Джон Гришэм - Вердикт
Наступила пауза, длившаяся ровно столько, сколько было необходимо, чтобы убедиться, что Фитч пока закончил.
— А как насчет присяжных? — спросил Д. Мартин Дженкл, самый нервный из компании. Он возглавлял «Ю. таб.», так прежде называлась фирма «Юнион табако», до того как ее переименовали в «Пинекс» в соответствии с рекомендацией маркетингового исследования. В нынешнем процессе «Вуд против „Пинекса“» Дженкл был основной мишенью. Компания «Пинекс» являлась третьей по значимости из четырех компаний, объем ее продаж составлял два миллиарда в год. Она также была держательницей самых больших наличных резервов четверки. Сроки заседаний суда оставались неопределенными. При малейшем невезении присяжным могла вскоре открыться картина состояния финансов фирмы — аккуратненькие колонки цифр, подтверждающие излишек наличности в восемьсот миллионов долларов.
— Мы работаем над списком, — ответил Фитч. — Недостаточной остается информация о восьми кандидатах. Четверо из них могут оказаться умершими или уехавшими. Четверо остальных живехоньки, и в понедельник ожидается их прибытие в суд.
— Одного негодяя достаточно, чтобы все жюри оказалось испорченным, — сказал Дженкл. До того как поступить в «Ю. таб.», он работал юрисконсультом в одной луисвилльской корпорации и всегда напоминал Фитчу, что разбирается в законах лучше трех остальных коллег.
— Мне это прекрасно известно, — огрызнулся Фитч.
— Нам нужно знать об этих людях все.
— Мы делаем все возможное. Что ж поделаешь, если здесь списки гораздо более устаревшие, чем в других штатах.
Дженкл сделал порядочный глоток и уставился на Фитча. В конце концов, Фитч лишь хорошо оплачиваемый головорез, его положение и близко нельзя сравнить с положением представителя совета директоров крупнейшей компании. Назови его как угодно — советником, агентом, подрядчиком, — суть не меняется, он работает на них. Да, сейчас он наделен некоторыми особыми полномочиями, это он нажимает на кнопки, потому-то и расхаживает с таким важным видом и постоянно гавкает, однако, черт побери, по сути дела, он всего-навсего пусть и незаурядный, но мошенник. Эти мысли Дженкл держал при себе.
— Вы доверяете этим адвокатам? — спросил он в который раз.
— Мы уже обсуждали это, — ответил Фитч.
— Если я сочту нужным, обсудим еще.
— Почему вы так волнуетесь насчет наших адвокатов? — спросил Фитч.
— Потому что… Ну, потому что они здешние.
— Понимаю. И вы полагаете, что было бы разумнее привезти сюда адвокатов из Нью-Йорка, чтобы они имели дело с местным жюри? Или, может быть, из Бостона?
— Нет, просто… Ну они же никогда не выступали по табачным делам.
— На побережье прежде не рассматривалось никаких табачных дел. Вы чем-то недовольны?
— Просто они меня беспокоят, вот и все.
— Мы наняли самых лучших из местных юристов, — сказал Фитч.
— А почему они согласились работать за такую ничтожную плату?
— Ничтожную? На прошлой неделе вас беспокоили большие расходы. Теперь — то, что наши адвокаты мало запросили. Вы уж решите как-нибудь, чего вы хотите.
— В прошлом году в Питсбурге мы платили адвокатам по четыреста баксов в час. Здесь ребята работают за двести. Меня это настораживает.
Фитч перевел взгляд на Лютера Вандемиера, представителя «Трелко», и спросил:
— Я, может быть, чего-то не понимаю? Он это серьезно? Речь идет о пяти миллионах, а он боится, что я прикарманиваю копейки. — Фитч махнул рукой в сторону Дженкла. Вандемиер улыбнулся и взял стакан.
— В Оклахоме вы потратили шесть миллионов, — сказал Дженкл.
— И мы выиграли дело. Не помню, чтобы после вынесения вердикта были какие-то жалобы.
— Я и сейчас не жалуюсь. Я просто высказываю сомнение.
— Великолепно! Я сейчас поеду в офис, соберу всех адвокатов и сообщу им, что мои клиенты недовольны счетами. Я им скажу: «Слушайте, ребята, я знаю, что вы на нас наживаетесь, но этого недостаточно. Мои клиенты желают, чтобы вы требовали больше. Давайте! Вы, парни, скромничаете». Как, по-вашему, хорошая идея?
— Успокойтесь, Мартин, — сказал Вандемиер. — Суд еще не начался. Уверен: прежде чем мы отсюда уедем, наши собственные адвокаты еще попьют нашей кровушки.
