Юхан Теорин - Ночной шторм
Йоаким никогда не забудет холодный липкий страх, охвативший его тогда. Он в панике бросился к машине и поехал в центр. Он смертельно боялся, что с Ливией что-то может случиться.
— В конце концов я нашел ее, — сказал он, посмотрев на Герлофа. — На кладбище рядом с церковью Святой Клары. Она заснула рядом с чьим-то склепом. Рядом с ней сидела Ливия. На ней не было куртки, она была холодной как лед и не реагировала на мои слова. Я вызвал «скорую» и отправил Этель в больницу, а потом повез домой Ливию… Катрин вынудила меня сделать выбор. И я выбрал семью.
— Вы сделали правильный выбор, — заметил Герлоф.
Йоаким кивнул, хотя на самом деле он не хотел выбирать.
— С того вечера я запретил Этель приходить в наш дом, но она не слушалась. Мы не пускали ее внутрь, но она приходила два-три раза в неделю и стояла перед калиткой, смотря на дом. Иногда она вскрывала почту, ища в конвертах деньги или чеки. Иногда с ней был какой-нибудь парень… тощий как скелет, в отвратительных грязных лохмотьях.
Перед его внутренним взором возникла сестра, какой он ее видел в последний раз — с синим от холода лицом и спутанными волосами.
— Этель всегда кричала, — продолжил он. — Кричала всякие гадости о Катрин и обо мне. В основном о Катрин. Она вопила и вопила, пока соседи не начинали звонить с жалобами, и мне приходилось выйти и дать ей денег.
— Это помогало?
— Какое-то время. Потом она снова возвращалась. Это превратилось в заколдованный круг. Мы с Катрин просыпались посреди ночи от ее криков… Но, выглянув в окно, видели только пустую улицу.
— Ливия была дома?
— Да.
— Она слышала крики?
— Думаю, да. Она ничего об этом не говорила, но не могла не слышать.
Йоаким снова зажмурился.
— Это было ужасное время. И Катрин начала желать Этель смерти. Она говорила об этом в постели. Что хочет, чтобы Этель употребила наркотик в таком количестве, чтобы ее организм с ним не справился. Ведь рано или поздно передозировка случается у всех наркоманов. Боюсь, мы оба на это надеялись.
— И так и случилось?
— Да. Телефон зазвонил в двенадцать ночи. Я сразу понял, что это касается Этель. Это всегда касалось Этель. — Всего год прошел, подумал Йоаким, а кажется, будто десять лет. — Звонила наша мать Ингрид. Она рассказала, что Этель нашли утонувшей неподалеку от нашей виллы. Катрин в тот вечер слышала, как она кричала у калитки и как потом крики стихли. Она говорила, что, когда выглянула в окно, Этель уже не было. Она пошла к морю. Этель присела на дамбе, чтобы сделать себе укол, и, отключившись, упала в ледяную воду. Она умерла мгновенно.
— Вас дома не было?
— Я вернулся позже. Мы с Ливией были на дне рождения.
— Наверно, это к лучшему.
— Я надеялся, что на этом все закончится. Но я продолжал просыпаться по ночам. Мне мерещились крики Этель с улицы. А у Катрин началась депрессия. Дом был отремонтирован, но мы не могли чувствовать себя в нем спокойно. И мы начали говорить о том, чтобы переехать, скорее всего на Эланд. Вот так мы оказались здесь.
Йоаким замолчал и посмотрел на часы. Двадцать минут пятого. Ему казалось, что он говорил целую вечность.
— Я должен ехать забирать детей, — сказал он.
— Кто-нибудь спрашивал вас о том, как вы себя чувствовали после того, что случилось? — спросил Герлоф.
— Я? Я чувствовал себя нормально.
— Мне так не кажется.
— Вы знаете, мы никогда это не обсуждали в нашей семье. Даже проблему Этель мы не обсуждали. Никто не захочет рассказывать людям, что его сестра наркоманка. Катрин единственная знала… Это я втянул ее во всю эту историю.
— Чего хотела Этель? — спросил Герлоф. — Почему она все время приходила к вам под окна? Ей нужны были деньги на наркотики?
Йоаким надел куртку.
— Не только это, — медленно произнес он. — Она хотела вернуть свою дочь.
— Дочь?
Йоаким заколебался. Об этом трудно было говорить, но все же он ответил:
— Ее отец погиб от передозировки. Я и Катрин были ее крестными родителями, и нам поручили заботу о ней. Год назад мы ее удочерили. Ливия теперь официально наша дочь.
— Но на самом деле она ребенок Этель?
— Больше нет.
