Виктор Пронин - Ошибка в объекте
Демин подошел к столу, сел, опустил лицо в ладони. «Вот сейчас ты позвонишь девушке Кларе. И будешь говорить легко, по возможности остроумно. А ведь твое состояние весьма далеко от игривого... Потом позвонишь Кучину и включишься в иную игру, станешь усталее, циничнее, чем ты есть на самом деле. Когда же ты бываешь самим собой, а, Валентин Сергеевич? Неужели ты так никогда и не явишь миру свое настоящее лицо? Какой ты, Демин?»
Он поднял трубку телефона, набрал номер и вдруг почувствовал свое сердце. До сих пор его как бы и не было, и тут несколькими упругими толчками оно как бы напомнило о себе. И Демин обрадовался своей робости, ему стало приятно оттого, что и это чувство у него бывает...
– Клара? Добрый вечер. Демин звонит.
– Да уж узнала...
– Вы уже закончили очерк, Клара?
– Да! Вам посвящены самые вдохновенные страницы.
– А вы не могли бы мне прочесть несколько строчек?
– Вы тщеславны?
– Нет, не думаю. У меня много недостатков, но тщеславием я не страдаю. Нет-нет, – повторил Демин, словно успокаивая самого себя. – Только не это.
– Ладно-ладно, – сказала Клара. – Все равно я знаю о вас больше, чем вам хотелось бы, да, наверное, больше, чем вы сами о себе знаете. Вот я написала, что вы на своем месте, что вы вдумчивы, решительны...
– Боже, какая мерзость! Клара, ради всего святого, вычеркните все это!
– А что написать?
– Напишите, что я нерешителен, что я страдаю неполноценностью, хотя нет, не надо, не страдаю, я наслаждаюсь этим своим качеством и не тороплюсь от него избавиться. Кроме того, я разыгрываю из себя следователя, понимаете, я не следователь, я игруля!
– Валентин Сергеевич! – перебила его Клара. – Все правильно. Вы не следователь, я не журналист. А если вы своему начальнику скажете, что он начальник по призванию, по натуре своей – он вам этого не простит. Все мы более или менее удачно исполняем роли, которые нам выпали. В этом наше спасение и наш запасной выход – всегда есть возможность сказать, что, дескать, да, я действительно никудышный журналист, но так уж сложилась жизнь, а вот если бы я была модельером или резчиком по дереву, то кто знает... А какой ваш запасной выход?
– Мой? – переспросил Демин в замешательстве.
– Чем вы оправдываетесь перед собой после провала? В какую лазейку стремится ваша душа? В какую несостоявшуюся судьбу? Где вы отсиживаетесь после провала?
– У Кучина. Друг у меня такой есть... Кучин. Кстати, вы не хотите сходить к нему в гости? Сходим, а?
– Давайте, – неуверенно произнесла Клара. – А что у него?
– Я у него буду, – дерзко сказал Демин. – Это не так уж плохо.
– А кто-то говорил о нерешительности...
– Играю, Клара! Играю решительного, самоуверенного, беззаботного. Неотразимого, если угодно.
– Дождь идет, – сказала она.
– Да, у нас тоже. Отличная погода. Вы любите мокнуть?
– Иногда.
– Идемте на набережную? Мне можно, меня начальник похвалил.
– А мне нужно – меня редактор поругал.
– Под новым мостом через час, годится? – спросил Демин.
– Годится. А кто он, этот Кучин?
– О! Очень милый человек, мягкий, стеснительный, большой шутник, хотя оптимистом его не назовешь...
– Чем он занимается?
– Трупы вскрывает.
– Что?!
– Но это не главное его занятие. Он еще ножи собирает. У него прекрасная коллекция ножей... От обычного кухонного до кинжала для левой руки.
– Это что, очень большая редкость – кинжал для левой руки?
– Не знаю, надо посмотреть.
– А он нас не вскроет из любопытства?
– Не дадимся, Клара! Нас ведь двое!
– Двое-то двое...
– Думаете, маловато? Ничего, когда-нибудь нас будет трое... Четверо...
– Это в каком смысле?
– Все правильно, Клара, все правильно. Я не оговорился. Мне нельзя оговариваться. Работа не позволяет. А тут... слишком случай удобным показался, жалко было упускать.
– Да уж, вы своего не упустите...
– Я правильно понял, что мне не следует упускать своего?
– Все-таки вы следователь, Валентин Сергеевич! Вам мало понять человека, заставить его признаться, вам надо выдавить слова, которые можно в протокол занести. Чтоб потом его носом тыкать в эти слова, как поганого кутенка! Вам нужны такие фразы?
– По телефону ваши признания не будут иметь юридической силы, – улыбнулся Демин. – И мои тоже.
– А вы собираетесь в чем-то признаться?
– Да, мне есть в чем. Как вы думаете, с этим стоит поторопиться?
– До встречи под мостом... Там будет видно. – Клара положила трубку.
