Роберт Маккаммон - Всадник авангарда
Берлина свернула на гравийную дорожку, и вскоре лошади дошли до крытого въезда с толстыми белыми колоннами, где стояла вражеская карета с братьями Таккерами. Пара туземных слуг в синих ливреях и тщательно завитых белых париках вынимали из грузового отделения багаж Джентри, а еще двое в таких же ливреях и смешных париках стояли наготове, чтобы подхватить и внести его в массивные дубовые двери. Таккеры торчали возле своей кареты. Один из них снял рубашку и обернул ею кровоточащую руку, забрызганный кровью сюртук набросил на плечи. Грудь у Джека Таккера была как низкая кирпичная стена с красными пятнами. И оба брата смотрели на приближающуюся берлину с едва сдерживаемым отвращением.
Карета Мэтью въехала под крышу. Из пассажирского отделения первой кареты полувышел, полувывалился Джонатан Джентри и рухнул на колени у самых копыт подъезжающей четверни, которую кучер успел резко остановить, натянув вожжи перед неожиданным препятствием.
— Черт побери! — рявкнула мадам Чилени, вырываясь из кареты, как фурия из ада.
На нее было страшно смотреть. Женщина осыпала Таккеров проклятиями, Мэтью выбрался из берлины, подошел и встал с нею рядом. Братья к ее угрозам интереса не проявили, а раненый Джек и вовсе широко зевал.
Тут они заметили Мэтью, и взгляды их стали остры как кинжалы.
— Мокрожопый, — сказал Джек.
— Собственной персоной, — поддержал Мэк.
— Слушайте, что я говорю! — почти заверещала мадам Чилени. Огастес Понс проковылял мимо, и на его лоснящейся красной физиономии было написано одно желание: убраться подальше от грядущей безобразной сцены. Ария вытянула руку и схватила за подбородок Джека — ближайшего к ней из братьев. — Я вас уничтожу! Слышите? Головы ваши гребаные на тарелки выложу, мать вашу растак, мудаки сраные!
— Что за выражения! — ухмыльнулся Джек.
— Ай-яй-яй! — покачал головой Мэк.
— Я доложу ему, можете не сомневаться! — пригрозила она. — И вот увидите, как он вам задаст, гады вы ползучие!
— А вот он как раз может решить, — сказал Мэк, не повышая голоса и пристально глядя на Мэтью, — что наказать надо Спейди, потому что мы его ждем на этом занюханном острове уже больше месяца. И знаешь, что он всем говорит?
— Конгресс без Спейди начаться не может, — подхватил реплику Джек, — так что все мы будем ждать. Все мы тут должны грызть ногти и яйца чесать, пока…
— …Спейди до нас не доедет, — подхватил Мэк, — а это должно было произойти уже месяц с лишним тому назад, как я понимаю. И вот я хочу знать… что тут такого важного, чтобы Спейди всех заставлял ждать…
— Когда у нас свои дела есть, и сами собой они не делаются! — закончил Джек с мощным выдохом своей кирпичной груди, сверля глазами ложного Натана Спейда.
Этот гордый выдох заставил несколько опешить мадам Чилени, которая попыталась, видимо, уязвить врага контр-репликой, порылась в своих ядовитых закромах и ничего не нашла.
— Мы еще посмотрим! — сказала она и, возвращаясь на знакомую почву, припечатала: — А вы мудаки!
Мэтью вдруг ощутил рядом еще чье-то присутствие.
Молодая индеанка вышла из своей кареты. Она медленно и осторожно обошла Джонатана Джентри, который все еще тупо сидел на коленях в дорожной пыли. Обошла Мэтью на расстоянии трех-четырех футов, — настолько близко, что он почувствовал себя неловко, и отодвинулся. Еще он почувствовал прикосновение ее волос на своих руках и шее, но понимал, что это либо воображение, либо следствие резкого перехода с корабля на сушу.
Она просто ожившая картина, подумал он. Шедевр искусства, который никогда не был ограничен рамой или стеклом. На его вкус она была ослепительно прекрасна. Лицо, волосы, тело… создание Божественной руки. Ростом почти с него, гибкая, она двигалась с грацией, порожденной привычными бесшумными прогулками среди зеленых дубрав. Одета в грифельно-серое платье с красной оторочкой, светло-голубую блузку с пеной черных кружев у горла и такими же кружевами на шляпе. Не глядя по сторонам, она подошла к братьям. Мэтью заметил, что на них она тоже не взглянула прямо, а, будто грезя наяву, смотрела куда-то за пределы реальности.
Раздался резкий голос Мэка:
— Ты на что зенки вылупил…
— …пацан? — договорил Джек не менее резко.
