Яна Розова - Воронка
— А если тебя поймают? — с испуганным видом спросил Роман. — Что они с тобой сделают, ты знаешь?
Седов небрежно махнул рукой и иронично ответил:
— А что со мной вообще можно сделать?! Я же просто ничто, ноль без палочки. Ну, зубы выбьют, грустно, конечно. Самый омерзительный вариант — попасть на их жертвенный алтарь, но вряд ли меня удостоят такой чести.
— Ты смелый, — Роман произнес это совсем тихо и без всякой лести. Он снова подавленно изучал свои ногти, Седову не удалось развеять скопившуюся в доме тревогу.
Потом Пашка отправился восвояси. Он думал о том, что Нику уже ищут и прикидывал, не пора ли сходить к Вите Калачеву и показать тому щепку из подвала Башни Ужаса. Размышляя на эту тему, Седов вошел в продуктовый магазинчик на углу, а потом был тот самый нож с широким лезвием.
…Некоторое время, он не знал сколько, его не было. Потом что-то словно бы коснулось его мертвого лица, если бы его лицо могло это ощутить. Мелькнула искра. Неясный звук. Шепот, свист, взмах птичьего крыла… И внезапно стало хорошо. Невообразимо хорошо, будто бы покинувшая тело душа освободилась от всего тяготившего ее и вознеслась вверх. Туда, где все легко и достижимо. Нет никаких желаний, но есть их осуществление. Нет никакого несчастья, но есть избавление от него. Нет ничего, но это не мешает. Он еще что-то видел, что-то понимал, но не умом и не образами. Он точно знал, что все истины абстрактны и он их произносит своими мертвыми губами. Ничего не надо запоминать — он навсегда здесь и это навсегда с ним…
И ему показалось, что он встретил кого-то, ожидавшего его, помнившего о встрече и обрадованного этой встречей. Ему говорили, что он пришел раньше, чем его ожидали, но это очень хорошо. Павел лишь хотел увидеть любимое лицо, такое, каким он запомнил его в самые лучшие минуты земного бытия, но он не мог видеть. Он ощущал.
Внезапно безвременье счастья стало тихо кружиться вокруг одного неопределенного центра, движение происходило по часовой стрелке, спирально внутрь. Ясно стала ощущаться воронка, втягивавшая Пашку в себя. Он бы воспротивился, но нечем было зацепиться и не за что. Быстрее, быстрее, все короче окружность и, наконец, проклятая воронка втянула его внутрь с рыдающим всхлипом. Снова стало тихо и темно. А потом было возвращение и, когда он понял, что возвращается, то заплакал.
— Павел, — прозвучал над ним знакомый голос.
Пашка открыл глаза. Лицо Учителя показалось самым родным лицом в мире. В его глазах было понимание. Он знал, точно знал, откуда вернулся его телохранитель. Захотелось упросить, умолить его вернуть то состояние, вернуть любой ценой!
— Павел, ты видел?…
— Не знаю, — во рту было сухо, а глаза словно бы засыпало песком. — Не знаю. Я хочу назад.
— Ты туда попадешь, — уверил Учитель. Только сейчас Павел открыл, каким прекрасным может стать его лицо. «Уродливый»? «Страшный человек»? Нет, невозможно. Учитель единственный, кто понимает, видит и знает. Его слова, любые слова успокаивали: — Ты вернешься туда, но не сейчас.
— Когда?
— Мы умрем с тобой в один день. Скоро это будет, очень скоро!
Проговорив это, Учитель отступил. Возле Пашки засуетились люди в белых халатах. Он лежал слабый, безвольный, потрясенный, уничтоженный силой пережитого, не замечая что его теребят, ему прокалывают вены толстыми иглами от толстых шприцев, считают его неровный тревожный пульс, проверяют рефлексы и что-то еще, и что-то еще.
Вскоре Седов утонул в тягучем сне, из которого никак не мог выплыть, чтобы вспоминать счастье смерти. Сон был осклизлый, потный, удушливый. Вся последующая жизнь казалась такой же, если не хуже. Очнувшись, он снова не смог остановить быстрые слезы, щекочущие холодные щеки и стекающие в ушные раковины. Руки ослабели, поднять их, чтобы вытереть жидкость было невыразимо тяжело. Рана на спине тоже болела нещадно. Постанывая, Пашка приподнялся на кровати, но потом снова осторожно опустился на простыни.
Плохо было все. Время престало быть равномерной последовательностью секунд, а капризно заклубилось вокруг, вызывая приступы тошноты и паники. И мучительно хотелось видеть Учителя снова, чтобы спросить что-то очень важное, открывающее истину.
…— Эй, Пашка, друг! — весело рявкнул над его ухом Саша Кумаров.
Пашка открыл глаза. Утро? Светило солнце, комната, в которой он лежал и которой совершенно не замечал раньше, уютно золотилась в его лучах. Развеселый десятник широко и ясно улыбался, под стать всей этой красоте.
