Петра Хаммесфар - Сестра
«И что теперь?», — спросил он.
«Если бы ты меня не перебивал, — сказала я, — мы бы уже дошли до этого».
«Извини, — пробормотал он и выглядел при этом и вправду подавленным. — Я могу представить, как ты сейчас себя чувствуешь. Ты действительно не облегчала Роберту жизнь. В конце концов, ты этого никогда не делала, а в последние недели, вероятно даже немного переборщила, но тем не менее…»
Он оборвал себя и, помотав головой, продолжал дальше: «Я бы никогда не подумал, что он выпустит себе пулю в голову. Или ты лжешь, Миа?»
Внезапно он снова стал недоверчивым. «Кто-то же ему позвонил. Кто-то назначил ему эту встречу. Он должен был говорить с Биллером».
По крайней мере, он знал, кто такой Биллер. И он был, наконец, готов объяснить мне это. Теперь ему уже не надо было бояться, что Роберт из-за этого будет делать ему упреки.
Странная личность, говорил о нем Роберт, такой тощий, что когда-нибудь не сможет нести собственную плоть. Роберт познакомился с Биллером на бирже много лет назад. В то время Билллер еще работал в качестве маклера по финансам и экспертом по вложениям. Потом он все больше и больше зациклился на иностранных бумагах и вытягивал на сомнительных сделках деньги из своей клиентуры.
Большинство из его предложений, оказывались, в последствии, продуктами фантазии. Сроки поставки маиса, который уже засох на солнце. Давно залежавшиеся мины в одной далекой стране, продуктивность которых уже ни один человек не мог проконтролировать, без риска взлететь на воздух. А кто же будет рисковать, если он хочет только тихо вложить немного левых денег? Наконец, Биллер попробовал найти инвесторов для различных проектов по модернизации поиска кладов.
Около двух лет назад, Роберт участвовал в одном из таких предприятий. И, как и не могло быть иначе, этот проект оказался золотым дном в буквальном смысле слова. Счастье в игре, подумала я тогда мимолетно. Оно у него действительно было, но только лишь там.
Серж рассказал мне о какой-то испанской галере, которая в одном из прошедших столетий, затонула у какого-то мыса и два года назад была снова поднята на поверхность. Роберт рассказывал это ему, а не мне. Роберт посмеивался над Биллером, который после этого успеха просто не давал ему покоя, который считал его приносящим счастье, а ко всему еще и инвестором, который, как магнит, мог притянуть других.
Именно тогда Биллер и потащил его в этот ночной клуб, чтобы отпраздновать успех. Биллер свел его с Изабель. Оба были только мимолетно знакомы. Биллер был частым гостем в этом баре и описал ее Роберту, как милую девушку, напавшую, к сожалению, не на того мужчину. Биллер знал даже, что у этой милой девушки был честный и законопослушный брат, который работал где-то в пустыне, не разгибая спины, чтобы обеспечить водой пару обездоленных.
Знал ли Биллер Йонаса Торховена или Хорста Фехнера лично, Серж сказать затруднялся. Так подробно Роберт не распространялся об этом.
Серж рассказывал дальше, что он еще услышал от Роберта. И в то время, пока я слушала, до меня, наконец, дошло.
Биллер был знаком с половиной мира. Он много разъезжал, и его занятие требовало держать уши и глаза открытыми. Он владел полудюжиной языков и был знаком с нравами и обычаями разных стран. Он был именно тем человеком, которому можно было без раздумий доверить расследовать то, что произошло далеко за границей.
Например, один несчастный случай, при котором предположительно погиб мужчина, пытавшийся на самом деле, только обеспечить себе идеальное алиби. Устроить такое в стране, где все было так мило по бюрократически организовано и улаживалось только с помощью десятков формуляров, было просто невозможно. Для этого отправляются в Индию или в Конго.
Неожиданно, как молния, пронзившая голову, ко мне пришло так называемое просветление. Убрать с дороги моего брата — Изабель никогда бы не справилась с этим одна. А ее брат, который, наверное, с удовольствием бы ей помог, прочно сидел во втором этаже нашего дома. Тем не менее, она имела деятельного помощника, мужчину, которого ни один полицейский мира не мог больше разместить в списке разыскиваемых лиц или обвинить в совершенном преступлении, потому что его имя стояло на могильном камне. Могло ли алиби быть более совершенным?
Роберт никогда не рассказывал мне о Биллере. Но он, по-видимому, мне много чего не рассказывал. Что Роберт сейчас хотел от этого человека, какое поручение он дал ему в прошлую среду, этого Серж не знал. Но я знала это — существовала только одна возможность. Полдюжины иностранных языков, знаком с нравами и обычаями разных стран. Позаботиться о средствах. Он должен был добыть доказательства того, что Хорст Фехнер не был мертв.
