Лев Пучков - Профессия – киллер
Я пожал плечами и ответил:
— Думаю, что там осадное положение, как и у нас. Чего-то ждут, трясутся…
Я опять пожал плечами. Ну что можно ответить на подобный вопрос, не имея представления об отношениях между структурными составляющими Корпорации, определенных на случай обострения ситуации? Вот если бы мне дали почитать учебно-методическое пособие типа «Методология разборок в корпорациях и синдикатах»… Я усмехнулся этому и тут же спохватился, что рискую быть неверно понятым.
Дон, однако, отреагировал отнюдь не бурно.
— Ухмыляешься? — Он устало помял лицо и покачал головой. — То, что сегодня к нам никто не заявился в течение дня, более того, никто не позвонил, — очень важно. Значит, пока мы держимся. Никто на тебя не вышел…
Я с опаской посмотрел на телефоны. Несмотря на уверения Славика о неуязвимости офиса, я всегда ожидал коварства со стороны возможного врага — жизнь приучила. Приложив палец к губам, я сделал круглые глаза. Дон в ответ скривился и махнул рукой.
— В этом городе никто не в состоянии прослушать мой кабинет. В природе просто не существует аппаратуры, которая могла бы противостоять той, что есть у нас.
Он потыкал указательным пальцем правой руки в сторону комнатки, где хранилось хозяйство Славика.
Тут я очень некстати вспомнил, как меня засняли в момент ликвидации Берковича, и покачал головой. Однако делиться своими сомнениями с шефом не стал по вполне понятной причине.
Закончив тыкать пальцем в сторону секретной комнаты, Дон задумчиво почесал затылок, затем встал и пошел к бару, из которого после недолгих размышлений извлек бутылку «Двина». Открыл ее и отпил прямо из горла, сделав два больших глотка, поморщился и довольно крякнул.
— Я здорово рискнул сегодня утром. И не жалею об этом. Более того, если продержимся некоторое время — по моим подсчетам, до исхода следующих суток, — можно считать, что первый раунд я выиграл. И буду тебе обязан.
Тут он ткнул в мою сторону указательным пальцем левой руки, а правой бросил мне бутылку с коньяком, которую я с большим трудом поймал, едва не свалившись с подоконника.
— Только это не значит, что ты получишь все, что захочешь. — Глаза Дона колюче сверкнули в полумраке кабинета. — Да-да. — Он утверждающе кивнул головой, как бы одобряя ход собственных рассуждений. — И будешь вести себя так, как тебе вздумается! Напротив. Я собираюсь ужесточить регламент твоего пребывания в офисе и взять под контроль времяпровождение вне работы.
Он опять умолк и начал мурлыкать «Вальс-фантазию», что во все времена означало его крайнюю озабоченность и интенсивный мыслительный процесс.
Я спросил, не включить ли свет, и, получив утвердительный ответ, задернул шторы и щелкнул выключателем. Затем, прокашлявшись, решил чуток прогнуться. Почему бы и нет? Старикан, как он утверждает, рисковал.
— Ты рискнул, не выдав меня Совету Корпорации?
Шеф посмотрел на меня с большой жалостью, как на переростка, так и не выучившего таблицу умножения.
— Кому?! Совету?! А почему не исполнительному комитету или, скажем, объединенному штабу? — Тут он громко хмыкнул и покрутил головой. — Ну ты же полгода в этой системе! А представления у тебя… Наверное, много читал о сицилийской мафии, да? — Он опять покрутил головой и пожал плечами. — Это, конечно, я виноват: излишне ограждаю тебя от забот. Хотя, думаю, впредь следует тыкать носом. Тогда, может, шкодить не будешь…
я смотрел на Дона и старался показать своим видом: да, ты сам виноват. Я рвусь в бой, а ты держишь в тылу. Дон разъяснял как на лекции.
— Мы — каждый сам по себе. Каждый — маленький король в своем огороде. Конечно, угадывается довольно прочная, устоявшаяся система — банки, торговля, производство, биржа. Плюс проституция, рэкет и так далее… Это верно, система есть. Не знаю, правда, почему в обиходе ее называют корпорацией. Это в корне не правильно, как мне представляется. Ну да дело не в этом. Не стоит автоматически примерять на эту самую Корпорацию все структурные звенья, свойственные государственным институтам. Она, эта система, как раз и существует в противовес государственным структурам.
— Так в чем же я ошибся?
