Роберт Бирн - Плотина
Пять лет – целых пять лет! – он угробил на проектирование и сооружение личного самолета с помощью друзей, инженеров, механиков, ортопедов и летчиков. И все-таки машина была далека от идеала. По сути дела, какая-то камера пыток. Кресло, кабина и самолет в целом спроектированы по размерам, формам и весу его тела. И вот здесь-то мечта и лопнула. Самолет был отличным, но тело не смогло придерживаться первоначальных параметров. Можно распустить швы на костюме, но нельзя расширить самолет. Он скроен на того Германа Болена, которого больше не существовало. А сиденье напоминало о нем.
– Самолет номер 97307, вас вызывает центр в Окленде. Вы меня слышите?
Болен настолько углубился в свои мысли, что не прореагировал на голос из радиоприемника. Сознание блуждало по тем тысячам часов, которые он провел в своей домашней мастерской, хлопоча над форсунками системы Позы, хромово-молибденовыми трубами, кадмированными сочленениями разных тяг, изготовленным по спецзаказу мощным двигателем, который мог мчать самолет по небу со скоростью почти пятьсот километров в час. Маневренность не важна, ему нужна была скорость. Конечно, теперь из самолета и вовсе не выжать пятисот километров в час, потому что масса его собственного тела слишком уж превысила заложенную в проект.
– Номер 97307, говорит центр в Окленде. Вы меня слышите? Ответьте.
Возможно, следовало бы начать все снова. Использовать фюзеляж типа Эмероуда, элероны Фризе и закрылки Фоулера. Это притягивало бы взоры дам на разных соревнованиях и. слетах. Если бы только его собственный «фюзеляж» выглядел попикантнее и содержал поменьше жира! Увы, любые женские глазки, вспыхнувшие при виде его самолета, неизбежно отвернутся, взглянув на грушеподобную тушу, с трудом выбирающуюся из кабины. Есть, правда, косметическая хирургия... Он подумает над этим. Возможно, удастся отыскать какого-нибудь знахаря, который уберет поистине гигантские складки живота.
Что-то на периферии сознания раздражало Болена. Он взял микрофон.
– Извините меня, оклендский центр. Вы сказали, номер 97307? Я слушаю.
– У нас тут звонок с плотины в ущелье Сьерра.
– Вы можете подсоединить меня напрямую?
– Нет, но можно говорить через меня.
Болен заколебался. Если там какая-нибудь экстренная ситуация, нужно ли ему, чтобы об этом узнали все в оклендском центре, равно как и радиолюбители, которые могут случайно подстроиться к волне? Уизерс такой идиот, что у него, вероятно, не хватит ума говорить обиняками.
– Скажите ему, чтобы перезвонил мне через передвижного оператора.
– А у них есть ваш номер?
– Не хочу выдавать его так вот, в воздухе. Передайте, что номер записан в справочной книге фирмы под моим именем.
Болен взглянул на часы. Интересно, к кому или к чему относится это сообщение? К Джефферсу, Крамеру или к самой плотине? Должно быть, нечто серьезное, если не могли подождать еще сорок пять минут, пока он доберется. Изящная секундная стрелка сделала четыре оборота. Ровно без пяти минут семь на приборной доске загудел сигнал.
– Здесь Герман Болен.
– Мистер Болен, говорит Бэрт Риггс, один из инженеров по эксплуатации в ущелье Сьерра. У нас, кажется...
– Вы нашли Джефферса? Вы проверили галерею?
– До галереи не смогли добраться. Вода течет из подходного туннеля в турбинные колодцы. Возможно, нижние галереи уже затоплены. Джефферса, возможно, там, внизу, этим-то и накрыло.
Пока он выслушивал описание вливающейся внутрь воды, неработающих датчиков и отключенной электростанции, защитные очки и шарф соскользнули из рук на пол. Болен прервал Риггса, не дав договорить.
– Вы сообщили полиции, что Саттертон должен быть эвакуирован?
– Нет. Думали, что лучше предоставить решить это вам.
– Господи Иисусе, слушайте, каких еще доказательств вы ждете? Вы что, не видите, с чем все это связано? Я думаю, прорван защитный блок. Слушайте. То, что вы сделаете в следующие несколько минут, может спасти тысячи жизней. Позвоните в полицию, шерифу, в окружную службу контроля над катастрофами и в службу штата по прогнозированию чрезвычайных ситуаций. Номера там, на стене. И скажите всем, что есть вероятность того, что мы потеряем плотину. Отведите столько воды, сколько сможете, от турбин прямо в выпускные ворота. И откройте ворота водослива.
– Уизерс говорит, что это приведет к очень сильному затоплению...
– Меня не интересует, что говорит Уизерс! Делайте то, что говорю вам я!
