Тесс Герритсен - Гробовое молчание
Некоторое время я раздумываю, глядя назад, сквозь туман девятнадцати прошедших лет.
— Я помню, что она ничего не боялась. Никогда не сидела спокойно, постоянно бегала и прыгала. «Маленький тигр» — так называл ее отец. Когда моей дочери Лоре приходилось сидеть с Мэймэй, она возвращалась домой совершено вымотанная. Лора даже говорила мне, что не хочет иметь детей, если ее малыши будут такими же бешеными, как Мэймэй.
— Она была умной девочкой?
Я печально улыбаюсь ей.
— У вас есть дети, детектив?
— Двухлетняя дочь.
— И, вероятно, вы считаете ее самой смышленой на свете.
На этот раз улыбается Риццоли.
— Не сомневаюсь, что она такая и есть.
— Потому что все дети кажутся способными, верно? Малышка Мэймэй была такой шустрой, такой любознательной… — Мой голос затихает, и я нервно сглатываю. — Когда они уехали, я словно снова потеряла свою дочь.
— Куда они уехали?
Я качаю головой.
— Мне кажется, у них была какая-то кузина в Калифорнии. Лихуа была красавица и всего лет двадцати с небольшим. Она могла выйти замуж еще раз. И сменить имя.
— Вы не знаете, где она теперь?
Я держу достаточно долгую паузу, чтобы посеять сомнения в мыслях полицейской. Чтобы заставить ее задуматься, правдив ли мой ответ. Наша шахматная партия продолжается — ход за ходом.
— Нет, — наконец отвечаю я. — Я даже не знаю, жива ли она.
Раздается стук в дверь, и на пороге показывается Белла. Она раскраснелась от напряжения после проведенного занятия, и ее короткие волосы, непослушные от пота, торчат в разные стороны. Она кланяется.
— Сыфу, завершилось последнее сегодняшнее занятие. Я вам еще понадоблюсь?
— Подожди минутку. Мы как раз заканчиваем.
Оба детектива понимают, что мне больше нечего им сказать, а потому они собираются уходить. По дороге к двери Риццоли останавливается и внимательно смотрит на Беллу. Ее взгляд долог и пытлив, и я почти читаю мысли, которые роятся у нее в голове. «Мэймэй исчезла, когда ей было пять лет. Сколько лет этой девушке? Возможно ли, что это она?» Однако вслух Риццоли ничего не говорит — просто кивает на прощание и выходит из студии.
Когда дверь за детективами закрывается, я говорю Белле:
— Наше время истекает.
— Они знают?
— Они близки к истине.
Я делаю глубокий вдох. Меня сильно беспокоит, что я не нахожу сил отбросить тягостную усталость. Я участвую одновременно в двух битвах — одна из них с врагом, который таится в моем собственном костном мозге. Не сомневаюсь, что один из неприятелей непременно отнимет у меня жизнь.
Вопрос лишь в том, какой из них убьет меня раньше.
25
Теперь у них было уже три пропавших девочки.
Потягивая едва теплый кофе, Джейн ела сандвич с куриным салатом и проглядывала папки с документами, которых становилось все больше и больше. На ее рабочем столе лежали дела по неизвестной с крыши, массовому убийству в «Красном фениксе», а также по исчезновению Лоры Фан и Шарлотты Дион. Она завела новую папку на еще одну пропавшую девочку — Мэймэй, дочку повара, сгинувшую вместе с матерью девятнадцать лет назад. Сейчас Мэймэй должно быть двадцать четыре года. Возможно, она вышла замуж и носит другое имя. У них не было ни фотографии, ни отпечатков пальцев, не было вообще никакого представления о том, как она выглядела. Вероятно, она вовсе не проживает в США. А может, подумала Джейн, болтается у них прямо под носом — преподает боевые искусства в чайнатаунской студии. Риццоли представила себе каменное лицо Беллы Ли, помощницы Айрис; как раз сейчас они изучали ее биографию.
Из трех девочек у Мэймэй было больше всего шансов выжить. Две другие наверняка погибли.
Джейн снова сосредоточила внимание на Лоре Фан и Шарлотте Дион. Задумалась о поразительной связи между ними, которая возникла, несмотря на огромную пропасть, разделявшую их жизни. Шарлотта была богатой белой девочкой. Лора — дочерью китайских эмигрантов, борющихся за существование. Шарлотта выросла в бруклайнском особняке, Лора — в тесной чайнатаунской квартирке. Две такие разные девочки, однако обе они потеряли родителей во время стрельбы в ресторане, и теперь их дела занимали равные места на рабочем столе Джейн в отделе убийств — там, где никто не захотел бы увидеть свое дело. Перелистывая страницы документов, Риццоли снова услышала эхо последних слов, которые сказал ей Ингерсолл: «Речь том, что случилось с теми девочками».
Этих ли девочек он имел в виду?
