Владимир Орешкин - Перпендикулярный мир
— Мне надоело стоять, — прошептала Ивану Маша.
— Я тебя предупреждал, — внутренне обрадовался Иван.
— Мне просто надоело стоять, — упрямо произнесла она.
Замечательно. Все шло по плану…
Между тем, мужик, разглядывавший в это время собравшихся зевак, продолжал все больше изумляться. Он смотрел то на одного зеваку, с широко открытыми от изумления глазами, потом на другого, потом на третьего. Перебирая их всех взглядом по очереди.
Потом, насмотревшись на зрителей, он даже, от изумления, сделал шаг вперед, придвинувшись вплотную к запретной черте. Отделявшей невольников от свободных людей.
Стал смотреть на Ивана, но недолго, просто пробежал по нему взглядом вскользь, и, наконец, уставился на Машку.
Был он, должно быть, подслеповат. Потому что, видел бы нормально, — уставился бы на нее тут же. В первую очередь.
Но — прозрел.
На нужного миллионера, у которого имелся бы самолет и розовый кадиллак, мужик этот никак не тянул. А раз с его помощью до Москвы добраться проблематично, то и связываться с ним не стоило.
Хотя, кто знает, на его лице ничего не написано, — про его миллионы. По очкам Георгия тоже определить проблематично, сколько у него бабок, и имеется ли в его ангаре Боинг с бассейном.
Когда он остановился на Машке, изумления, перемешанного с самым откровенным страхом, — в его глазах, а Иван это увидел отчетливо, — стало еще больше.
И еще в его взгляде появилось какое-то слащавое, неприятное униженное такое обожание. При виде Машки. Если бы у него был хвост, — поджатый хвост этот завилял бы сейчас из стороны в сторону. Словно — помело.
— Простите… Не мое дело… За смелость… Вам не нужна помощь?.. К вашим услугам… — елейным каким-то голосом, словно понимая, что совершает какую-то необыкновенную наглость, выходящую за все мыслимые рамки приличий, вдруг спросил он Машу.
— Продается, — сказал Иван. — Я — хозяин.
Но мужик не обратил на Ивана и его слова никакого внимания.
Он продолжал приглядываться в Машке, и на лице его стало появляться очередное новое выражение, — какой-то беспримерной озадаченности и удивления.
Будто бы он вдруг встретился со своей умершей лет сто назад прабабушкой. Живой и невредимой.
— Не может быть, — продолжал между тем мужик, но как-то себе под нос, и было видно, что он крайне взволнован. — Среди этих дикарей… Кто бы мог подумать… Не могу поверить …
Машка ничего ему не отвечала.
И правильно… Вообще, вопрос верить-не верить, это темный лес… Во что только можно не поверить, не говоря о том, во что только можно поверить…
Но что-то в ней напряглось. Иван это видел… «Девушка, мы с вами где-то встречались». Дармовщинщик… Да, лимон, — и все.
И весь разговор.
— Вы, извините, — одна?.. — спросил, с каким-то придыханием, словно до краев был переполнен почтительностью, мужик. — Вы случайно не потерялись?..
— Нет, — вдруг ответила Маша, но с каким-то непонятным интересом.
И Иван отметил этот непонятный интерес.
— Нет?.. — переспросил мужик. — Но тогда вы ходите сказать, что я вас нашел?.. То есть, вы искали дорогу, и я вас встретил?..
— Какую дорогу? — спросила его Маша.
— Как… — непонятно как-то удивился мужик. — Но тогда, какое счастье… Вы, должно быть, так страдали… Нет, не могу поверить…
Конечно, он готов утешить ее. Бедную деточку. Весь в энтузиазме. Насчет утешений. Готов утешать день и ночь… Но не на тех напал. Лимон, — и все. А потом пусть утешает. Пока не долетим до Москвы. Время у него будет. Навалом будет времени.
— Вы, наверное, устали стоять, — продолжал мужик. Самым заботливым из всех возможных тоном.
А вдруг у него все-таки есть лимон, — подумал Иван, — не даром же он к ней так привязался.
— Я не очень устала, — скромницей из скромниц, ответила Маша.
Знай наших, — торжествовал Иван, — нас на мякине не проведешь.
Но как научилась врать. Гениальная тетка… И по английски шпарит. Цены ей нет.
— Такая удача, — продолжал мужик, — Встретить… Редко у кого… Стою, смотрю на вас, — не могу поверить. Вы — нашлись…Такое же бывает раз в жизни…
Раз в жизни бывает восемнадцать лет, — и еще много чего бывает раз в жизни… Но зубы заговаривать этот мужик умел. Нужно отдать ему должное… Если бы на месте Машки была другая дамочка, — он бы уже имел полную викторию. Насчет забот и всего остального. От такой почтительности.