— В том, что нет никакого Совета. Все мы друг друга кормим, и потому друг от друга зависим. Вот и вынуждены время от времени общаться — взаимодействовать, так сказать. Жизнь заставляет. Иначе был бы беспредел — постоянные конфликты, разборки, резкий спад производства, нестабильность в регионе, активизация правоохранительных органов. Такое положение было десять лет назад. Ты представить себе не можешь, какой это кошмар.
— А теперь что, порядок?
— Да, поддерживается относительный порядок, который всем необходим.
— Значит, если я правильно понял, нет Корпорации как таковой.
— Верно, но существуют определенные законы, которые не принято нарушать. Опять же не из-за какого-то диктата, а в силу жизненной необходимости. Если нарушил — ответь. Может быть, ты имеешь на это право — при определенном стечении обстоятельств…
дон опять умолк и, на некоторое время оставив тему, вполне будничным тоном попросил:
— Достань из шкафа шоколадку. И коньяк дай.
Я соскользнул с подоконника, принес ему бутылку, а потом шоколад. Он зашуршал фольгой, отпил из бутылки и минут пять жевал шоколад, отламывая квадратик за квадратиком. Было ясно, что он опять о чем-то думает.
Наконец шеф снова заговорил:
— Вчера вечером мы собирались. Те, кто имеет вес в нашем городе. Ареопаг, так сказать. Потолковали. Берковича на себя, естественно, никто не взял. Некоторые вообще считают, что это несчастный случай. На всякий случай решили, что каждый в своем кругу разбирается до утра сегодняшнего дня. Может, что-нибудь всплывет.
— А что сегодня?
— Сегодня утром опять собрались и обсудили ситуацию. Смерть Берковича выгодна не только мне. Однако именно меня это не то что выручает, а буквально спасает в настоящее время. Те, кто из-за кончины банкира потерпел убыток, предъявили счет. Так вот, я заявил, что отвечаю за своих людей, хоть у меня их и много. — Дон опять отхлебнул из бутылки, набил рот шоколадкой и, поработав челюстями, продолжил: — Это значит, что я после вчерашней встречи до сегодняшнего утра ни разу не присел и все перевернул вверх дном — проверял. А остальные не ответили. Тем самым они дали потерпевшим санкцию: разбирайтесь, как сочтете нужным. А поскольку потерпевшие — это в основном боевики, в настоящий момент в различных офисах, учреждениях, квартирах крепкие и сноровистые ребята проводят расследование. Со всеми вытекающими… — Дон поморщился, и я подумал, что у него, должно быть, с подобными расследованиями связаны далеко не лучшие воспоминания. — В общем, если чего и найдут, руководитель будет в стороне. Разумеется, если не найдется прямых доказательств его причастности. И кстати, «братва» дала хороший куш правоохранительным органам, чтобы обстоятельства смерти были расследованы со всей возможной скрупулезности. Вот так, мой юный френд.
— Выходит, что они поверили тебе на слово? — спросил я. — Без всяких гарантий?
— Как же! Поверили! — Дон усмехнулся. — Поверила коза волку. Я же сказал: существуют законы, которые не принято нарушать. Я ответил за всех своих. Если окажется, что был не прав, то скоро найдут мой труп. И трупы тех, кто мне верен. А фирму приберут к рукам другие — все останется практически без изменений, потому что я не Беркович. Пока… потому я и держу вас всех в куче. Мало ли…
— Ты сказал про куш. Как это?
— Да очень просто. Отвалили денег на расследование. И за голову убийцы Берковича определили награду. То есть если кто-нибудь сумеет аргументированно доказать, что банкир умер насильственной смертью и повинен в этом такой-то, этот кто-нибудь получит ее.
— И какая сумма, если не секрет? — спросил я, криво ухмыляясь. — Или вы, сударь, желаете держать меня в неведении?
— А ты как полагаешь? Сколько можно отвалить за такого рода информацию? — В глазах Дона впервые за все время нашего разговора прыгнули озорные чертики.
— Ну сколько?.. — Я немного замялся. — Учитывая, как ты говорил, большие убытки потерпевших… лимонов пятьдесят. Ну, может, сто пятьдесят…
— Наших? — уточнил Дон.
— Ну не в баксах же! — Я хмыкнул и смутился: чего-то стало тревожно.
— Ага, понял. — Дон насмешливо покачал головой и выставил обличающий перст в мою сторону.
Меня всегда коробила эта привычка — тыкать пальцем. Обычно в таких случаях я начинаю кивать ему, потому что он тыкал исключительно в мою сторону. На других эта привычка почему-то не распространялась. В данный момент, впрочем, я не придал жесту никакого значения. Уж очень интересный ответ.
— Слабенько ты себя ценишь, мой френд, — с сожалением констатировал Дон: вот, дескать, олух!
