Питер Бенчли - Бездна
Сандерс надел свой водолазный костюм, липкий и холодный.
– А что там с твоим другом внизу – Перси?
– Он, вероятно, спит в своей норке. Но ты все равно можешь бросить ему рыбешку.
Сандерс поглядел на забинтованную руку Триса.
– Я не должен скармливать ее из собственных рук, не так ли?
– Нет, просто накрой ею отверстие или положи рядом. Он учует запах.
Сандерсу с Кевином потребовалось два часа, чтобы поместить ампулы в пещеру. Сандерс замерз и устал, но на Кевина, на котором не было ничего, кроме купального костюма и пояса с тяжестями, – ни водолазного костюма, ни ластов, – казалось, совершенно не действовали ни вода, ни работа.
Ухватившись за платформу и отдыхая на поверхности несколько минут перед тем, как взобраться в лодку, Сандерс увидел, как Кевин взял последний мешок с ампулами у Триса и, не говоря ни слова, погрузился снова.
– Я думал, он не любит воду. А он просто машина. – Он ненавидит воду, – сказал Трис, – но вы задаете ему работу, и тут он становится машиной. Если мне предстоит тяжелая спасательная работа, я беру в помощники именно его, у него мощность не менее десяти лошадиных сил и столько жира, что он никогда не мерзнет. Он, некоторым образом, представляет парадокс: жаден адски, но столь угрюм, что не может работать с людьми, которые имеют деньги, чтобы расплачиваться с ним.
– Вы платите ему за это?
– Да. Он запрашивает сто долларов, я предлагаю двадцать, и мы соглашаемся на пятидесяти.
– Неплохой заработок?
– Нет, но он очень доволен. Я мог бы нанять разных идиотов за пятерку в час, но у них та же работа займет целый день, затем они уходят пить за свои успехи и болтать на весь остров о том, чем они заняты. Кроме того, у Кевина нет здесь большого выбора работ.
Сандерс взобрался на лодку и расстегнул молнию на своем водолазном костюме. Его руки и грудь покрывала гусиная кожа.
– Поднимитесь и примите душ, – сказал Трис. – Мы с Кевином все закончим.
Сандерс поежился.
– Да, пойду, пожалуй.
Трис взял водолазный жакет Сандерса и повесил его на угол крыши дока:
– Солнце высушит и прогреет его до вечера.
Прогулка на холм немного согрела Сандерса, но он все еще дрожал, когда подходил к дому. Он налил себе виски и взял стакан с собой в душ.
Когда Сандерс закончил мыться, он пошел в спальню. Проходя мимо, он заметил, что Трис в кухне. Дэвид тихо, чтобы не будить Гейл, открыл дверь в спальню, натянул брюки и положил в карман бумажник.
Трис сидел за кухонным столом со стаканом рома справа, пачкой газет слева и золотым распятием прямо перед собой.
Сандерс плеснул себе еще виски.
– Сколько вы сказали? Пятьдесят?
– Да.
Сандерс вынул из бумажника две десятки и пятерку и положил деньги на стол:
– Наша доля.
Трис изучил банкноты и сказал:
– Все верно. – Он дотронулся пальцем до распятия. – Вы нашли это и еще чертову уйму всего, вот ваша доля.
– Сколько оно стоит?
Сандерс не имел ни малейшего представления о цене испанского золота. Одного золота там было, возможно, семь или восемь унций, может быть, на тысячу двести долларов. Камни были крошечными.
– Ориентировочно? Если мы хотим продать его, если мы сможем его продать, если у нас будет открытый рынок, то ориентировочно – сто тысяч долларов.
– Господи боже! – Рука Сандерса дрогнула, и он расплескал виски по столу.
– Не торопитесь их растрачивать, потому что скорее всего вы никогда их не увидите. Прежде чем мы получим хоть фартинг, мы должны вытащить все наверх, оценить, доложить обо всем чертову правительству, решить, хотим мы продать все или часть, торговаться с подонками, что займет целые месяцы, и тогда, может быть...
– Все же сто тысяч! Чем определяется цена?
– В основном, вознаграждением, и это еще одна проблема. Величину вознаграждения установить трудно, это вещь субъективная. Какова цена мастерства? – Трис положил распятие себе на ладонь. – Черт подери, эти датские евреи были настоящими искусниками!
– Датские евреи? Я думал, что эта вещь из Южной Америки.
– Так и есть. Но большинство вещей тонкой ювелирной работы по заказу королевских семей делалось датскими евреями, их нанимали испанцы и отправляли на кораблях в Новый Свет. Испанцы и индейцы не могли выполнять работы такого уровня. Кроме того, вы платите за происхождение. Но при этом необходимо выяснить это чертово происхождение.
– Почему?
– Как я уже говорил вам прежде, ребята производят эти вещи сплошь и рядом и выдают их за испанские. Вы должны доказать, по-настоящему доказать их происхождение. – Трис хлопнул рукой по стопке бумаг. – Поэтому нужно опять копаться в этих окаянных документах.
