула в Милан — учиться пению в тамошней консерватории. Причем уехала тайком, даже не попрощавшись с возлюбленным и личным травматологом.
Однако Никита теперь уже ничего не боялся. Никакие обстоятельства не способны разлучить его с любимой девушкой! Вслед за юным дарованием он полетел в Милан. Оттуда через два дня вернулся уже не энергичный подтянутый доктор, а мрачная человеческая развалина. Никита с остервенением набросился на работу, тем более в его жизни ничего не осталось, но все валилось из рук. Возвращаться в семью не позволяла гордость, да его и не звали. Только в кабинете Веры Лученко он мог выговориться, даже поплакать в минуты острой душевной боли, не стесняясь, и только здесь ему могли помочь по-настоящему.
Никита теперь был уверен: Вера Алексеевна — не просто врач, она гениальный психотерапевт. По мере того как он все рассказывал этой синеглазой молчаливой женщине, боль отпускала, выходила из него, как воздух из шарика. А Вера кивала и молчала, гладила его по плечу, отчего слезы наворачивались на глаза.
— Понимаешь, я и не знал, что можно быть такой красивой и такой… Прагматичной. Я хотел остаться там, с ней, все бросить, быть рядом, ничего больше! Она ответила, что будущей оперной диве мирового уровня, выступающей в «Ла Скала», ни к чему какой-то украинский травматолог. И добавила, что я эгоист и хочу стать гирей на ее ногах. — Зарайский криво усмехнулся. — Когда я одну из этих ног собирал по кусочкам, то гирей не был…
Вера тогда ему рассказала очень важную вещь, ненавязчиво и просто.
— Представь себе, что она не оказалась циничной и разрешила тебе находиться подле нее. Ты представляешь свою жизнь? Из талантливого хирурга, поцелованного Боженькой, ты бы стал мужем-нянькой при молодой певице. Заметь, не продюсером, не пианистом. Не коллегой по искусству, а кем?.. Поваром, костюмером, горничной и дворецким в одном лице? Да это просто счастье, что вы расстались. Проснись, Зарайский! Ты мужик или где?! Главное твое назначение в этой жизни — спасать людей своими золотыми руками! А певиц, балерин и других творческих женщин ты еще найдешь. Ты ж в своем деле Паганини! Женщины с ума сходят от талантливого мужчины, поверь мне, я знаю, о чем говорю.
Этот разговор помог Никите лучше любых персенов. Он приободрился. Расправил плечи и вскоре стал даже посмеиваться в душе над самим собой и своими «оперными» страданиями.
