Рут Ренделл - Бестия
— Тогда как же?..
— Откуда я могла знать? А-а-а, понимаю. Она приезжала на машине брата Кена, верно?
Озадаченный вид Уэксфорда заставил ее пояснить:
— Между нами, она любила пропустить рюмочку, эта Джоан Гарланд. А иногда и две, а то и три. Понимаете, да? Целый день в магазине, ясное дело. Удивляюсь, как они там что-то продавали. Прямо поражаюсь, как такие магазины не прогорают! Так вот, когда она перебирала, я хочу сказать, когда ей казалось, что она выпила слишком много, она за руль не садилась, она звонила брату Кена и просила прислать машину. Во-первых, чтобы привезти ее сюда, а потом, чтобы отвезти куда ей надо. Конечно, денег у нее куры не клюют, вызвать такси — раз плюнуть.
— У вашего шурина фирма?
На лице миссис Гаррисон появилось выражение утонченности, избранности, она чуть сморщилась.
— Я бы так не сказала. Он не рекламирует себя, у него частная клиентура, несколько постоянных клиентов. — Потом встревожилась: — Все законно, не смотрите так. Я скажу вам его имя, нам нечего скрывать. Сообщу все подробности, уверена, что вам не откажут.
Раньше, когда Эмиас Айленд издавал очередную книгу, то иногда посылал Уэксфорду в подарок экземпляр, если считал, что она может заинтересовать его друга. И вечером, по приходе домой, ему всегда было приятно увидеть адресованную ему бандероль с именем издателя и фирменным знаком. Но с тех пор как издательство «Кэрлион-Брент» купили, он не получал ничего, поэтому, увидев ожидающую его посылку, причем большую, чем обычно, он удивился. На этот раз на оберточной бумаге был приклеен фирменный знак издательства «Сент-Джайлз», изображающий льва с рябчиком в зубах, а развернув упаковку, между книгами Уэксфорд обнаружил письмо от Эмиаса на знакомом издательском бланке с объяснениями.
Он писал, что при данных обстоятельствах полагает: Уэксфорду может быть небезынтересно получить три книги Дэвины Флори, которые они переиздают в новом формате: «Святой город», «По другую сторону стены» и «Владельцы Мидиана». Если же Редж захочет получить экземпляр первого и, к сожалению, единственного тома автобиографии, то пусть даст ему знать. Жаль, что он не связался с Уэксфордом раньше. Он также сообщал, что издательство пережило поглощение, но, возможно, без особенных для него, Эмиаса, пертурбаций, что, в частности, не отразится на выходных данных. У них был напряженный период, однако все, кажется, успокоилось и у «Кэрлион-Квик» — так сейчас называется новое издательство — прекрасный портфель на осень. Особенно их радует тот факт, что они получили права на публикацию нового романа Огастина Кейси «Плеть».
Этого было почти достаточно, чтобы испортить Уэксфорду удовольствие от книг Дэвины Флори. Когда он просматривал первую из них, зазвонил телефон. Звонила Шейла. Она всегда звонила им в четверг вечером. Он слушал, как Дора разговаривает с ней, и одновременно старался по репликам жены — удивленным, восторженным или просто выражающим интерес — угадать, что говорит дочь. Такая игра ему очень нравилась.
Но сегодня слова Доры не укладывались ни в одну из этих категорий. Вот прозвучали слова разочарования: «Ох, дорогая моя», затем крайнего сожаления: «А правильно ли это? Ты уверена, что понимаешь, что делаешь?». Он почувствовал, как на сердце словно ложится какая-то тяжесть, стало труднее дышать. Он уже встал было из-за стола, затем снова сел и прислушался.
Сейчас Дора говорила холодным напряженным голосом, он не любил, когда она так разговаривала с ним:
— Думаю, ты захочешь поговорить с отцом.
Он взял трубку. Перед тем как до него донесся голос Шейлы, он поймал себя на мысли, что у нее самый прекрасный женский голос на свете.
Прекрасный голос произнес:
— Мама на меня сердится. Наверное, ты тоже рассердишься. Я отказалась от этой роли.
Какая чудесная легкость, какое изумительное облегчение! Неужели все?
— В «Мисс Джули»? Уверен, что ты понимаешь, что делаешь.
— А Бог его знает, понимаю или нет. Дело в том, что я еду с Гэсом в Неваду. Я отказалась от роли, чтобы уехать с Гэсом в Неваду.
Глава 14
Электронное табло на станции Кингсмаркхэм гласило, что здесь действует экспериментальная система очередей. Другими словами, вместо того чтобы удобно дожидаться своего череда у окошка кассы, когда перед тобой всего один-два человека, ты вынужден топтаться в длиннющем хвосте за веревочным ограждением. Похлеще, чем в Юстоне[5]. На открытой площадке, почти у платформы, с которой отбывал манчестерский поезд, красовалась надпись, приказывающая путешественникам: «Очередь занимать здесь».
