Алексей Зубко - Сначала было весело
Запивая кашу пересоленным бульоном, как-то очень быстро расправляюсь с ужином. Жаль, здесь не пионерский лагерь, и добавка не полагается. Десерт в виде порезанного дольками апельсина ситуацию не исправляет. Желудок продолжает требовать пищи.
Вздохнув, складываю салфетку в одноразовый стаканчик и поднимаюсь.
Не успеваю я приблизиться к решетке, звучит команда Господина Кнута готовить грязную посуду.
Пройдясь вслед за Нинкой, принимающей стаканы и складывающей их в пакет, карлик бросает Мордовороту:
– Проведи ее на кухню, идет?
– Угу, – немногословно соглашается здоровяк, поправляя автомат.
Терзаемая голодом, снедаемая беспокойством, причину которого я не могу понять, меряю камеру шагами. От решетки до стены. Туда восемь шагов, обратно тоже восемь.
Лицо горит, руки сами собой сжимаются в кулаки…
Что это со мной? Может, жар?
Приложив ладонь, не чувствую повышенной температуры.
Да и озноба нет.
Может, это сказывается стресс. Начало немного отпускать, вот и бросило в жар.
Возвращается Нинка.
Грохочет, закрываясь, дверь.
Мордоворот прохаживается вдоль камер, наблюдая за узниками.
Ничего не сказав, направляется к караулке.
Сев на кровать, пристраиваю на колени резиновую голову.
Создать подобное может только больная психика.
И мне жизненно важно подобрать к ней ключик. Чтобы понять психа, нужно самому стать ненормальным. Недаром же большинство хороших психиатров заканчивают карьеру клиентами своих более молодых коллег.
– Что скажешь?
Голова молчит, в выпученных глазах застыл страх.
– Молчишь?
Она не спорит.
– Ну, молчи, – говорю я, положив голову на стол.
Таких «романтичных» подарков мне раньше не делали. И как бы хотелось, чтобы это не стало традицией.
Опустившись на кровать, ложусь на спину, стараясь не давить на раны.
Терпимо.
Прикрываю глаза.
Воспоминания, словно получив сигнал, хлынули волной.
Прикосновение крысы к ноге, вкус и тошнотворный запах Вольдемара на губах, рассекающие кожу и плоть удары плети, изумрудные глаза медсестры…
Открыв глаза, пытаюсь отогнать видения.
Они послушно отступают, но лишь затем, чтобы уступить место другим, тоже неприятным.
Подкашивающиеся ноги, перехватывающий горло ошейник, высасывающая жизнь изнутри жажда…
– Всем спать! – приказывает Господин Кнут, поворачивая выключатель. Лампочки тускнеют. Подземелье переходит на ночной режим.
Засыпая, вспоминаю об уведенном парне и отмечаю, что он так и не вернулся. Может, завтра…
Завтра наступило как-то в один миг. Вроде бы только прикрыла слипающиеся глаза, и вот уже у решетки стоит, недовольно кривя рот, карлик.
– Пошли…
– Куда? – бледнею я. Передник из кожзаменителя, ботфорты и похабная улыбка рождают дурное предчувствие.
– Работать будешь, – произносит он, сопровождая сказанное похабными жестами. – А ты, смотрю, тертая девка. Споро пристроилась.
Молча запахиваю халат и замираю у двери.
Щелкает замок.
– За мной.
Проходя мимо камеры, из которой вчера увели парня, бросаю украдкой взгляд. Постель пуста, в камере никого. Длинноволосый юноша не вернулся.
Проводив меня на надзирательскую половину, надсмотрщик указывает на пару дверей по правую руку, сразу за первым перекрестком.
– Заходи.
Похолодев, делаю шаг.
– Не сюда, в следующую. Сортиры сегодня мыть тебе не придется. Хотя идея замечательная.
Ведущий вправо коридор закруглен, поэтому рассмотреть, куда он ведет, не удается. Однако заканчивающиеся в паре десятков шагов ковролин и ковровое покрытие стен, отпечаток грязного сапога – все это, сложившись воедино, дает возможность предположить, что за поворотом находится путь наружу, за пределы подземелья. На волю. Наверняка более короткий, чем тот, которым доставляют новичков.
Открыв правую из дверей, осторожно ступаю на покрытый кафельной плиткой пол. Сразу ощущаются более низкая температура – градусов 15 от силы – и повышенная влажность.
Обстановка говорит сама за себя. Стоящие в ряд стиральные машинки. Пара гладильных досок, какой-то непонятный агрегат устрашающей конструкции, ряд железных шкафов. Большой бельевой ящик. Рядом стеклянные двери душевых кабинок. Сквозь приоткрытую дверь в дальнем углу виднеются деревянные лавки сауны.
– Твоя задача следующая, – произносит карлик, позевывая, – загрузишь грязное белье в машинку. Сколько чего сыпать разберешься?