— Ну, поздравляю!
— С чем? — Сиплый голос диссонировал природе и радостному Кумарову.
— С крещением! Ты, короче, теперь самый настоящий зомби! Воскрес из мертвых, пережил смерть. Мы все через это прошли, и поэтому мы — зомби. Ну, вставай! Я за тобой пришел, короче, ребята ждут героя!
— Не хочу.
Кумаров только рассмеялся:
— Да у всех так было, поверь! Скоро ты во все секреты посвящен будешь, вплоть до кода «отмена». Вот тебе одежда, вставай!
Зомби, и впрямь, поджидали Седова. Неверной походкой, свойственной ему в давние времена насильственного пьянства, и морщась от боли под лопаткой, Павел вышел из своей реанимационной комнаты и попал в гогочущий плотный круг. Каждый элитный упырь сиял, словно медный пятак, норовя шлепнуть новичка по плечу, чтобы выразить ему свое одобрение и дружеские чувства. Ох, как же некстати они были!
В просторном помещении был накрыт стол, затуманенного Пашу усадили, будто он свадебный генерал, в центре. Понеслась пьянка. Виновнику торжества было не по себе, он рассеяно озирался на раскрасневшиеся лица своих соратников, не понимая как это возможно — спокойно жить после собственной смерти? Надо вернуться туда, надо прекратить всю эту пыльную суету и уйти. Здесь нет ничего, что может удержать, к чему можно привязаться. Вскоре зомби заговорили о Пашкином событии. Каждый вспоминал, как это было с ним, что он чувствовал, как возвращался, о чем думал. Слушая эти мемуары, Седов лишь слабо удивлялся их сходству.
Вскоре зомби окончательно развеселились. Откровения о смерти стали уступать место взрывам дурного смеха, Кумаров командовал: «Наливай! Запрокидывай!», зомби исполняли приказы. Кто-то вспомнил про «мартышек», как в среде гродинской молодежи было принято называть проституток. Через несколько минут в комнате появились штук пять девиц, экономящих на верхней одежде, но перегинающих с косметикой. Их приветствовали воплями похотливого восторга. Девицы напрочь заголялись, вопли нарастали, гремела музыка. Парни друг друга особо не стеснялись поэтому вскоре происходящее стало здорово напоминать съемки порнофильма с массовыми сценами.
На колени Седова приземлилась полненькая брюнеточка, пахнущая вином. Паша тупо смотрел через ее плечо, слушал без улыбки ее веселый щебет и ничего не предпринимал в плане овладения податливой добычей. Кумаров, на миг оторвавшись от чуть пообвисшего бюста своей минутной подруги, подтолкнул Пашку в бок и сказал:
— Баба тебе сейчас в самый раз будет! Полегчает, на своем опыте знаю.
Брюнеточка оказалась теплой и ласковой. После нее, действительно, полегчало.
Глава 21. А был ли мальчик?
«Здравствуйте, Павел!
Вы уже, наверное, в курсе, что со мной случилось несчастье. Да, на меня напал какой-то кретин. Ударил по голове, вырвал из рук сумку. Но самое противное, что я очень неудачно упала, когда гналась за ним. Я упала и сломала коленную чашечку. Вот же дура! Ну зачем я за вором побежала! И ведь даже не почувствовала, что по голове получила — так разозлилась! Я ненавижу этих сволочей! Вот если бы поймала — убила бы, не задумываясь.
Теперь лежу в жуткой больнице. Это в городе Семеновске. Город-то на берегу моря, а я тут валяюсь и моря даже не слышу. Это ужасно, просто кошмар. Связи нет никакой — мобильник мой та сволочь украла, по телефону, что на посту дежурной сестры стоит нельзя звонить по межгороду, а нормальный автомат есть только в Семеновске. Так что я без связи. Еле упросила медсестру сходить на почту и дать телеграмму в редакцию, а потом получить перевод, а то бы голодала. Маме позвонят из редакции, думаю, догадаются. Может, тогда она и приедет. Только как меня найдет? Ладно, как-нибудь.
Мне сказали, что лежать я буду не меньше месяца, прежде чем смогу уехать. Представляете, как я тут намучаюсь?! Правда, незаметно прошло уже полторы недели. Написать Вам я решилась просто от скуки. Здесь все соседи такие тупые бабенки! Все разговоры про то, как кто рожал и как замуж выходил, да про еду. А мне это скучно. Захотелось поговорить с кем-то близким по духу. Но почтовый адрес я только Ваш знаю, вы мне его записали вместе с номером телефона. Я еще тогда удивилась — зачем это? Но, вот, пригодился. Я бумажку тогда в карман сунула, вчера только нашла. И благодарна Вам. А Вы мне напишете? Я была бы очень-очень рада!
