Что ты сделал - Макгоуэн Клер

— До этого не дойдет, уверенно произнес он. — Врачи его вытащат.

— Вырезав кусок печени у Кэсси? Не уверена, что Майк хотел бы этого.

— Ну есть же еще очередь на трансплантацию. Она существует как раз для таких случаев.

Да, но если исключить, что люди постоянно умирают, так и не дождавшись нужного органа.

— Прости, — сказала я, — мне не следует злоупотреблять твоим участием. Ему некому помочь, кроме меня. Я должна это сделать ради Бенджи и Кэсси.

Нахмурившись, Билл махнул рукой, давая понять, что объяснения излишни, и так все ясно. В воздухе повисла напряженность. Подобное ощущение возникало у меня и в колледже, когда мы засиживались до рассвета за бокалом дешевого красного вина или чашкой растворимого кофе. Тогда я предпочитала не замечать этого и по первому же зову мчалась к Майку. Теперь я не могла вести себя подобным образом. Мы ведь ни разу еще не говорили с Биллом о нас, о том, что вместе спим, что теперь он следит за моим домом, готовит мне еду, заботится о моих детях.

Я посмотрела на Билла. Казалось, он обдумывал что-то важное.

— Если Кэсси не подойдет в качестве донора, думаю, ты должна предложить Карен сделать тест Джейку, — наконец проговорил он.

Я молчала, потрясенно уставившись на него.

— Знаю-знаю, звучит безумно, но это — выход.

— Господи, Билл. Ты серьезно?

— К сожалению, таковы обстоятельства. А для Джейка — тоже вариант. Так ему светит большой срок, а если он спасет Майка, приговор могут смягчить. Возможно, дело даже закроют. Я копался во всех этих тонкостях. Когда он напал на Майка, ему не было восемнадцати, и это, скорее всего, учтут. И Карен… Она ждет, что ты поддержишь Майка, а не ее. И таким образом ты сделаешь лучшее из возможного, убьешь сразу двух зайцев. В конце концов, она поймет и оценит твое предложение, я уверен.

Хотелось бы мне, чтобы это было правдой, чтобы я, взлетев над волной, которая нас накрыла, защитила Майка, одновременно помогая Карен, — ведь она, конечно же, очень страдала, хотя и не открыла мне всей истины до конца. Хотелось бы. Но…

— Все не так просто, — покачала головой я.

Когда я закончила рассказывать ему о том, что сделала, Билл сидел бледный и часто дышал.

— Эли, ты правда сказала полиции, что Карен лжет? Что она… спала с кем попало?

— Но так оно и есть! Ты долго жил в другой стране и не знаешь. Но ты же помнишь, как она вела себя в колледже. Потом ничего не изменилось. У нее было много мужчин, в том числе женатых. И она в течение двадцати пяти лет встречалась с моим мужем!

О, теперь Билл перестанет относиться ко мне как к прекрасному и важному для него человеку…

— Эли, ну ты же видела ее тогда, видела кровь…

И вообще — ты правда не веришь, что на нее напали?

— Мы точно ничего не знаем. Она была пьяна.

— Эли, послушай себя…

— Она пытается нас уничтожить. В тот день Майк сказал ей, что их встречам пришел конец, и Карен могла все это подстроить от огорчения и боли. Вот что я думаю! Знаю, что ложные обвинения выдвигаются не часто, но все же такое бывает. Почему не на этот раз?

Билл покачал головой.

— Я никогда раньше не видел людей в более плачевном состоянии. А кровь? Крики? Забыть невозможно… Карен была убита. Эли, ну скажи мне, что ты этого не сделала!

По его понятиям, я не могла так сказать. А значит, наши с Биллом отношения обречены на гибель — так же, как и все остальное.

Даже когда ты думаешь, что потерял все, оказывается, у тебя могут забрать еще больше.

Глава двадцать восьмая

— Где Билл? Он не приготовил завтрак?

Бенджи разбудил меня в семь утра, сонный, с волосами, взъерошенными точь-в-точь как у Майка.

Рев мотоцикла наверняка разбудил старичков-соседей, когда Билл уезжал рано утром. Я не знала, куда он поехал. Возможно, к Карен. Пли в Халл. Я поступила с Карен жестоко, и он больше не чувствовал ко мне любви. Вот так.

— Он уехал, дорогой.

— Что?!