– Да. А где…
– В нижнем ящике.
– Этом? – уточняю, указав на ближайший шкаф.
– Да. Поставишь на быструю стирку. Это немногим больше получаса. Пока будет работать машинка, ты вымоешь здесь стены и полы. Все, что нужно, – в том же шкафу, ящиком выше. Ясно?
– Да, Господин Кнут.
– Приступай. И чтобы сияло так, как мое хозяйство в банный день.
Карлик уходит, и я принимаюсь доставать из бельевого ящика халаты. Следы крови на них однозначно указывают, на чьих плечах они носились. Загружая стиральную машину, стараюсь время от времени незаметно бросать взгляд на дверь. Интересно, за мной наблюдают? Или индекс доверия ко мне после вчерашнего посещения Вольдемара вырос?
Выставив время и режим стирки, нажимаю кнопку.
С урчанием наполняются водой емкости.
Прикрыв опустевший бельевой ящик, принимаюсь за уборку.
Плохо поставленная стиральная машинка гудит на высоких оборотах и подпрыгивает, словно необъезженная лошадь под наездником.
В очередной раз посмотрев на дверь, от неожиданности роняю тряпку.
В дверном проеме замерло нечто в саване.
Сглотнув, я справляюсь с первоначальным испугом и облегченно вздыхаю.
Вот уж воистину призрак. Только не то привидение, которыми славны готические романы и замки доброй старой Англии – хотя что там доброго и хорошего в объятой братоубийственной войной стране? – а один из плюгавых спутников Великой Екатерины. Он, видимо, решил попариться в сауне, вот и завернулся в простыню.
«Или все хуже, и он тут по мое тело…» – холодеет в груди.
Некоторое время продолжая таращиться на меня, Призрак шевелит губами.
Терпеливо жду распоряжений. Сердце заходится в истеричной пульсации.
Так и не сказав ни слова, он вошел, повесил простыню на крючок, продемонстрировав бледное тело с расплывшимися татуировками на спине, и открыл дверь в душевую кабинку.
Стыдливо отвернувшись, я с яростью набрасываюсь на зазоры между плитками. Набившаяся туда грязь никак не желает вымываться.
Застучали по стеклу струи душа. Завыл Призрак. Или этот вой у него песней зовется?
Не удержавшись, посмотрела на моющегося мужика.
Прижавшись тощими ягодицами к стеклу двери, он азартно выводит ими восьмерки, одновременно мыля голову.
Сцены в душе из американских триллеров, которые так полюбились после «Психо», производят более слабое впечатление. Мне бы огромный нож в руки для полноты картины. И Призрак у меня завизжит круче, чем Джимми Ли Кертис в лучшей роли.
Взвыв особо громко, стиральная машина замерла. Мелодично тренькнула, оповестив об удачном выполнении заданной программы.
Решив, что чище пол уже не станет, я полощу тряпку и убираю ее на место.
«А что делать с бельем?»
Покосившись на моющегося Призрака, осторожно выглядываю в коридор.
Привалившись к стене, гладит черепашку Вольдемар. Фрак тот же, пятна грязи на нем – те же, а вот на ногах тапочки. Малиново-красные, с кроличьими ушками и блестящими бусинками-глазками. И на голове ночной колпак.
– Здравствуй, – старясь изо всех сил выглядеть обрадованной, произношу я. А у самой комок к горлу подступил.
Парень косится на меня и буркает:
– Смотрела на него?
– На кого? – не понимаю я.
– На него, – кивает наследничек в направлении душевой кабинки.
– Нет. Я полы драила.
– А почему?
– Мне карлик приказал.
– Кнут приказал тебе не смотреть?
Отметив это «Кнут», поясняю:
– Нет. Господин Кнут приказал мне вымыть полы. А смотреть самой не хотелось.
– Почему? – опустив черепашку в карман, Вольдемар сует палец в нос и принимается что-то там увлеченно выискивать.
– Просто неинтересно.
– А…
Парень молчит, стреляя глазами в разошедшиеся полы халата.
– Знаешь, – произношу я, слегка повернувшись и подавшись вперед, чтобы сделать открывающуюся картину более соблазнительной, – а я о тебе думала.
– Правда?
– Да, Вольдемар. Вспоминала…
– Я тоже.
– Надеюсь, – я несколько игриво повожу бровями, – это были приятные воспоминания.
В ответ ни слова.
Шум воды за спиной смолк.
Оглянувшись, я заметила, что дверь душевой кабинки открывается. В облаке пара мелькнуло лицо Призрака.
Сделав два шага вперед, я отхожу с прохода и замираю.
Вольдемар переводит взгляд с меня в глубь банно-прачечного комплекса и кривится.
Завернутый в простыню Призрак неспешно следует мимо, оставляя за собой мокрые следы.