23
Тильда сообщила о найденном фургоне в центральный полицейский участок и попросила за ним присматривать. Но Эланд — большой остров, и за всеми транспортными средствами не уследишь.
О чем она не сообщила, так это о словах Герлофа об убийстве на хуторе Олудден. У нее не было никаких доказательств того, что к дамбе действительно приставала лодка, а одной порванной кофты было недостаточно.
— Я вернул одежду Йоакиму Вестину, — сообщил Герлоф Тильде по телефону.
— Ты рассказал ему о своей… теории?
— Нет, случай был неподходящий. Его психика расшатана, сейчас он поверит во все что угодно… Даже в то, что ее убил призрак.
— Призрак?
— Призрак сестры Вестина — наркоманки.
Герлоф рассказал Тильде всю историю несчастной семьи Вестинов.
— Так вот почему они уехали из столицы, — проговорила Тильда. И заключила: — Бежали от воспоминаний.
— Это была одна из причин. Им нравился Эланд.
Тильда вспомнила, как плохо выглядел Йоаким, когда они его навещали.
— Мне кажется, ему нужно поговорить с психологом… или со священником.
— Так я на роль исповедника не гожусь? — усмехнулся Герлоф.
Почти каждый вечер Тильда проходила мимо почтового ящика и каждый раз была близка к тому, чтобы достать из сумки письмо, адресованное жене Мартина, и отправить его. Это было все равно что носить с собой топор: от нее зависело счастье другого человека, и это ощущение безграничной власти было для нее ново. Конечно, счастье Мартина тоже теперь зависело от нее. Он продолжал звонить и спрашивать, как у нее дела. Тильда отвечала односложно, боясь, что бывший любовник спросит, нельзя ли ее навестить.
Две недели прошли спокойно, но потом позвонили из Стенвика, что на западном побережье. Мужчина на местном диалекте сообщил, что его зовут Джон Хагман. Имя было ей знакомо: Герлоф его упоминал.
— Я слышал, вы ищете грабителей, — прибавил он.
— Да, — подтвердила Тильда, — я хотела вам позвонить.
— Герлоф мне сказал.
— Вы видели грабителей?
— Нет.
Хагман молчал. Тильда вынуждена была спросить:
— Может, вы видели что-то странное?
— Да, они были в деревне.
— Недавно?
— Не знаю. Осенью… Залезли в несколько домов.
— Я приеду. Как мне вас найти?
— Здесь только я и остался.
Тильда вышла из машины в небольшой деревне в ста метрах от пролива. Оглядевшись по сторонам, она подумала о своих предках, когда-то живших в этих местах. Как они смогли выжить в этом пустынном и каменистом месте, открытом всем ветрам?
Невысокий пожилой мужчина в синем комбинезоне и коричневой кепке вышел ей навстречу.
— Хагман, — назвался он.
И, вытянув руку, показал пальцем на коричневую виллу с большими окнами:
— Там. И в соседний дом они залезли тоже.
Одно из окон сзади дома было открыто. Подойдя ближе, Тильда обнаружила, что оно взломано. На веранде не было следов — только щепки и штукатурка. Тильда заглянула внутрь дома. Там царил беспорядок: одежда и вещи были раскиданы по полу.
— У вас есть ключ, Джон? — обратилась Тильда к Хагману.
— Нет, — ответил тот.
— Тогда придется лезть в окно.
Тильда оперлась руками в перчатках на подоконник и влезла на него. Спрыгнув на пол, она оказалась в чулане. Щелкнув выключателем, молодая женщина поняла, что электричество отключено. Но и без света она видела, что здесь побывали воры. Они вскрыли все ящики и коробки, вывернув содержимое на пол. И когда она вышла в гостиную, под ногами у нее оказалось битое стекло, как и недавно на хуторе Хагельбю.
Тильда пригляделась. Среди битого стекла лежали небольшие деревянные детали, в которых с трудом угадывались остатки деревянного корабля из бутылки.
Парой минут позже она выбралась обратно через окно. Хагман ждал ее снаружи.
— Они были здесь, — сказала она. — Много всего побили и испортили.
Тильда показала пластиковый пакет с остатками кораблика, которые она бережно собрала с пола:
— Это Герлоф сделал.
Хагман с грустью взглянул на пакет и кивнул:
— У него тут дом. Он делал эти модели и продавал дачникам.
Тильда сунула пакет в карман со словами:
— И вы не видели и не слышали ничего подозрительного по ночам?
Хагман покачал головой.
— Никаких чужих машин?
— Нет. Дачники уезжают в августе. В сентябре здесь были только работники одной фирмы. Они клали пол.
— Работники? — переспросила Тильда.
— Да, они работали в доме несколько дней, но, уезжая, все тщательно закрыли.