— Да, но это не такой процесс, как прежние. Мы все это знаем. — Дженкл запнулся, подняв ко рту стакан. У него были проблемы с выпивкой, из четверых — только у него. Полгода назад компания, избегая огласки, заставила его лечиться, но сейчас, накануне процесса, напряжение оказалось для него слишком сильным. Фитч, сам бывший алкоголик, понимал, что Дженкл на грани. А через несколько недель ему предстояло выступать в качестве свидетеля.
Как будто у него, Фитча, и без того мало забот — теперь вот еще обуза, не дать Д. Мартину Дженклу «развязать». Фитч ненавидел его за слабоволие.
— Полагаю, адвокаты истца хорошо подготовились, — заметил другой представитель совета директоров.
— Нетрудно догадаться. — Фитч пожал плечами. — И их немало.
По последним подсчетам, восемь. Восемь крупнейших фирм страны, занимающихся гражданскими правонарушениями, скинулись по миллиону, чтобы финансировать этот показательный процесс против табакопроизводителей. Они нашли истицу — вдову некоего Джекоба Л. Вуда и прекрасную арену для битвы — побережье залива в штате Миссисипи, где действует миленький гражданский кодекс и где присяжные имеют обыкновение проявлять сострадание. Судью, правда, выбирали не адвокаты истицы, но и они сами вряд ли смогли бы найти лучшего — Его честь Фредерик Харкин до того, как инфаркт усадил его в судейское кресло, выступал адвокатом по судебным искам.
Нынешнее дело не было обычным делом против производителей табака, и все присутствовавшие отдавали себе в этом отчет.
— Сколько они потратили?
— У меня нет доступа к этой информации, — ответил Фитч. — По слухам, их казна может оказаться не столь богатой, как они пытаются это представить, вероятно, у них есть проблемы со сбором начальной суммы. Но они уже затратили миллионы. И существует около дюжины потребительских обществ, готовых ринуться в бой на их стороне.
Дженкл сгрыз свой лед, затем допил все до последней капли. Это был уже четвертый стакан. В комнате с минуту стояла тишина: Фитч ждал, стоя у камина, остальные разглядывали ковер.
— Как долго будет продолжаться процесс? — спросил наконец Дженкл.
— От четырех до шести недель. Отбор присяжных здесь проходит быстро. Вероятно, к среде жюри будет составлено.
— В Аллентауне суд шел три месяца, — напомнил Дженкл.
— Здесь не Канзас. Вы что, хотите, чтобы вся эта бодяга длилась три месяца?
— Нет, я просто… — печально начал Дженкл, но осекся.
— Сколько еще нам придется проторчать здесь? — спросил Вандемиер, инстинктивно взглянув на часы.
— Мне все равно. Можете уезжать хоть сейчас, а можете ждать, пока утвердят состав жюри. У вас у всех ведь есть эти огромные самолеты. Будет нужно — я найду вас. — Фитч поставил свой стакан с водой на каминную доску, обвел взглядом комнату и вдруг решил, что ему больше делать здесь нечего. — Что-нибудь еще?
Ни слова в ответ.
— Отлично.
Выходя из парадной двери, он сказал что-то Хосе и отбыл. Оставшиеся молча разглядывали шикарный ковер. Их тревожил понедельник. Их тревожило и многое другое.
Дженклу, у которого слегка дрожали руки, наконец удалось зажечь сигарету.
* * *Уэндел Рор заложил основу своего состояния, выиграв процесс по делу о гибели двух рабочих при пожаре на буровой вышке компании «Шелл», расположенной здесь, в заливе. Его навар составил два миллиона, и он сразу возомнил себя адвокатом, с которым следует считаться. Удачно вложил деньги, взял еще несколько дел и к сорока годам имел боевую адвокатскую фирму и репутацию мастера судебных скандалов. Потом наркотики, развод и кое-какие неудачные инвестиции на время разрушили его благополучие. В пятьдесят он проверял права собственности и защищал магазинных воришек, как тысячи других адвокатов. Когда на побережье поднялась волна так называемых асбестовых дел, Уэндел вовремя оказался на месте. Тогда-то он снова сорвал банк и поклялся, что его-то уж никогда не потеряет. Он основал фирму, оборудовал ряд шикарных офисов и даже завел молодую жену. Завязав с выпивкой и таблетками, Рор направил свою незаурядную энергию на защиту граждан, пострадавших от американских корпораций. Второе восхождение в элиту судебной адвокатуры произошло даже быстрее первого. Он отрастил бороду, смазывал волосы бриллиантином, сделался радикалом и с огромным успехом читал лекции.
С Селестой Вуд, вдовой Джекоба Вуда, он познакомился через молодого адвоката, который готовил завещание для Джекоба, уже знавшего, что он умирает. Джекоб Вуд скончался в возрасте пятидесяти одного года после почти тридцати лет бешеного курения — он выкуривал по три пачки в день. К моменту кончины он работал инспектором по производству на кораблестроительном заводе и зарабатывал сорок тысяч в год.