– Е. F. – это имя, правильно?
Трис взглянул на Сандерса так, как будто тот произнес фразу, свидетельствующую о его необычайной глупости. Сандерс вспыхнул.
– Я имел в виду... это отличается от букв “D. G.” на монетах.
– Да, это имя. А здесь у меня хранятся имена всего испанского дворянства конца семнадцатого и начала восемнадцатого столетий. Отсюда следует начинать поиски.
– Могу я помочь?
– Нет. Нужен опытный глаз, чтобы знать, что именно искать. – Трис отдал распятие Сандерсу. – Вот задача для вас: догадайтесь, как разбирается на части мистер Иисус.
Сандерс поднес распятие ближе к глазам. Он увидел линию толщиной в волос между шеей Христа и его плечами и попытался повернуть голову. Она и не пошевелилась.
– Я не знаю, с чего начать.
Он отхлебнул глоток виски и не смог подавить зевок.
– Лучшая вещь, которую вы смогли бы сделать, – сказал Трис, – это свалиться часика на два. Сейчас три тридцать; мы должны отплыть в шесть. Даже раньше, если бриз не ослабеет.
– Вы правы.
Сандерс допил свой стакан и пошел в спальню.
Гейл лежала, свернувшись комочком, как ребенок, на своей стороне кровати, похрапывая через заложенные пазухи.
Сандерс перешагнул через сброшенные брюки и тихонько пробрался в постель. Он раздумывал, не положить ли ладонь на нос Гейл, чтобы заставить ее переменить положение и, возможно, прекратить тем самым ее храп хотя бы ненадолго, чтобы он успел уснуть. Но ведь он мог и разбудить ее при этом.
Следующее, что он осознал, был Трис, он стучал по его плечу и говорил:
– Пора снова промокнуть.
* * *Ветер переменился на западный и ослаб до состояния приятного бриза, и, медленно проплывая вдоль южного берега в свете заходящего солнца, они могли легко различить линии рифов. Трис передал Сандерсу руль и велел просто держать постоянный курс. Сам он спустился вниз, порылся в нескольких коробках и возвратился с тонкой резиновой кухонной перчаткой и несколькими эластичными лентами.
– Нельзя держать больную руку в этой перчатке, – сказал Сандерс.
– Верно.
Трис положил перчатку на бортовой выступ, вынул нож из висевших на стене ножен и отрезал все пальцы перчатки. Он протянул перчатку Гейл, и она держала ее на весу, пока он осторожно засовывал в нее свои пораненные пальцы. Стянув запястье эластичной лентой, он закрепил таким образом перчатку, а затем надел верх водолазного костюма и наконец резиновую перчатку ныряльщика.
– Вы собираетесь нырять? – спросила Гейл.
– А как ваша голова?
– Более или менее.
– Я буду нырять. Не думаю, что смогу оставаться наверху, когда все вы, крупные специалисты, будете трудиться внизу. Мое воображение, боюсь, доведет меня до отчаяния. – Трис согнул пальцы, но не смог сжать кулак. – Немного воды мне не повредит.
Огни в клубе “Апельсиновая роща” ярко сияли в сумерках, лучи садящегося солнца окрашивали линию прибоя в розово-белоснежные цвета, но сам пляж оставался в тени, отбрасываемой стеной скал. Спокойное море позволило Трису подвести лодку на расстояние меньше двадцати ярдов до берега. Пляж был пуст.
– Где же он? – спросил Сандерс.
– Скоро придет. – Трис взглянул на часы. – Мы явились на пять минут раньше.
Они молча ждали, лодка мягко покачивалась на волнах. Каждую пару минут Трису приходилось включать двигатель, чтобы лодку не вынесло на берег. Небо быстро темнело.
В семь пятнадцать Трис сказал:
– Обычно он не опаздывает.
– Хотите, я пойду и проверю? – предложил Сандерс.
– Проверите что? Если он опаздывает, значит, опаздывает.
– Может, в отеле устроили ему взбучку за пользование лифтом или еще что-нибудь в этом духе?
– Хорошо.
Сандерс застегнул молнию на жакете водолазного костюма и надел ласты. Гейл сказала:
– Будь осторожен...
– Кого мне опасаться? На этом пляже нет никого, кроме крабов.
– Не знаю, но... пожалуйста.
– Хорошо.
Сандерс надел маску и прыгнул в воду.
В пяти ярдах от берега он почувствовал, что касается дна. Он снял ласты и маску и поплыл, рассекая невысокие волны. Выйдя на пляж, он оглянулся по сторонам. Видно было не меньше чем на милю в любом направлении, и, хотя свет был тусклым, он с уверенностью мог сказать, что на пляже никого нет. Он бросил ласты и маску у линии прибоя и отправился к темной стене скал, сливающейся наверху с темно-синим небом. Позади него, справа, желтый осколочек поднимался над горизонтом, – это была молодая луна. Он слышал глухие удары волн, шуршание песка и шепот ветра в листве на вершинах скал.