— На очень привлекательную женщину, — ответил Мэтью с некоторым вызовом в голосе. Девушка наверняка это слышала, но никак на комплимент не отреагировала. Она держала голову слегка опущенной, не обращая внимания ни на что вокруг. У Мэтью создалось впечатление, что в голове у нее звучит иной голос. Возможно, на ирокезском языке. — Откуда она?
— Она, блин, скво, — сказал Джек.
— Ты сам-то как думаешь, откуда она? — В глазах Мэка мелькнул опасный огонек. — Туго с сообразиловкой?
При этом Мэк Таккер схватил девушку за руку и грубо привлек к себе, поставив между собой и братом. И все так же не сводя с Мэтью угрожающего взгляда, стал вылизывать девушке лицо своим толстым языком с коричневым налетом, а Джек взял ее так же крепко за свободную руку и тоже стал лизать мерзким языком, нагло глядя на Натана Спейда — шанхаера, заделавшегося политическим сутенером и поставщиком ценных государственных тайн.
А между этими мерзавцами стояла индеанка и смотрела на Мэтью грустными эбеновыми глазами. Что-то сокрушенное и разгромленное было в ее все еще красивом лице, отчего сердце переворачивалось, — но надо было держать маску, и он невероятным усилием воли сохранил каменное лицо. Братья захохотали, обрызгивая ее слюной, и тогда девушка опустила глаза, и снова перенеслась из грубой действительности в какие-то неведомые леса.
Минкс Каттер взяла Мэтью за локоть и повела к внушительной дубовой двери, которую держал открытой для гостей черный слуга в ливрее цвета морской волны и напудренном парике высотой не менее трех футов.
— Идем, — сказала Минкс Мэтью, крепко беря его под руку. — Ты со мной.
Глава семнадцатая
До сих пор Мэтью Корбетт полагал, что хорошо понимает суть мирового равновесия. Добро — само себе награда. Злые деяния наказуются. Бог живет на Небесах, а Диаволу вовеки запрещено ступать на их золотые улицы. Но здесь, в царстве профессора Фелла, подобные банальности воскресной проповеди казались эхом пустых голосов давно умерших святых.
Ни один нью-йоркский богач с Голден-Хилл никогда так не жил. Интересно, может ли себе позволить такое великолепие хоть один толстосум Лондона?
Мэтью стоял, как он полагал, на Парадном входе, и вход воистину был парадным. Высокий сводчатый потолок казался жилищем ангелов, что прячутся среди полированных дубовых балок, щекоча белоснежные камни перьями крыльев. По обе стороны на стенах висели флаги многих стран, и среди них — белое знамя Франции, коронованный орел Пруссии, триколор Нидерландов и испанский герб Бурбонов-Анжу. Мэтью заметил, что ни одно из них не размещалось в центре или на высоте, над другими, — даже английский «Юнион Джек». Очевидно, профессор Фелл намерен грабить все страны в равной степени.
Мраморные черно-белые плиты пола вызвали у Мэтью вопрос, не шахматист ли профессор. Наверняка, да.
Кем еще может он быть, если в своем бездушном отношении к жизни готов ради выигрыша жертвовать любыми фигурами — от беспомощных пешек и до мощных ферзей?
Парадный вход открывался в Главный коридор и на лестницу Славы. Похоже, любимым цветом профессора был белый с золотой каймой. Что ж, думал Мэтью, послушно следуя за Минкс Каттер, если профессор — сам себе Бог, так почему бы ему не построить для себя собственный Рай на этой затерянной в океане земле?
— Покажу тебе твою комнату, — сказала Минкс, и голос ее отдался эхом среди потолочных балок.
— Я ему покажу его комнату.
Это произнесла Ария Чилени, подойдя сзади и взяв Мэтью за свободную руку.
Минкс смерила непрошеную собеседницу спокойным ледяным взглядом:
— Я вижу, — ответила она, — что после долгого путешествия вы совершенно обессилели, а ведь женщине вашего возраста отдых необходим. Поэтому, учитывая, что сегодня вечером у нас званый ужин и к нему необходимо как следует подготовиться, я предложила бы вам пойти в вашу комнату и предаться… как бы это сказать? Сну ради красоты?
Ее рука на локте Мэтью сжалась сильнее — еще немного, и кровообращение нарушится. Минкс быстро и фальшиво улыбнулась в окаменевшее и совершенно опешившее лицо Арии.
— Я тебе покажу твою комнату, Натан, — сказала она. Это была и констатация факта, и демонстрация силы.
Не теряя более ни секунды, она повела Мэтью за собой вверх по лестнице таким шагом, что женщина определенного возраста должна была неизбежно отстать.
Мэтью успел лишь оглянуться на Арию, которая уже овладела собой и бросила на него взгляд, говоривший: с этой поосторожнее, смотри, чтобы горло не перерезала. Мэтью вполне обошелся бы без предупреждения, но сейчас он был предоставлен самому себе, и в чем бы ни состояла эта игра, он уже влез в нее со всеми потрохами.