— Что я могу сделать для вас…Хотите кушать?
— Нет, — скромницей ответила Маша.
— Вы, наверное, хотите пить, — продолжал заботиться мужик. — Вы извините, — никак не могу поверить… Ерунду какую-то говорю… Хоть нам и говорили, что странники начинают собираться…
— Да, — смиренно согласилась Маша. — Я хочу пить.
— Что вы хотите?
— Не знаю… Воду. Или сок какой-нибудь, все равно.
— Какой сок?
— Сок? — задумалась Маша. — Наверное, апельсиновый… Да, апельсиновый. Скорее всего.
Где у него сок? Апельсиновый. Никакого пакета в руках. А буфета здесь нет. Вся торговля на улице.
Машка, вместо того, чтобы мечтать, поинтересовалась бы лучше, — зачем тот привязался. Как репейник… И серьезные ли у него намерения. Насчет бабок. А сок они и так бы попили, минут через тридцать. Больше она в своем смирении не протянет.
Но что-то странное было в их дурацком разговоре.
Словно бы события начинали выходить из под контроля. Хотя они были под стопроцентным контролем. Вроде бы… Ну, под девяносто процентным. Уж очень близко стоял этот оригинал к белой полосе.
— Ну, так, деточка, попейте, что вам мешает, — сказал мужик.
Еще заботливей, чем раньше. Такую лажу… Вот так, возьми и попей. Иди по пустыне денек-другой, где воды никакой нет в помине, одно солнышко, и градусов под шестьдесят, в тени, если ее найдешь — а потом возьми и попей. Где даже высохшего копытца не наблюдается, один белый песок.
Но так покуражиться, — поделом ей, доверчивой гейше.
— Как же я попью, — сказала Маша.
Наконец-то начала прозревать, с кем имеет дело.
— Вы же хотите апельсиновый сок, — сказал ей мужик.
— Теперь хочу, — ответила Маша.
— Тогда возьмите и попейте.
— Что взять?
— Что хотите. Стакан, бокал, кружку, фужер… Что желаете.
— Где я возьму здесь стакан? — спросила Маша.
Но не возмущенно, и не смиренно, как раньше. А с каким-то даже неподдельным любопытством.
Вот что было самое интересное. Она, доверчивая наша, даже не сомневалась, что стакан можно взять. Ее интересовал другой вопрос: где?
— Где хотите, — ответил заботливо, словно объясняя что-то совершенно простое, мужик. — Какая вам разница, где. Для вас это неважно… Главное, просто взять. Я много раз это видел.
— Но здесь нет никакого стакана, — сказала Маша. — Может, где-то и есть, но я не вижу никакого стакана.
Что-то этот их разговор стал напоминать Ивану. Он даже знал, что…
Он ему стал напоминать беседу Маши и мудреца из деревни, когда им притащили паралитика. «Дайте ему что-нибудь выпить… Что?… Все равно что… Все равно что?… Все равно…»
Только в этом все поменялось местами, — в роли мудреца выступала Машка, а неизвестный мужик, изображал ее, сидящую рядом с Иваном на персидских коврах.
— Все равно, где? — спросила Маша.
— Наверное. Я так думаю.
Точная копия…
— Хорошо, — согласилась Маша.
Но не послала Ивана слетать за стаканом, что было бы логично в подобной ситуации, а заодно и за соком, апельсиновым, — а протянула перед собой руку, и взяла стакан.
Иван все видел, — торчал, слава богу, рядом, ничего не пропустил.
Как это все происходило.
Машка протянула руку и взяла стакан. Прямо из воздуха, словно он там поджидал ее на каком-то невидимом столе. Самый настоящий стакан, грамм на двести-двести пятьдесят. Стеклянный, с толстым дном и тонкими стенками, как раз подходящий для сока. Сбоку на нем был цветной рисунок старинного автомобиля, когда они еще ездили то ли на дровах, то ли на угле, — такого древнего.
Не удивилась, не поразилась этому обстоятельству, — а спросила:
— Откуда я его взяла?
— Не знаю, — заботливой официанткой, сказал мужик, — вам, деточка, видней… Вы что-то меняете в мире, когда что-то хотите. Так нам объясняли… Может быть, он был на столе, может, в мойке или на полке для посуды. Наверное, это не имеет значения.
— Я могу налить в него сок? — тоном прилежной ученицы спросила Маша.
— Конечно.
На этот раз, она не стала спрашивать, как. Просто взглянула на этот стакан, с цветным забавным автомобильчиком. Без всякого колдовского огня в глазах. А даже как-то устало и чуть недоверчиво… Стакан внезапно запотел, как от холода, и в нем стало появляться что-то жидкое и желтое, — может, на самом деле апельсиновый сок. Появлялось, появлялось, пока весь он не заполнился.