Демин надел куртку, взглянул на свое отражение в оконном стекле, поправил беретку и... сел за стол. Некоторое время бездумно смотрел на календарь, перевернул листок. Подумал и возвратил листок на прежнее место, решив, что переворачивать его рано, что день еще не кончился, самое важное впереди. Потом поднялся, подергал ручку сейфа, погасил свет, вышел и запер за собой дверь.
– Ну, ни пуха, старик! – пожелал он себе, когда невидимые в темноте первые капли дождя упали ему на лицо. Увидев двоящиеся в мокром асфальте огни автобуса, побежал к остановке.
Глава 17
Отгрохотали, отмелькали тяжелые фермы моста, растаяли контуры домов на горизонте, сверкнул прощально золоченый купол церкви. И тут же поплыли прозрачные осенние сады, затянутые сеткой дождя. Николай стоял у окна, опершись руками о его верхний край, и на его губах блуждала улыбка, будто он наверняка знал, что сейчас кто-то подойдет к нему, хлопнет по плечу, скажет доброе слово. Но никто не подходил, и косенькая, маленькая улыбочка, как позабытая, осталась на его губах, постепенно становясь скорбной и неуверенной.
– А вы не ждали нас, а мы приперлися... – проговорил он и, уронив руки вдоль тела, вошел в купе. Раньше, всего месяц назад, он одарил бы всех вниманием, шуткой, участием, тут же узнал бы, как зовут грустную девушку у окна, сколько лет мальчугану, который едет с бабушкой, где раздобыл такой портфель мужик с лысиной... А сейчас он и не заметил их, скользнул равнодушным взглядом и сел на свое место. Хмыкнул, вспомнив недавний разговор у железнодорожной кассы.
– Во Львов есть билеты? – спросил он.
– Нет, молодой человек, кончились.
– Что-то слишком много всего последнее время кончается, – проворчал Николай. – А куда есть билеты?
– Вам не все равно?
– Да, мне не все равно!
– На юг есть! В Сочи! – с вызовом, с желанием обидеть ответила кассирша и тряхнула обесцвеченными кудрями.
Николай замечал, что среди кассирш аэропорта, железных дорог, даже на автостанциях появилась мода на обесцвеченные волосы, выбеленное лицо и ярко-красные губы.
– Давайте на юг... В Сочи.
– Вы что, серьезно?! – У кассирши, казалось, даже щеки сдвинулись к ушам от удивления.
– А вы что же думаете, я пришел шутки с вами шутить?! – Николая охватила радостная злость. И даже сейчас, в купе, он все еще ощущал гордость за свою способность вот так поразить кассиршу.
– Покурим, что ли? – предложил лысый сосед.
– Не курю.
– Напрасно, – тот поднялся и с кряхтеньем начал протискиваться к двери.
– У меня другие грехи, – произнес Николай слышанную где-то фразу.
– Это? – сосед неожиданно звонко щелкнул себя по горлу пальцем, издав подобие булькающего звука. – Тогда совсем хорошо! Мы сейчас все и соорудим... А?
– Можно, – ответил Николай и не мог не улыбнуться, глядя, как засуетился мужик. Он с таким жаром потер ладони, что с них, казалось, искры посыпались, распахнул нутро своего роскошного портфеля, вынул бутылку водки, прочно поставил ее на столик, победно посмотрел на Николая – вот так, дескать, у нас! Оглянувшись на старушку и девушку, которые искоса, настороженно наблюдали за ним, он смутился.
– Надеюсь, соседи простят наши маленькие слабости... Мы быстренько, тихонько, аккуратненько... А? Бить посуду не будем, песни петь не будем, душу распотешим, только и того, а?
– Да ладно уж, тешьтесь, – старушка подсадила мальчика на вторую полку, освободив место у стола.
– Стаканчики бы! – простонал мужик.
– Принесу, – коротко сказал Николай.
Проводницы на месте не оказалось. Николай спокойно заглянул в один шкафчик, во второй, нашел стаканы, вынул их из подстаканников и не торопясь двинулся в свое купе.
– Надо же – дали! – удивилась старушка. – А чтой-то ты много посуды принес?
– Нас ведь четверо!
– Я не пью! – вспыхнула девушка.
– И не надо, – ответил Николай. – Нам больше достанется... А вы, бабуля, пригубите?
– А что, пригубить оно не грех, – быстро ответила старушка и опасливо оглянулась на мальчика – не осудил бы. – Авось, – проговорила она, нахмурившись, словно ответила на какие-то свои сомнения. Она опустила руку под полку, достала клеенчатую сумку, вынула из нее несколько соленых огурцов и с достоинством положила на стол.
– Да у нас все как у порядочных получается! – восхитился попутчик и, ловко сорвав алюминиевую нашлепку с бутылки, начал разливать водку, торопясь и позвякивая горлышком о стаканы. Разлил на всех четырех.