Никаких объявлений о поезде, никакого плаката с пожеланием доброго пути, ни даже расписания, из которого явствовало бы, когда отходит поезд, ничего — одна лишь исходная посылка, что здесь будет очередь. Хуже чем в войну. Уэксфорд немного помнил войну, и хотя очередей в те времена избежать было трудно, их хотя бы не создавали официально.
Лучше б уж его подбросил Доналдсон. Уэксфорд отказался от его услуг из-за неизбывного страха перед автострадой и пробками. Поезда нынче скорые, к тому же пробок на железнодорожных путях нет, и по рабочим дням их не перекапывают и не ремонтируют, как постоянно случается на дорогах. Составы продолжают ходить в любую погоду, пусть даже разразится метель или буря.
В Кингсмаркхэме Уэксфорд купил газету, чтобы хоть чем-то занять себя по дороге до Виктории. Там он успеет купить другую, чтобы отвлечься от мыслей о Шейле и от событий вчерашнего вечера. С другой стороны, если поток его мыслей не остановил «Таймс», то где гарантия, что поможет «Индепендент»?
Очередь с неожиданной для нее элегантностью огибала широкое пространство перед платформой. Никто из пассажиров не протестовал, послушно пристраиваясь в хвост. Получался почти полный круг, словно люди вот-вот возьмутся за руки и начнут распевать «Старое доброе время»[6]. Чуть позже ограждение сняли, и ожидающие хлынули на перрон — не бурным потоком, но все же заметно подталкивая и распихивая друг друга, стремясь поскорее попасть в вагон.
Поезд сиял новизной, быстротой и модерном. Отыскав свое место, Уэксфорд быстро опустился на сиденье, уткнулся глазами в первую страницу газеты и тут же подумал о Шейле. Ее голос прозвенел в голове так отчетливо, что Уэксфорд вздрогнул.
— Ты решил его возненавидеть раньше, чем вы встретились!
Умеет же она становиться несносной! Ну чисто строптивая Катарина[7] — странно, что эта роль ей не удалась.
— Не будь смешной, Шейла! Я никогда ничего не решаю, пока не увижу человека.
— Что ж, всему бывает начало. О-о, я прекрасно понимаю, в чем дело! Ты просто ревнуешь — и знаешь, что у тебя есть повод. Ты знаешь, что прежде мне мало кто был важен, даже Эндрю. Я полюбила — первый раз в жизни, и ты заметил сигнал тревоги, почуял опасность! Ты возненавидишь каждого, кто мне понравится. И все почему? Да потому что боишься — боишься, что его я буду любить сильнее, чем тебя.
Бывало, они ссорились и раньше, довольно часто. Такие уж это характеры, из тех, что яростно скандалят, выходят из себя, принимают решения — окончательно и бесповоротно, и уже через минуту забывают, что породило бурю. Но на этот раз все иначе.
— Речь ведь сейчас не о любви, — возразил Уэксфорд. — Мы говорим о здравом смысле и разумном образе действий. Ты отвергла, не исключаю, самую лучшую роль из всех возможных ради того, чтобы тащиться на край света следом за этим…
— Не смей ничего говорить! Не смей оскорблять его!
— Я не могу его оскорбить. Чем можно оскорбить негодяя? Этого пропитого клоуна-сквернослова? Да самое страшное оскорбление, на которое я способен, ему только польстит!
— О Господи! Хорошо хоть я не пошла в тебя языком! Послушай, отец…
Уэксфорд уязвленно фыркнул:
— Отец?.. С каких это пор ты меня так называешь?
— Отлично. Я вообще никак не буду тебя называть. Послушай меня, хорошо? Я люблю его больше всего на свете. И никогда не оставлю!
— Ну-ну, ты же не на сцене в театре «Оливье»! — не сдержался Уэксфорд. Он видел, что у Шейлы перехватило дыхание. — А станешь продолжать в том же духе — тебя вообще туда не возьмут.
— Вот интересно, — сухо проговорила Шейла. (Нет, она все-таки многое от него унаследовала!) — Интересно, тебе никогда не приходило в голову, насколько неестественна та близость между родителями и детьми, которая была между мной и тобой с мамой, — все эти звонки по два раза на неделе, постоянные поездки к вам и все прочее. Ты никогда не задумывался, почему это?
— Да я и так знаю. Потому что мы всегда с тобой милы и любезны, всегда любили тебя. Да мы тебя просто избаловали, позволяли веревки вить, и вот наконец я собрался с духом, чтобы раскрыть тебе глаза — и на тебя, и на этого твоего урода…