На второй взгляд поместье Патрика Диона показалось Джейн не менее впечатляющим.
Она проехала между одинаковыми каменными колоннами и попала на частную дорогу, миновала березы, сирень и ровную лужайку и оказалась возле массивного дома в колониальном стиле. Когда Риццоли остановила машину под навесом, Патрик вышел из дома, чтобы поприветствовать ее.
— Спасибо, что согласились снова встретиться со мной, — поблагодарила Джейн, пожимая руку хозяина.
— У вас новости о Шарлотте? — спросил он, и Джейн было больно видеть надежду в его глазах, слышать дрожь в его голосе.
— Простите, если я плохо объяснила цель своего визита, — извинилась Риццоли. — Боюсь, я не смогу сообщить вам ничего нового.
— Но по телефону вы сказали, что хотите поговорить о Шарлотте.
— Это связано с нашим текущим расследованием. С убийством в китайском квартале.
— А какое отношение это имеет к моей дочери?
— Пока не знаю, господин Дион. Однако есть обстоятельства, которые навели меня на мысль, что история Шарлотты связана с исчезновением другой девочки.
— Много лет назад это уже исследовал детектив Букхольц.
— Я собираюсь снова заняться этим вопросом. Прошло девятнадцать лет, но мне не хотелось бы, чтобы о вашей дочери забыли. Шарлотта заслуживает большего.
Джейн заметила, как Дион сморгнул слезы, и поняла, что для него эта потеря до сих пор мучительна. Боль не прошла. Родители никогда не забывают такое.
— Заходите, — устало кивнув, пригласил он. — По вашей просьбе я принес ее вещи с чердака. Вы можете разглядывать их, сколько захотите.
Вслед за Патриком Джейн прошла в холл и снова восхитилась сверкающими полами из твердой древесины и написанными маслом портретами, которым было, наверное, не меньше двух столетий. Она невольно сравнила его дом с жилищем Кевина Донохью, со скучной мебелью и картинами массового производства. Старое богатство против нового. Патрик провел ее в парадную гостиную с венецианскими окнами, которые выходили на пруд с кувшинками. На большом обеденном столе розового дерева, за которым без труда уместились бы десять человек, громоздилась целая коллекция картонных коробок.
— Это то, что я сохранил, — печально объяснил Патрик. — Большую часть ее одежды я все-таки отдал благотворительным организациям. Думаю, Шарлотта одобрила бы это. Такие вещи были ей небезразличны — накормить бедных, приютить нуждающихся. — Он осмотрел комнату и иронично усмехнулся. — Наверное, вы считаете это лицемерием, верно? Говорить такое, живя в подобном доме, имея всю эту собственность. Однако у моей дочери действительно было доброе сердце. Щедрое. — Патрик сунул руку в одну из коробок и достал оттуда протертые синие джинсы. Пристально поглядел на них так, словно мог видеть, как они облегают стройные бедра его дочки. — Странно, что я так и не смог отдать их. Синие джинсы никогда не выходят из моды. Если Шарлотта вернется, я не сомневаюсь, что они пригодятся. — Патрик бережно положил их назад в коробку и глубоко вздохнул.
— Мне очень жаль, господин Дион. Жаль, что я снова напомнила вам об этой боли. Может, вам будет легче, если я сама просмотрю содержимое коробок?
— Нет, мне придется давать пояснения. Вы можете не понять значения некоторых вещей. — Он полез еще в одну коробку и вытащил из нее фотоальбом. Сжал его в ладонях, точно не хотел выпускать. Потом, держа альбом обеими руками, словно драгоценное подношение, протянул Джейн, которая приняла его с не меньшим благоговением. — Вот на это вы наверняка захотите взглянуть.
Риццоли открыла альбом. На первой странице была фотография молодой блондинки, держащей на руках краснолицую новорожденную; ребенок, запеленатый в белое одеяло, напоминал крошечную мумию. «Нашей Шарлотте восемь часов», — гласила подпись с завитками и росчерками, сделанная женской рукой. Так, значит, вот какой была Дина, когда только-только вышла замуж за Патрика. До того, как появился Артур Мэллори, разбивший их брак.
— Шарлотта была вашим единственным ребенком? — спросила Джейн.
— Дина хотела только одного. Тогда меня это не тревожило. Зато теперь…
Теперь он сожалеет, подумала Джейн. Сожалеет, что вложил всю свою любовь и все надежды в единственную дочь, которую ему было суждено потерять. Переворачивая страницы, Джейн изучила другие фотографии Шарлотты — голубоглазой малышки с золотистыми волосами. То и дело в кадре появлялась Дина, а вот Патрика на фотографиях не было, если не считать призрачной тени, которую отбрасывал человек, державший фотоаппарат. Джейн перевернула последнюю страницу — там была изображена Шарлотта в год своего четырехлетия.