Волберт не сказал мне, от чего Фехнер так внезапно умер. Я и так это знала. Несчастный случай. Какая-нибудь запыленная, уединенная улица в чужой стране. И какой-то бедолага, случайно попавшийся на пути, должен был поплатиться. Внезапно в моей голове заговорил Йонас: «Сгорел!».
Это было решением. Возможно, Йонас даже помог и получил увечье в этой катастрофе. Так сказать, невезение артиста, риск, который они не рассчитали.
Сбежал! Наверное, Фехнер сразу подался в Тунис, когда выяснилось, что с Роберта можно было поиметь больше, чем маленькую квартиру и немного драгоценностей. Такого порядочного, добродушного, правдивого и честного человека, как Йонас Торховен, невозможно за несколько часов превратить в алчное и беззастенчивое чудовище. На такое требуется некоторое время. И сила убеждения. Возможно, хорошо еще и немножко наподдать.
Мне срочно нужно было к Волберту, и Серж заказал мне такси. Потом я сидела напротив него — вечно усмехающегося служащего Комиссии по расследованию убийств. Его молочный мальчишка примостился за соседним столом и делал вид, что работает над важными документами. Но он их только листал и слушал, о чем мы говорили.
В начале я была еще относительно спокойна, могла задавать целенаправленные вопросы и получала от Волберта ответы. Они не поинтересовались подробностями. Они только лишь попытали счастье, позвонив во Франкфурт и услышали от тамошних коллег, что Фехнер скончался четыре месяца назад. Поинтересоваться местом и обстоятельствами, Волберту не пришло в голову. Зачем, собственно — человек был мертв и потому вне игры.
Так примерно я себе все и представляла. Я не смогла удержаться и немного повысила голос. Это же была действительно просто бездонная халтура! Я ткнула их носом в этого субъекта, а они ничего не делали, рассиживались здесь, проигрывали записи и обивали пороги аптек и типографий, чтобы задать мне жару.
Они дали себя обыграть с этим — «мертв и погребен». Почему они не потребовали, как минимум, немедленного вскрытия могилы и эксгумации трупа?
«Я хочу вам сообщить, как и где умер Фехнер», — сказала я. Не исключено, что при этом я разок коротко стукнула рукой по столу. Молочный отпрыск вздрогнул, как будто я дала ему оплеуху — взгляд, как у собаки, ждущей следующей команды. Ну, беги, беги и принеси палочку…
Но Волберт сначала не обратил на него внимания, усмехнулся мне и пробормотал: «Спокойно, фрау Бонгартц, спокойно».
Я больше уже не была спокойна. Я не смогла сдержать дрожь в голосе, когда заговорила снова. Чтобы скрыть это дрожание, я говорила несколько громче. Но я сразу попыталась взять свой голос снова под контроль, когда заметила, какими значительными взглядами обменивались Волберт и его подручный.
«Спокойно, фрау Бонгартц», — сказал Волберт снова.
Я кивнула, я просто уже не могла прекратить кивать. «Это был несчастный случай, — сказала я. — Хорст Фехнер при этом сгорел до неопознаваемости. Это произошло где-то за границей, где власти менее основательны, где не так заметно, когда какой-нибудь местный бесследно исчезнет, где достаточно убогих кварталов — возможно в Тунисе. Возможно даже, речь идет о том несчастном случае, когда Йонас Торховен получил свои увечья. Я считаю Фехнера достаточно продувным, чтобы найти дурака, который бы рисковал вместо него».
Волберт нашел мою теорию очень интересной и осведомился, как я дошла до всего этого. Как если бы это еще важно было! Но я постаралась объяснить.
Я сообщила ему о разговоре с Сержем. Я рассказала ему даже, что в ту ночь Серж должен был позвонить по моей просьбе, чего, однако, не сделал.
Волберту это показалось еще более интересным. Но больше всего его интересовало, каким образом я заполнила пробел в своей голове. И внезапно черт меня попутал все поставить на одну карту. Инсценированное самоубийство со всеми положенными атрибутами — кольт в левой руке и прощальное письмо. Но потом они допустили ошибку — они осмелились еще раз около меня появиться.
Волберт кивнул. Он больше никак не реагировал. Он кивал не безостановочно, а только рассеянно, но это делало меня совсем больной. Я хотела, чтобы он немедленно позвонил во Франкфурт и потормошил бы своих коллег, заняться Фехнером. Это я ему и сказала. Я уже не знаю, какими словами я это выразила, но то, что я встала с места, чтобы придать своему требованию немного убедительности — это я все еще помню. А Волберт, в ответ, потребовал, чтобы я села обратно на стул.