– Да, сэр. Мистер Болен, отсюда, где сижу, мне видны телемониторы. Похоже, что прибыла бригада от братьев Митчеллов с насосами, они возле автостоянки.
– Если удастся откачивать воду быстрее, чем она поступает, отлично... Это позволит проникнуть в туннели, чтобы обнаружить источник. Возможно, немного повезет, и мы сможем закупорить течь. Может сработать заливка быстросхватывающимся химическим раствором... Спросите, что думает об этом Митчелл. Но если прорвана насыпь, то, вероятно, все кончено. Вы меня слушаете? Поставьте как минимум шесть человек к фасаду у нижнего бьефа, чтобы они следили, не появится ли вода. Если там прорвет, пусть все выйдут из туннелей. Если придется оставить электростанцию, заберите с собой все показания приборов, какие только сможете, потому что потом, когда все это кончится, придется разбираться, что же произошло.
Болен заставил Риггса повторить эти распоряжения, а потом отключил связь. Он снова пристально посмотрел в боковое окно. Туман под ним выглядел мягким и таким плотным, что казалось, на него можно прилечь и поспать. Довольно далеко, на северо-западе, виднелись округлые вершины гор Гамильтон и Дадебло, а справа шел заснеженный хребет Сьерра-Невады. Голубой небосвод, аркой изогнувшийся от горизонта до горизонта, был ясным и безоблачным. Зрелище волшебное, но холодное и отстраненное, словно вид какой-то планеты с орбиты космического корабля. Устойчивый рев двигателя успокаивал. Он отрегулирован настолько совершенно, что на лице каждого механика, который слышал его работу, появлялся румянец почтительности. За контрольными приборами своей самодельной машины Болен чувствовал себя изолированным от забот человечества, которые с такой высоты казались несуществующими, и ему хотелось по возможности оставаться там навсегда.
* * *Изящный доктор Дюлотт протискивал свой фургончик мимо огромного грузовика, непонятным образом припаркованного на самой вершине плотины. Не успел его миновать, как пришлось снова замедлить ход, на сей раз подчинившись указующему жесту полицейского. Машина технической помощи извлекла какой-то полицейский автомобиль из кучи гравия.
– Что случилось, полисмен? – спросил он, опуская окно.
– Не останавливаться, – отрывисто ответил тот, помахав, чтобы он проезжал.
Дорога, оставив плотину позади, поднялась еще на несколько десятков метров, прежде чем влиться в окружную дорогу у пересечения в форме буквы "Т". Дюлотт удовлетворенно кивнул, когда увидел стрелки и знаки, отмечавшие вход марафонской трассы в лес. Маршрутная комиссия отлично выполнила свою работу. Только самые тупоголовые и ненормальные бегуны могли здесь заблудиться. Он припарковался. Было двадцать минут восьмого. Пробег должен начаться ровно в восемь, и спустя примерно час или около того его парень Кент Спэйн, если все пойдет, как задумано, первым пробежит поверху и скроется в лесу. Он окажется, шатаясь от усталости, на грани того, чтоб отказаться, но запах денежек погонит его вперед.
Дюлотт вытащил из задней части фургончика трехколесную ручную тележку, именуемую «тележкой-волокушей Дюлотта», права на которую он уже почти решил продать управлению штата по паркам и отдыху, не говоря уже о службе лесов и администрации шахт. Загрузил в нее складной столик, режиссерское кресло, четыре восемнадцатилитровые бутыли с водой, формуляры для записи результатов, секундомер, аптечку первой помощи, упаковку с апельсинами и ведро с завтраками. Спустя десять минут он быстрым широким шагом шел через лес по четко очерченной тропе и катил перед собой тележку. Благодушно улыбался соснам, мху на скалах и полевым цветам на открытых склонах. Откуда-то издалека долетали беспорядочные звуки сирен и церковных колоколов.
Тенниска еще висела на ветке. Позади нее был спрятан готовый покатить велосипед. Дюлотт шагал и шагал, мурлыча под нос мелодию «Несбыточной мечты». Тропа была ровной, тележка катилась легко, и все же он вскоре начал задыхаться. Ущипнул себя за обвислость посреди живота и покачал головой. Да, в самом деле следовало начинать худеть.
А в Стоктоне, в полутораста километрах к югу от дамбы, Эмиль Хассет наслаждался отражением собственной персоны в зеркале, готовясь отправиться на работу. Подергал за козырек кепку, пока она не утвердилась на голове как положено, поправил галстук, повязанный вокруг короткой толстой шеи, и похлопал по кобуре с пистолетом. Сзади, с одной из двуспальных кроватей, молча наблюдал за ним сын Фредди. Эмиль повернулся кругом и раскинул руки.
