Измайлов Андрей - Время ненавидеть
– Единогласно! – ратифицирует «Брежнев» негласное соглашение (Я не сказала «да», милорд! Вы не сказали «нет!»). Конечно, соглашение! Попробуй не согласись, Красилина. – Между прочим, Галина Андреевна, я поговорю со своими. Знаете что? Пожалуй, мы с вами сможем убедить их на десять процентов. А-га?! – подмигивает заговорщицки: «мы с вами».
– А-га! – в тон подгадываю я. Ой, безнадега-безнадега. – Так что? Кофе?
– Я бы по такому случаю не отказался и от подлинного напитка «синюх».
Дотягиваюсь до бара, нащупываю в нем «Мисти».
– Га-а-алина Андреевна! – в полный голос демонстрирует «Брежнев», насколько он сражен.
В такой полный голос, что из кухни рефлекторно доносится заспанное:
– Ка-ав-во?! Ка-а-ав-во-о-о?!
«Брежнев» прикладывает палец к губам, потом той же рукой хлопает себя в грудь: мол, виноват, виноват.
– Ему ни в коем случае нельзя! – посвящает он меня в домашние секреты заговорщицким шепотом – Сразу «развяжет» и уже не человек. Будем милосердны. А-га? Тш-ш-ш!
– А-га! Тш-ш-ш!
По рюмочке всего и… Был «Мисти» и нет «Мисти».
– Я вам еще достану, Галина Андреевна, не печальтесь. По своим каналам.
– Не стоит беспокоиться… Леонид Ильич.
– Это вам теперь не стоит беспокоиться, – кивает он поощрительно, дав понять, что оценил. – Теперь все ваши беспокойства на нашей совести. Теперь и навсегда вы под нашей надежной защитой.
Кто бы защитил! Кто хотя бы не нападал!.. Допрыгалась? Допросилась?..
– Синюха! Не спать на посту! – тыркает он прыщавого мордоворота Жеку.
Тот так и задрых с беломориной на губе. У форточки в кухне, на сквознячке.
– Ка-ав-в-во-о-о?!! – взбучивается. – A-а! Ну? Хоп?
– Хоп, хоп! Кофе хочешь?
Я разматываю кофемолкин шнур, мельком вглядываюсь через форточку: «моя» вмятина полуторасуточной давности оплыла и затвердела – пепельница чешского стекла. Папиросных бычков в нее набросано десятка три.
– Под моим окном гадить не стоило бы! – делаю выговор младшему по званию.
– Свинья ты, свинья! – корит «Брежнев». – Сейчас когда пойдем, все до единой подберешь!
– Н-ну! – всегда готов Синюха. – Видала? Поладили!
Я кривлю губой, и «Брежнев» перехватывает у меня кофемолку, учтивый-учтивый!
– Позвольте, поухаживаю! Жека, ты абсолютно не умеешь себя вести. Перед тобой ДАМА, а ты как последняя синюха ей тыкаешь! – Он сжимает кофемолку, та жужжит.
Перед ним ДАМА. ДАМА молчит. Потом как последняя синюха тыкает ему:
– Леонид Ильич, а ты чего это после юрфака и вдруг в шоферы подался? Не сморгнул даже. Только жужжание сбилось на затихающий вой, но тут же снова набрало обороты.
– Так ведь свобода дороже, Галина Андреевна. Вам ли меня не понять. Сам себе хозяин, не так ли?
– Опять же не просто самосвал, а «Совтрансавто», да?
– Опять же, опять же!
– Опять же валюта перепадает?
– Валюта, валюта. Ваши информаторы не хуже наших, Галина Андреевна, поздравляю!
– Спаси-ибо!
– Ка-а-ав-в-во-о-о! – бросается было Синюха.
Отсутствие интеллекта иногда полезней в жизни, чем его наличие. Рефлекс всегда опередит мысль. Потому Синюха и бросился на меня.
Но я-то тоже на рефлексе, мысль еще не оформилась, а действо проделано. Опоздал, мордоворот прыщавый!
В кулаке у меня – клизма. Ведь надавлю! Не шевелитесь лучше, добром прошу!
– Аш-два-о-два! – предупреждаю. – Гуманитариям не понять? Пероксид водорода! Без глаз останетесь! И кожа клочьями слезет!
(Это вам не тридцатипроцентный раствор, это вам не пергидроль, которым блондинки недоделанные высветляются, это вам девяностопроцентный, инициатор полимеризации! Но очень и очень годится, чтобы любого изуродовать почище обожженного Фредди!).
– Не подходи! – грожу я и пускаю чуть-чуть из клизмы им под ноги: пузыри, ш-ш-шипение, скворчание. – Понятно? Поставь кофемолку и…
– Так хорошо обо всем договорились и на тебе… – сетует «Брежнев», ставит кофемолку.
– Теперь одно из пяти. Или вы оба исчезаете, или четыре раза по морде. Пероксидом! – конкретизирую.
– Ц-ц-ц, – переживает за меня «Брежнев». – Так славно договорились!
– Вперед, вперед! – зову их на выход и конвоирую под клизменным прицелом. – Чего застряли?!
– Люди пусть пройдут, – показывает на шум за дверью «Брежнев».
– Тяф-тяф! – шум. – Троян, Троян, нельзя! Троян, кому сказал?! Тяф! Тяф-тяф!
