Дж. Лэнкфорд - Чёрная мадонна
– Ну, конечно же, клонировал! Я сама видела.
– Мама, это глупость. Та ДНК была бы слишком старой.
– Но это два единственных объяснения.
Джесс прислонился спиной к перилам и посмотрел на нее.
– Спасибо, что ты дала мне Библию, мама. Она многое мне объяснила. Ночью я проснулся и разговаривал с Богом. И теперь, после того как ты рассказала мне свою историю, я, кажется, начинаю понимать.
В следующее мгновение Мэгги показалось, что колдовские чары этого утра исчезли. Солнце поднялось из-за горы, и теперь ее сын был омыт потоками света.
– So che sono[33], мама, – произнес Джесс.
– О, мой мальчик!
– Мама, меня сотворило твое сердце. И сердце Феликса. Я родился, потому что ты позвала меня. Другого способа появиться на свет у меня не было. Для тебя я тот, кто умер на кресте.
Солнце вставало за спиной Джесса, и Мэгги не было видно его лица. Лишь цветки кизила у его ног.
– Что ты хочешь этим сказать, Джесс?
– Жизнь – это история, которую мы пишем нашей верой.
Его следующие слова, казалось, исходили от окружавшего его света.
– Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам. Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.
Это было Евангелие от Матфея, глава седьмая, стихи седьмой и восьмой. Джесс цитировал слова Иисуса Христа.
– Скажи, что ты пытаешься донести до меня?
– Тогда ученики, приступивши к Иисусу наедине, – ответил Джесс, – сказали: почему мы не смогли изгнать его? – Он вновь принялся цитировать Библию: – Иисус же сказал им: по неверию вашему; ибо истинно говорю вам: если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет, и ничего не будет невозможного для вас[34].
Мэгги знала, что Христос произносил все эти слова, но кто их сегодня понимает буквально? Никого, кроме нее и Джесса, в данный момент на берегу озера не было, и ни одна душа в мире не слышит его, кроме нее самой. Вряд ли он это серьезно. Как можно сотворить что-то одной только верой? Будь это так, потребовалась бы еще одна Нагорная проповедь. Потребовались бы толпы народа, чтобы ее услышать, писцы, чтобы ее записать. Внезапно Мэгги поняла: ведь это уже произошло. Джесс повторял слова, дошедшие до нас через века, но никто – если человек этот в своем уме – не стал бы в них верить, по крайней мере, воспринимать буквально. Мэгги всю свою жизнь читала Библию, но ей и в голову не могло прийти, что Иисус имел в виду именно то, что говорил. Неужели это и есть новое послание? То, что старое, – истинно?
– Сие сказал Я вам, – произнес Джесс, – да радость Моя в вас пребудет, и радость ваша будет совершенна[35].
Не веря собственным глазам, Мэгги посмотрела на сына.
– Джесс, ты хочешь сказать, что теперь ты знаешь, что ты Иисус? Что помнишь, как ты произносил эти слова?
– Нет, точно я этого не помню. Но мне показали, кто я такой. Я узнал об этом всего лишь мгновение назад. Во мне живет личность Иисуса, частица его души. Индусы сказали бы, что я был Иисусом в своей прошлой жизни, а теперь я его реинкарнация.
– Реинкарнация?
– Мама, какая разница, как это назвать. Я та самая гора, которую ты передвинула с места, как и обещал Христос. Я и есть то самое великое дело, которое ты сделала. Ты и дядя Феликс просили, искали, стучали в двери, веря в то, что это произойдет. И вам ответили, и вы нашли, и вам открыли. Я вернулся.
Мэгги была готова разрыдаться. Боже, неужели это он сам говорит? Она ведь сейчас не представляет важности. Все это прекрасно знают. Особенно она сама. У нее не было сил сотворить такое чудо.
– Нет, Джесс. Мы всего лишь инструменты воли Божьей, иначе бы он этого просто не допустил. Ты пришел в этот мир. Значит, так было угодно Господу.
Джесс вновь принялся цитировать Библию:
– Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? и когда попросит рыбы, подал бы ему змею?[36] Ты и Феликс просили меня, и я родился.
Мэгги покачала головой.
– Просите, ищите, стучите и затем верьте. Этот и есть тот самый секрет, преподнесенный нам Иисусом в нашей повседневной жизни, – произнес Джесс. – На земле Бог хочет для нас того, чего мы хотим для самих себя.
Мэгги встала.
– Нет, Джесс! В головах у людей постоянно рождаются черные замыслы. Так что ты не прав. Это… это неверное толкование. Более того, половина мира молится Иисусу вот уже две тысячи лет. Что такого особенно в Феликсе и во мне, что мы…
Джесс подобрал цветы кизила, открыл ладонь Мэгги и ссыпал их в нее.
– Мир не хотел моего физического возвращения, – негромко произнес он. – Люди не верили, что можно открыть глаза и увидеть меня во плоти и крови. А ты поверила. Ты и дядя Феликс. Благодаря вам я и появился на свет.
Солнце встало. Джесс рассмеялся и вновь превратился просто в мальчика. Он обнял мать, которая лишилась дара речи, и зашагал с веранды к берегу, чтобы поприветствовать Короля-Молчуна.
