Мэри Стюарт - Девять карет ожидают тебя
— Это такая чушь, что я даже не рассердился. Засмеялся и сказал, что я тоже заинтересован. Собираюсь сделать ее женой, и если что-нибудь случится с ней или мальчиком, обращусь в полицию.
Тишина.
— А потом?
— Буду очень краток. Потом он опять передумал и предложил мне войти в дело. Сказал, что нам с женой будет выгодна смерть Филиппа. Он не понимал, что я не соглашусь, был убежден, что я уговорю ее, как жену, принять участие в его планах. Мы могли бы уговорить тебя вернуться в Грецию, а потом разделаться с мальчиком. Придумать какую-нибудь глупость про Линдин побег, ну что она убежала ко мне, превратить большой скандал в сексуальное приключение. Он предложил мне найти ее и заставить всех поверить, что она убежала ко мне.
— Ну?
Самым ужасным в этом разговоре было то, что никто не удивлялся. Ужас, может, и присутствовал, но не удивление. Рауль продолжал.
— Я не много ему ответил, а то бы применил силу. Просто сказал, что мы не дадим вредить Филиппу, нужно перестать говорить глупости и начать искать их обоих, а то скандал вряд ли удастся остановить. Я думал, что Линда может попытаться найти меня в Париже, позвонил туда, но никто не звонил. Я оставил сообщение с консьержкой на случай, если Линда позвонит позже. Я был так уверен, что она связалась бы со мной, что даже подумал, что она на самом деле не убежала, а что-то случилось с ними… Но это не важно. Тут появился Бернар, он их искал, удивился, увидев меня, но я сразу дал ему понять, что их нужно найти и быстро. Я подумал, что они могут искать помощи у англичанина, знал, что Линда с ним знакома и был рад, что у нее есть хоть один друг. Я позвонил в «Смелого петуха», где он иногда ночует, но англичанина там не оказалось, и его не ждали до обеда. Я отправил Бернара в домик, но оказалось, что он там уже был и не нашел их. Он рассказал, где еще искал. Искать было непонятно где… Но это тоже теперь не важно, он понял, что надо переходить на мою безопасную сторону. Потом я сказал отцу, что если с ними даже на самом деле произойдет несчастный случай, я убью его. И ушел. Это все.
Я смотрела на пол. Это все. Я потом узнала, что он обыскивал равнины, звонил консулу, в больницы, полицию… Стало ясно, что, во-первых, Леон де Валми не знал, что слухи о моей помолвке правдивы, а во-вторых, Рауль ничего не знал об окончательном замысле, о том, что мне действительно намеревались навредить. Бернар перешел на его сторону. Я была права ночью, не опасность исчезла рано утром, как только Рауль вернулся. Собак отозвала. Мы были в полной безопасности. Я разглядывала пол. Тишина. Мужчины смотрели на женщину. Она сидела очень тихо, откинулась на спинку, руки не шевелились, бледные широко открытые глаза двигались с одного лица на другое. Ей было незачем говорить, все и так ясно, обо всем сказало жуткое облегчение на ее лице.
Открылась дверь, вошел Филипп. Он очень осторожно нес горячую чашку бульона, протянул мне.
— Это тебе. Ты тоже замучилась.
— Ой, Филипп.
Он не заметил, что голос мой задрожал, смотрел на Элоизу.
— Тетя, хотите тоже?
Это ее доконало. Она тихо заплакала, очень высоким голосом.
Я поцеловала его в щеку.
— Спасибо, petit, тетя плохо себя чувствует. Лучше беги. Спокойной ночи, приятного сна.
Он задумчиво огляделся и послушно удалился.
Элоиза не закрыла руками лица, так и сидела, откинувшись. Ипполит беспомощно на нее смотрел, прижимал к губам платок, потом подвинулся к ней, взял за руку и начал ее осторожно гладить. Его невнятное бормотание не давало никакого эффекта. Рауль не смотрел на меня. Я собралась что-нибудь ему сказать, но в этот момент заговорила Элоиза.
— Это правда. Он заставил Леона сказать… такая сцена… ужасно, он не имел права… Но я рада, что ты знаешь, Ипполит. Ты поможешь нам? Не дашь им рассказывать? Чтобы не пошло дальше, в полицию. Чтобы, как сказал Рауль, это осталось в семье. Бернар не будет говорить, и Рауль, ведь Леон его отец. Это же значит что-то? Этого нельзя допускать! Ведь ничего не случилось, и с мальчиком и с девушкой все в порядке… Не смотри так, Рауль, ты знаешь, что все будет, как ты захочешь, она любит тебя и не откроет рта…
— Элоиза! Ты говоришь, что это правда? Ты про это знала? Ты?
— Да, да, да, все признаю, только помоги. Я не плохая, ты знаешь. Я не хотела обижать Филиппа, но это для Леона. Я сделала это для Леона. Ты прекрасно знаешь, что Валми должно принадлежать ему. Он имеет на него право. Это его дом, ты знаешь, ты сам так говорил. И он не такой, как другие! Ты это тоже знаешь. Он должен иметь Валми. Он уже достаточно пострадал, чтобы его еще выгоняли из собственного дома.
