Аллан Фолсом - Изгнанник
Только сейчас Бэррон начал осознавать глубину постигшего их горя. По сравнению с ним его собственные чувства казались ничтожными. Даже Хэллидей, хотя он и был моложе других, не считая Бэррона, проработал бок о бок с Макклэтчи не один год, Ли и Вальпараисо служили с ним плечом к плечу более десяти лет, а Полчак — дольше всех остальных. Все они отдавали себе отчет, что рисковать жизнью — неотъемлемая часть их работы, но сейчас от этого не становилось легче. И тем более не могло служить утешением сознание того, что Рыжий погиб, спасая жизнь новичка и самого молодого из них. Еще хуже становилось от того, что убийца до сих пор разгуливал на свободе, а средства массовой информации при любой возможности напоминали им об этом.
Хватит! Бэррон резко развернулся и пошел по коридору по направлению к кухне, не зная, что делать, о чем говорить и даже что думать. Дойдя до первой двери, он остановился. В маленькой комнате, которая при жизни Рыжего являлась его берлогой, одна, на покрытой пледом кушетке сидела Глория Макклэтчи. В углу горел торшер, в одной руке она держала чашку кофе, о которой, судя по всему, уже забыла, а второй медленно гладила по голове старого черного лабрадора, сидевшего у ее ног. Сейчас она казалась постаревшей и бледной, словно кто-то невидимый высосал из нее остатки жизни.
Это была все та же Глория Макклэтчи, которая мягко взяла его руки в свои, когда Бэррон, приехав на поминки, подошел к ней. Хотя они никогда прежде не виделись, она посмотрела ему в глаза и искренне поблагодарила его за то, что он пришел, за то, что он — такой прекрасный полицейский. А еще она рассказала, как гордился им Рыжий.
— Будь оно все проклято! — неслышно выругался Бэррон, повернул назад, а затем, вернувшись в гостиную, стал протискиваться сквозь толпу гостей в поисках выхода.
«Реймонд!»
Голос Рыжего прозвучал в мозгу Бэррона так громко, словно погибший командир ожил и чудесным образом оказался позади него. Именно этим криком он отвлек на себя и внимание убийцы, и его смертоносный огонь.
«Реймонд!»
Снова прогремел в его голове крик Рыжего, и Бэррон почти ожидал услышать грохот пистолетной канонады. А затем он оказался у входной двери и вышел на улицу.
Ночной воздух застрял в горле, а затем его ослепил яркий свет десятков фотовспышек и переносных телевизионных софитов. Из темноты за этими огнями раздался многоголосый хор голосов:
— Джон!..
— Джон!..
— Джон!.. — кричали невидимые репортеры, пытаясь привлечь к себе его внимание и заставить сделать хоть какое-нибудь заявление для прессы.
Не обращая внимания на журналистов, Бэррон пересек лужайку по ее дальнему краю и перешагнул через желтую ленту, натянутую полицейскими для того, чтобы сдержать толпу. Ему показалось, что он заметил Дэна Форда, но не был в этом уверен. Вскоре он оказался в спасительных сумерках тихой пригородной улицы и направлялся к тому месту, где припарковал свой «мустанг». Он уже почти дошел до машины, когда сзади его окликнул знакомый голос:
— Куда это ты намылился, черт тебя задери?
Обернувшись, Бэррон увидел в свете уличного фонаря приближавшегося к нему Полчака — пьяного, без пиджака и галстука, с расстегнутой на груди рубашкой. Он вспотел и тяжело дышал, словно проделал весь путь от дома Макклэтчи бегом.
— Куда собрался, я тебя спрашиваю?
— Домой, — спокойно ответил Джон.
— Нет, мы поедем в город и выпьем. Только мы, наша бригада.
— Лен, я устал, и мне нужно выспаться.
— Устал? — Бешено сверкая глазами, Полчак шагнул вперед. — От чего же это ты так устал? От того, что снова упустил его? — Детектив сделал еще один шаг, и Бэррон увидел торчавшую из его кобуры рукоятку «беретты». Он словно намеренно выставил ее напоказ. — Ты знаешь, о ком я говорю. О Реймонде.
— Не я один упустил его, Лен, мы все там были.
Полчак бросился на Бэррона, схватил его за отвороты пиджака, развернул и ударил лицом о багажник «мустанга».
— Он погиб из-за тебя, трус! Он принял пулю, которая предназначалась тебе, сволочь!
Джон вырвался, повернулся к Полчаку и поднял руку в успокаивающем жесте.
— Лен, я не собираюсь с тобой драться.
Вместо ответа получив сокрушительный удар в верхнюю губу, молодой человек упал навзничь, больно ударившись спиной об асфальт. Полчак ринулся к нему и стал бить его теперь уже ногами: по ребрам, по голове…
— Это тебе за Рыжего, мразь! — выдыхал он с каждым новым ударом.
— Лен, не надо! Ради всего святого! — Бэррон пытался отползти, но Полчак настигал его и продолжал избивать.