Глава 22
Сэм прошел вдоль виа Семпионе в город, к пьяцца дель Пополо и нырнул в фойе отеля «Флорида». Внутри гостиница скорее напоминала дом какой-нибудь не слишком богатой семьи. В целях экономии лампы в пустой гостиной были погашены, коридоры – тускло освещены. Убедившись, что за конторкой никого нет, Сэм, перешагивая через две ступени, поднялся по старой деревянной лестнице на третий этаж, где, пройдя по коридору до нужного номера, постучал. За дверью послышались шаркающие шаги, и она открылась.
– Значит, ты приехал, – сказал Сэм, входя в комнату.
Доктор Льюистон зевнул.
– Я здесь. Устраивайся поудобнее.
С этими словами врач направился в ванную. Сэм подошел к двуспальной кровати, накрытой лоскутным одеялом, точно таким, как любила его бабушка. Кроме двуспальной, в номере была еще односпальная кровать, на которой никто не спал, рядом с ней столик. Сэм подошел к окну, открыл ставни и высунулся как можно дальше, чтобы увидеть озеро Маджоре. Затем он услышал звук смываемой в унитазе воды.
– Ну, и какие новости? – Доктор Льюистон в пижаме вышел из туалета. – Почему ты еще не начал?
Сэм обернулся и, вытащив из кармана пистолет, направил его на Льюистона. И тотчас заметил, как у того по штанине пижамы начало расплываться влажное пятно.
– Мне нужны ответы! – сказал он.
Льюистон задрожал.
– Ты собираешься меня пристрелить? Здесь, в номере? В гостинице в центре города? При открытых окнах?
– Никто не видел, как я сюда пришел. Так что при желании могу сделать все, что угодно.
Ему почти стало жалко Льюистона. Перед ним стоял изможденный, издерганный человек, за ним вот уже много лет день и ночь следят, и Чак уже догадался, что жить ему осталось недолго. Тем не менее врачу хватило мужества выдержать взгляд Сэма.
– Что, скажи, я мог бы сообщить тебе? Я ничего не знаю!
– Когда я последний раз оказался зажатым между Брауном и этой компанией, в меня стреляли, а потом бросили, приняв за мертвого. Скажи, Браун именно на это и рассчитывает? Хочет моими руками убрать этого мальчишку, чтобы потом ты меня прикончил?
Льюистон опустил руки.
– Разумеется, нет. Я у тебя на подхвате, так сказать, запасной вариант. Ты притворяешься больным, не подпускаешь к себе местных врачей, требуешь, чтобы Феликс вызвал меня. Я прихожу, и если первоначальный план пойдет наперекосяк, даю мальчишке яд. В любом случае я объявляю мальчишку мертвым и делаю все для того, чтобы при вскрытии никто ни о чем не догадался. Феликса, так или иначе, тоже потом уберут.
– Но почему? Зачем тебе это понадобилось?
– Меня не слишком прельщает идея, что над моей семьей занесен дамоклов меч. И чтобы убрать его, я готов на все.
– Понятно.
Даффи поверил Льюистону. Тот был слишком напуган, чтобы солгать. Сэм опустил пистолет и повернулся к окну.
– Мне не дает покоя лишь один вопрос: чем этот ребенок насолил Брауну? – задумчиво произнес Чак.
– Ничем, просто своим существованием.
– И как ты это сделаешь? – поинтересовался Льюистон.
– Проще простого. Возьму его покататься в лодке. Поплыву на север мимо Голы, подальше от посторонних глаз. Я бы давно уже все сделал, но вечно что-то мешает. Не одно, так другое. Думаю, сегодня подходящий день. Самое позднее, завтра. Обойдусь без тебя. Можешь не приезжать.
– А если что-то пойдет не так, как запланировано, потому что ты не сделал того, что велел тебе Браун?
Сэм посмотрел на Льюистона.
– Ну-ну.
– Тебе как будто все равно. Скажи, почему ты хочешь сделать это с невинным ребенком?
Сэм открыл бумажник и, вытащив пачку купюр, помахал ими перед носом Льюистона.
– У меня нет семьи, – произнес он с издевкой и направился к двери.
– Да, видно зря я спас твою поганую задницу!.. – крикнул Льюистон ему вслед.
Сэм даже не обернулся. В его голове созрел гениальный план. Как получить от Феликса денег и заодно избавиться от врача. В его планы не входило, чтобы Льюистон, этот чернокожий красавчик, остался на вилле и вертелся вокруг Мэгги. Сэм сделает все, как ему велел Браун. Он вернется, выпьет содержимое первого флакона, от которого ему станет дурно. Феликсу ничего не останется, как вызвать Льюистона, который был личным врачом Сэма все эти годы. Феликс не в курсе, что Чак уже здесь. Но как только тот появится, Сэм убедит этого замороченного ученого, что память частично вернулась к нему и он знает что-то крайне важное про Мэгги и ее сына. Правда, добавит при этом, что стоит ему проболтаться, как всю оставшуюся жизнь будет вынужден прятаться, а за душой у него ни гроша. Естественно, Феликс отслюнит ему приличную сумму.
