Поль Андреота - Очищение огнем (тематическая антология)
— Понятия не имею. Вероятно, он является частью нетрадиционных религиозных воззрений.
— Действительно нетрадиционных! Как ты думаешь, он в самом деле был последователем Розенкрейцера?.[6]
Майлз холодно глянул на нее.
— Кем бы он ни был, тебя это не касается, не так ли? Обескураженная резким ответом мужа, Пола влезла в машину и захлопнула дверцу. Ожидая, пока усядется Майлз, она вновь посмотрела на могилу. Толпа рассеялась, но возле ямы все еще стоял молодой человек в черном костюме и черной дерби, которого она не замечала раньше. Он тоже выливал на гроб содержимое флакончика.
Подняв голову, он встретился с любопытным взглядом Полы и хотя их разделяло метров десять, глаза его показались ей чем-то неприятными.
Она почувствовала облегчение, когда Майлз вырулил на шоссе и повел машину обратно в город.
* * *Роксанна пригласила друзей Дункана к себе на ленч после похорон.
— Если что-то и внушает мне отвращение, так это оплакивание покойных, — заметила Пола, поднимаясь с мужем по ступеням особняка. — Думаю, живым нужно как можно скорее вернуться к полноценной жизни, не придавая смерти излишнего внимания.
— Судя по тому, что я знаю о твоем отце, он поддержал бы подобную мысль, — согласился Майлз.
Ленч был сервирован на буфетной стойке. К Поле подошел Филип Розен. На лысом менеджере красовался темно-синий костюм, жилет которого казался ему узковатым.
От него пахло трубочным табаком.
— Мне хотелось бы, чтобы вы с мужем пришли сюда завтра утром, в одиннадцать, — сказал Розен. — Видите ли, я был не только менеджером Дункана, но и персональным поверенным. Завтра я собираюсь огласить завещание.
Пола отложила вилку.
— Завещание? Но при чем здесь мы?
— Сейчас я не могу отвечать на вопросы, — улыбнулся он. — Но, пожалуйста, приходите.
Он отошел, и Пола заспешила на другой конец комнаты к мужу, просматривающему стопку нот на рояле.
— Майлз, — тихо позвала она, — Розен хочет, чтобы мы пришли завтра на оглашение завещания. Как ты думаешь, оставил нам что-нибудь Дункан?
Майлз поднял глаза от нотной стопы. Казалось, эта новость ничуть его не затронула.
— Это было бы неплохо.
— Неплохо? Просто потрясающе! Нам бы очень пригодились наличные. Какова на твой взгляд, может быть сумма?
— Откуда мне знать? Может, пять сотен долларов, а может и ничего. Что толку делить шкуру неубитого медведя?
— Помнишь, но все же так приятно об этом думать. Пять сотен! Куда бы нам их пристроить? Если мы их получим, ты позволишь мне купить портативную мойку для посуды?
— Хочешь сказать, что тебе до смерти мыть посуду?
— О нет, — простонала она. — Обожаю мыть посуду в вашей мини-раковине. Это мой ежедневный праздник…
* * *Оглашение завещания должно было состояться в библиотеке на втором этаже. Беннет проводил Майлза и Полу наверх, где, поднявшийся из-за антикварного стола Филип Розен с улыбкой подал им руки.
— Как раз вовремя. Прекрасно. Присаживайтесь: мы вскроем конверт, как только придет Роксанна.
Они уселись в кресла, а Филип вновь занялся своими бумагами. Пару минут Пола сидела спокойно, подавляя в себе надежды на возможное упоминание в завещании. Потом вспомнила похороны и, повернувшись, посмотрела на угловую полку с коллекцией фарфоровых фигурок. Там на своем месте — посредине — стоял флакон с молчаливо вопящими на пузатых стенках гротескными головами Горгоны. И снова она задумалась над религиозным символом вещицы и странностью обычая выливать содержащееся в нем масло на гробы. Она подумала о человеке в черном дерби, пристально глядевшим на нее от могилы Дункана Эли. Пола решила, что если человек в черном — типичный адепт этой конфессии, то стоит держаться от нее подальше.
Она потянулась было за сигаретой, но, глянув на Майлза, молчаливо просматривающего «Ньюс-уик», с неохотой отбросила мысль о никотине. Ее беспокойный взгляд устремился к выходу комнаты, и она вспомнила канун Нового года и стоящего там Робина. Сейчас тот страх показался глупым, но она помнила, как неприятно и вполне реально подействовал он на нее тогда.
Она перевела взгляд на книжные полки рядом с дверью. Во второй снизу стоял ряд книг в кожаных переплетах, говорящих о том, что им по меньшей мере сто лет. Некоторые казались еще старше, относясь, по-видимому к восемнадцатому веку. Прищурясь, она попыталась было разобрать мелкий шрифт на корешках, но едва успела прочесть пару слов, как в комнату вошла Роксанна.