— Не думаю, что Леону понравились бы твои слова. Мы обсуждаем намного более серьезную вещь. Попытку убийства ребенка.
— Да, знаю. Это неправильно. Признаю. Но это не случилось, ведь да? Никакого вреда… Надо поговорить с Леоном, но ты сделаешь, чтобы он остался в Валми? Нет причин. Люди поговорят и забудут, если ты не будешь это вытаскивать. А я знаю, что не будешь. Ты устроишь, чтобы ему принадлежало Валми, правда? Все можно сделать, ты что-нибудь придумаешь. Правда?
— Ни к чему это обсуждать, это ни к чему не приведет.
— Пообещай, что не обратишься в полицию.
— Не могу ничего обещать. Из всех правильных поступков мы выберем наилучший.
Элоиза, казалось, не слушала. Что-то в ней сломалось, и она не могла остановиться, не контролировала себя, руки и губы тряслись. Выплескивалось то, чего она, скорее всего, никогда не произносила.
— Он умрет в Бельвинь! И все наши деньги вложены в Валми! Мы смотрели за Валми, ты не можешь сказать, что нет. Каждое пенни шло в поместье! Ты не можешь сказать, что он был плохим опекуном!
— Нет, — ответил Ипполит, но она не заметила иронии.
— Все это для Леона. Почему он не может получить что-то, вот только одно это, от жизни? Валми его! Этьен не имел права с ним это делать. Мальчик не должен был появляться на свет!
Рауль неожиданно сказал:
— Элоиза, спаси тебя бог, ты стала думать совсем, как он.
— Ты! Ты всегда его ненавидел! Он твой отец. Будешь стоять рядом и смотреть, как он разоряется? Неужели для тебя ничего не значит слово отец? Черт тебя возьми, ты смеешь его осуждать? Ты будешь стоять тут и называть его убийцей! У тебя есть все, а он инвалид, и у него ничего нет кроме этой жалкой собственности на юге! Ты его осуждаешь, такой порядочный, говоришь про добро и зло, убийство, полицию, а кто скажет, что бы ты сделал на его месте? Откуда ты знаешь, каким бы ты был, если бы твоя машина разбилась вместе с позвоночником? Да, теперь тебе стоит только взглянуть. А она бы осталась с тобой и любила бы тебя, как я его все эти годы, и делала бы для тебя все, и с радостью, обрати внимание, с радостью? Нет, не тебя! Он с половиной тела больше мужчина, чем ты будешь когда-нибудь, Рауль де Валми! Ты не знаешь, о боже мой, откуда ты можешь знать…
Она приложила руки к лицу и снова зарыдала.
Совершенно неожиданно у меня иссякли силы, я больше не могла этого выносить. Я резко встала. В этот момент дверь открылась, стукнула по шелку стены и вошел Вильям Блейк, как огромный рассерженный медведь.
20
Восьмая карета
— Кто вы такой, черт побери? — спросил Рауль. На французские слова Вильям Блейк не обратил ни малейшего внимания. Тяжело дыша, он остановился в дверях. Выглядел он, как всегда, впечатляюще: очень английский, с лохматыми светлыми волосами и очень надежный. Он смотрел на меня и игнорировал всех остальных.
— Линда? Что здесь происходит? Все в порядке?
Я воскликнула, не-то смеясь, не-то плача:
— Ой, Вильям! — и побежала к нему через длинную комнату прямо с бульоном.
Он не принял меня в объятия, но поймал и, сохраняя некоторое присутствие духа, отодвинул, чтобы бульон пролился не на его древний пиджак, а только на бесценный ковер.
— Успокойся. Уверена, что с тобой все в порядке?
— Да, совершенно.
Ипполит повернулся и приподнялся от удивления, но Элоизу уже ничего не могло смутить. Она раскрепощенно рыдала в этой красивой и очень цивилизованной комнате. Ипполит беспомощно переводил взгляд с нее на нового посетителя, Рауль объяснил, не шевелясь:
— Это англичанин, я говорил о нем.
Вильям стоял, как скала, опасно выставив вперед подбородок.
— Они вас обидели?
— Нет, нет, все закончилось, честно.
— Могу что-нибудь сделать?
— Ничего, может быть только… Увезти меня отсюда.
За моей спиной Ипполит произнес, с усилием контролируя отчаяние:
— Элоиза, пожалуйста. Дорогая, попробуй и возьми себя в руки. Ничего хорошего нет в твоем поведении, ничего. Ты заболеешь.
Вильям принял решение:
— Хорошо. Мы уходим отсюда. И быстро. — Он обнял меня за плечи и повернул к двери. — Пошли.
Ипполит шагнул в нашу сторону:
— Мисс Мартин…
Но Элоиза просто взвыла, так отчаянно схватила его за рукав, что у меня внутри что-то сломалось.