И вдруг я рассердилась. Как же мы избаловали детей, если они восприняли как должное, что их обслуживает едва знакомый человек!

— Билл уехал. Он просто гостил у нас. Теперь нам надо справляться самим, так что веди себя как взрослый мальчик и одевайся. Хорошо?

— Но Билл жарил яичницу…

— Бенджи! Сейчас не время показывать, какой ты у нас разнеженный нытик. Сделай себе хлопья. Тебе десять. Я в твоем возрасте уже обеды готовила.

Конечно, это было преувеличением. Вообще-то, я всего лишь подогревала макароны, но меня тошнило от того, какими несамостоятельными я вырастила своих детей. Какими негибкими. Да я и сама не многим отличалась от них. А ведь, казалось бы, пережитое в детстве могло бы подготовить меня к тяжелым временам. Но нет, я оказалась испорченной и слепой.

Я встала, завернулась в полотенце и собрала волосы в пучок. Как я была смешна, порхая вокруг Билла в шелках и надушенная!

Но пора приниматься за дела. Я забарабанила в дверь Кэсси:

— Вставай!

— Мне не надо в школу! — зарычала она. — Зачем мне вставать?

— Во-первых, мы едем в больницу. Во-вторых, ты должна заниматься. Рано или поздно ты все равно сдашь эти экзамены.

Бенджи ходил за мной по пятам, растерявшись от того, что добрая мамочка куда-то подевалась.

— Мам, это несправедливо!

И я выпалила в ответ:

— Жизнь вообще несправедливая штука. А теперь кончай ныть и надевай форму!

Я не почувствовала вины, когда орала на своих детей, напротив, мне это понравилось. Это — реальная жизнь, и пора им узнать, какова она.

— Мне очень жаль, но ваша дочь не сможет быть донором.

И снова врач извинялась передо мной. «Прости-прощай», как сказала бы Кэсси или ее подружки со всей жестокостью, на которую способны подростки. Кэсси снова рыдала, затыкая рот рукой, и ее плач резал слух.

Доктор заговорила громче:

— Все равно не удалось бы прооперировать быстро. Неизвестно, сколько бы пришлось ждать разрешения суда. Такие дела решаются медленно. Теперь вашего мужа внесут в список на трансплантацию. Всегда есть шанс, что найдется добровольный донор и…

— Сколько времени это займет?

Краем глаза я наблюдала за Кэсси, и поэтому она как будто раздвоилась. Ее топ в горошек уже весь промок от слез. Дочь любила отца, что бы она там ни говорила о ненависти и тюрьме… Я забыла, что существует любовь, которая не зависит от поступков человека… Как выяснилось, сама я Майка так не любила.

— В среднем четыре года.

— Четыре года?! А он…

Да продержится ли Майк четыре года?!

Кэсси вскочила и выбежала из палаты, хлопнув дверью. Мысль, холодная и тяжелая, как пуля, уже сверлила мне мозг, а я не хотела ее впускать.

Четыре года. Ожидание трансплантации или… Господи боже!

Врач несколько раз поглядывала на часы над кроватью. Ее «время на сочувствие семье» заканчивалось.

— Если какой-то друг не захочет стать донором, боюсь, иных способов нет. И они тоже могут не совпасть. Кровных родственников не осталось?

Родители Майка были уже стары для этого, а братьев и сестер у него не имелось.

—Нет, есть еще один… — наклонилась я вперед, — кровный родственник.

Доктор нахмурилась, как будто поняла, о ком я говорю:

— Старше восемнадцати?

— Чуть-чуть.

Три дня назад Джейк встретил свое совершеннолетие в тюрьме. Я не купила ему подарок и почему-то, несмотря на все случившееся, чувствовала, что это неправильно. Как же глупо!

— Согласие дадут?

— Я… — В моей голове снова закрутились ужасные кадры: Джейк, вонзающий нож в Майка; кровь на тротуаре; помертвевшее лицо Майка; мой приход в полицию: «Вам нужно знать, какая Карен на самом деле». — Я не уверена…

Мы с Кэсси поехали домой. У меня раскалывалась голова. В нашем переулке я с удивлением увидела машину и внутренне сжалась. Какие еще плохие новости меня подкарауливают? Кто пожаловал — полиция, журналисты, приставы? Но тут я поняла, что вижу перед собой фургон Макинтошей. Что они тут делают?