— На, получай! Сука! Погань дешевая! Ублюдок! На!.. На!.. На!..
Неожиданно кто-то сзади схватил Полчака за плечи и попытался оттащить от Бэррона.
— Прекрати, Лен! Хватит! Прекрати немедленно! Господи боже, да хватит же!
Даже не обернувшись, Полчак изо всех сил ударил локтем назад.
— Ах, черт! Твою мать! — Прижав обе ладони к сломанному носу, Дэн Форд отлетел в сторону. Очки его упали на асфальт, сквозь пальцы текла кровь.
— Пошел вон, придурок! — заорал Полчак.
А вот и Ли. Взгляд его метался между Бэрроном, Полчаком и Фордом.
— Достаточно, Лен! Не надо!
— И ты убирайся! — рявкнул на него Полчак, сжимая кулаки.
К ним присоединился Вальпараисо.
— Развлекаешься, Лен? — с ухмылкой осведомился он.
Полчак вытащил из брюк ремень и намотал его на правый кулак.
— Я сейчас покажу тебе, что значит развлекаться по-настоящему, — прорычал он.
Последним на поле брани появился Хэллидей.
— Хватит, Лен! Отвали от него, — велел он. Пистолет Хэллидея целился прямо в грудь Полчаку. Тот посмотрел сначала на «беретту», а потом перевел удивленный взгляд на Джимми.
— Ты?.. В меня?..
— Тебя жена ждет. Возвращайся в дом.
Не сводя пылающего взгляда с приятеля, Полчак шагнул к нему.
— Ну давай, стреляй!
— Лен, прошу тебя, успокойся! — проговорил Ли.
Вальпараисо снова ухмыльнулся, словно происходящее забавляло его.
— Давай, Джимми, пальни в него.
Джон с трудом поднялся на ноги и подошел к Дэну Форду, по пути подняв очки репортера.
— Уходи отсюда, — прошептал он и, вынув из кармана носовой платок, протянул его товарищу.
Форд взял платок, но внимание его было приковано к Полчаку и Хэллидею.
— Я сказал, уходи отсюда. Сейчас же! — повторил Бэррон.
Дэн молча повернулся и пошел в темноту — туда, где возле дома Рыжего Макклэтчи изнывали от любопытства остальные журналисты.
Полчак рванул на груди рубашку и, не спуская глаз с Хэллидея, начал наступать на него.
— Ну давай же, Джимми, не дрейфь! Стреляй сюда! — Он указал пальцем в то место, где должно находиться сердце. — Прямо в насос!
Детектив сунул пистолет в кобуру.
— У нас был тяжелый день, Лен. Пора расходиться по домам, — миролюбиво проговорил он.
— А в чем дело? — Полчак по-петушиному наклонил голову набок. — Подумаешь, еще одна смерть в кругу друзей! — Он посмотрел на своих приятелей, стоявших в полукруге света от уличного фонаря. — Ну так что, никто не хочет? Тогда я сам это сделаю. — Его рука метнулась к кобуре, но пистолета в ней не оказалось.
— Ты случайно не это ищешь?
Лен обернулся. Позади него стоял Бэррон, держа за дуло «беретту» Полчака. Из его носа текла кровь, но он не обращал на нее внимания.
— Это твой. Если хочешь, возьми его. — Резким движением Джон кинул «беретту» на асфальт, и она упала между ним и Полчаком. — Валяй.
— Думаешь, я этого не сделаю?
— Я вообще ничего не думаю.
— Я здесь единственный, кто хоть на что-то годится! Я могу убить кого угодно, даже себя. Вот, смотрите.
Полчак нагнулся и потянулся за пистолетом, но в ту же секунду Бэррон шагнул вперед и, словно футболист, пробивая пенальти, двинул его ногой в челюсть. Удар оказался настолько сильным, что мужчина распрямился и словно завис в воздухе, пытаясь справиться с всемирным законом притяжения, но в следующий момент его ноги подогнулись, и он рухнул на асфальт.
Джон медленно поднял с земли пистолет и, посмотрев на него несколько секунд, протянул Хэллидею. Внутри его дрожала каждая жилка, он был опустошен и выжат.
Полчак лежал на асфальте с открытыми глазами, из его груди резкими хриплыми толчками вырывался воздух.
— Он живой? — спросил Бэррон, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Ага, — кивнул Ли.
— Тогда я пошел домой.
64
22.40
Бэррон проехал вдоль живой изгороди из бугенвиллей, тянувшейся вдоль подъездной дорожки, ведущей к крыльцу его дома, въехал в гараж и заглушил двигатель. Все тело ныло, как один больной зуб, а когда он отстегивал ремень безопасности и выбрался из машины, его ощущения были сравнимы с агонией. Затем он медленно, преодолевая ступеньку за ступенькой, поднялся по короткому лестничному пролету, который показался ему бесконечным. Спать, только спать — больше сейчас он не мог думать ни о чем.