Из «Брежнева» раздается свиристельно-электронный сигнальчик. Часы импортные носит, с-сволочь, с музыкой.
– Вы не передумаете, Галина Андреевна?
– Скорее всего нет.
– Ц-ц-ц. Ведь так по-хорошему, по-доброму все было. А теперь… эх-х!
И они, переждав Трояшку, исчезают из моей квартиры.
Я смотрю на будильник. Мамочки-мамочки-мамочки! Опять без двадцати семь. Паршивые часы у шофера-шахтера-лифтера-вахтера. Барахольские! Заранее играют, спешат. Или запаздывают… Зато с музыкой!
***
«Вы не передумаете, Галина Андреевна?».
Передумала. О чем только не передумала, пока не передумала! Обо всем…
Зареклась в такую слякоть из дома выходить, но не помирать же с голоду.
Теперь отныне и навсегда единственной проблемой у меня будет, пожалуй: не помереть с голоду.
Старушка по склону семенит навстречу, прямиком от Даниила Салоникийского. Подзывает жестом, подманивает. Ей-то что от меня нужно? Ну?!
– Вот ты молодая, горя не знаешь! (Это я-то! Тебе бы мои заботы, бабка!) – А когда узнаешь, помолись богу. Вот я сейчас шла баночку майонезную сдавать, а она с отбитым краюшком. И помолилась: господи, помоги мне сдать баночку! И у меня ее приняли!
Понятно. Избыток чувств. Надо с кем-то радостью поделиться. Богомольные старушки всегда чуют, с кем делиться. За версту чуют!
Других проблем у меня теперь не будет: только боженьке молиться, чтобы майонезную баночку с брачком приняли, чтобы денежку выдали.
«Вы не передумали, Галина Андреевна?».
Передумала. Час-другой просидела с клизмой наперевес, тупо уставившись в свое стеклянно-лабораторное хозяйство. «Дурилки» вы мои, «дурилки». Кончилось ваше время. И «крантик», и «шлепа», и «лягуха», и «мышка-норушка», и… Кончилось. И мое время кончилось.
Прав «Леонид Ильич» хренов:
«Давно бы так, Галина Андреевна! Верное решение. ИТД – заманчивая стезя, но все-таки не для прекрасной половины. Тут не всякий мужик сдюжит, не то что ДАМА».
И теперь: экономика должна быть экономной. Претворим в жизнь! Ничего другого на остается, сидючи без твердого заработка, пока-а еще устроишься куда-нибудь. Куда угодно, только не в свой бывший гадючник-девичник под Клавкин диктат. «Опытные химики району нужны», – сказал исполкомовский Сам. Посмотрим…
Час-другой просидела, продумала. Здорово на НИХ клизма подействовала! Надолго ли? А потом? Сила действия равна силе противодействия. Могу представить, что за противодействие ОНИ мне устроят. Я конечно сто лет в Ленинграде живу, осада-блокада дело если не привычное, то знакомое: в генах засело. Но девятисот дней мне не выдержать. Хватило и неполной недели, чтобы в голый нерв превратиться.
Устала я. Уста-а-ала! Дальше хуже будет, если на ИХ условия не согласиться. А согласиться и… – дальше хуже будет. Еще хуже!
«Теперь вы под нашей защитой!».
Не нужна мне ВАША защита. Куда ни ткнешься, всюду: знаете, все зависит от очень многих обстоятельств. Знаете? Знаю! Всё и все зависят от всего и от всех. Зависимость проклятущая! От конъюнктуры рынка, от исполкома, от болгарской Ванги (катастрофа! катастрофа!), от погоды, от того, кто и как пукнет в программе «Время». Даже от… Красилина (Ишь взвился, когда почувствовал год назад: вышла из подчинения. Любовь, любовь! Для него прежде всего важно не то, как он относится ко мне, а как я к нему отношусь. Никак! Уже никак, хотя давно никак. И моя ИТД – последний штрих, окончательно зачеркивающий так называемую любовь. ЕГО любовь. Она для Красилина, в первую очередь, – моя зависимость от него. Фигушки! Любишь – люби, я-то при чем? Пушкина читай, Александра Сергеевича, руководство к действию: «Если я люблю, какое твое дело?». Слабо? Слабо-о.. Твои проблемы, Красилин. Хочешь – не хочешь, от тебя я независима).
Но ОНИ приходят и волей-неволей… от тебя я зависима. Просто жуть с ружьем! И не в том дело, не в том! Я даже от тебя, Красилин, готова была бы зависеть, мне не привыкать! Но не от НИХ!!!
«Теперь вы под нашей защитой!».
Спасибо, не надо! Десять процентов, пятнадцать – это не от этого! Просто зависеть от ИХ дружбы поунизительней, чем зависеть от ИХ вражды.
«Вы не передумаете, Галина Андреевна?».
Передумала. Просидела с клизмой в обнимку, и телефоный звонок угодил в самый раз – я уже издергалась, что ОНИ не проявятся.
Проявились:
– У вас очень низкая культура отказа, Галича Андреевна, – поучает «Брежнев». – Вы не передумали? А то мы тут уже приготовили небольшой сюрпризик…
– Бомбу под дом заложили? Или по-простому, что-нибудь с оптическим прицелом? – не оттягиваю я неизбежное, а, наоборот, тороплю, бегу неизбежному навстречу.