— Прошу извинить за опоздание, — произнесла она, занимая место рядом с Полой, — но из Чикаго позвонила одна из дальних кузин Дункана и мне пришлось сообщить ей о происшедшем. Я совершенно забыла о ее существовании и это лишь усложнило мне задачу.
— Никто не в силах помнить всех родственников, — заметил Филип. — Итак, все готовы и я вскрываю конверт! Подняв нож с костяной рукоятью, он взрезал клапан большого плотного конверта.
— Дункан сделал завещание пять лет назад, но оно лишь предшествовало этому, составленному им на Новый год, в Нью-Йорке. Свидетелями были: Беннет, Сидней Рэймонт и я. — Он кашлянул и прочел:
«Я, Дункан Мобрей Эли, житель административного центра Манхэттен в городе Нью-Йорк, находясь в здравом рассудке и памяти, диктую и заявляю свою последнюю Волю и Завещание, тем самым аннулируя все ранее составленные. В подтверждение моей симпатии к Майлзу Кларксону, я дарю и завещаю ему один из моих роялей «Стенвэй» и последнюю коллекцию нот в его личное пользование в надежде на пробудившийся в нем интерес к музыке, к которой, по моему убеждению, у него есть незаурядный талант.
Пункт второй. Более того, я приказываю моим поверенным в течение недели после моей кончины выплатить означенному Майлзу Кларксону сумму в пятьдесят тысяч долларов наличными, для чего необходимо снять с моего личного счета. Эту сумму я дарю означенному Майлзу Кларксону для его поддержки и обеспечения, надеясь, что он использует ее в дальнейшей музыкальной карьере, если изберет таковую.»
Дальнейшее Пола не слышала…
«Пятьдесят тысяч долларов! Пятьдесят тысяч…» — Она посмотрела на мужа. У него был удивленный вид, но она почувствовала, что он притворяется, — казалось будто он обо всем уже знал, но не хотел, чтобы Пола догадалась.
На нее с улыбкой глядела Роксанна.
«И она знала, — решила Пола. — Более того, Роксанна не возражает и, похоже, рада этому!»
* * *— Не пойти ли нам в «Плаза», чтобы отпраздновать событие? — спросил Майлз через полчаса, когда они вышли из особняка.
— Отпраздновать?! — воскликнула Пола. — Да мы просто обязаны напиться в стельку!
Через двадцать минут они сидели в уголке отделанного дубом бара и смаковали шампанское.
— До сих пор не могу поверить. Ей Богу! Пятьдесят тысяч! Послушай, ведь он знал тебя меньше двух месяцев!
— В самом деле, можно сойти с ума… Я думал, ты бросила курить.
Пола жадно затянулась. Она не касалась сигарет четыре дня и находилась на грани срыва.
— Сейчас мне нужна одна сигарета. Чтобы отпраздновать. Завтра я брошу. О, Майлз, ты только представь! Пятьдесят тысяч — я едва со стула не упала, услышав это! И самое удивительное — Роксанна вовсе не возражает. Она даже рада, что мы их получили.
— Ничего удивительного. Ведь она получила остальное, что составляет около четырех или пяти миллионов зелененьких. Что для нее пятьдесят тысяч?
— Но рояль и ноты должны быть для нее дороги как память. Впрочем, не похоже, что она расстроена, а я совершенно не испытываю чувства вины. Ведь ты знал об этом?
— О чем?
— О том, что он кое-что тебе оставит?
— Пожалуй, догадывался. Иначе, нас не пригласили бы на слушание.
— Понимаю, но разве ты не знал еще раньше? И хранил это в тайне, чтобы удивить меня. Глупенький!
Она рассмеялась и наполнила бокалы. От шампанского и никотина у нее кружилась голова.
— Что ж, он намекал мне, но я не ожидал такой большой суммы. Наверно, я понравился ему больше, чем предполагал.
— Подумать только, а я его так невзлюбила! И считала убийцей! О Дункан Эли, сейчас я просто обожаю тебя!
Хмыкнув, она отхлебнула серебристый напиток. Майлз с любопытством поглядывал на жену.
— Повтори-ка, кем ты его считала?
— Сам знаешь. Все эти безумные истории, выдуманные мною, чтобы объяснить его милое расположение. Как я ошибалась!
— Но кого именно ты считала его жертвой? Пола уставилась на него.
— Его жену. Разве ты не помнишь? Я говорила тебе, что он, вероятно, выдрессировал собаку-убийцу. Или же это сделал Робин. Я уже рассказывала.
— Ах да, — нахмурился Майлз. — Настолько глупая мысль, что я совершенно о ней забыл., — Верно, глупая мысль… Подумай-ка, Майлз: мы можем положить деньги под три или четыре процента и, когда Эбби подрастет до колледжа, запросто оплатим его. Разве это не чудесно?
