Дарья Донцова - Эта горькая сладкая месть
В маленькой приемной не оказалось ни одного человека – ни посетителей, ни секретарши. Шесть пустых стульев, и все тут. Дверь с табличкой “Начальник” была распахнута настежь. Внутри маленькой комнаты виднелись стол и два стула. На одном сидела женщина лет пятидесяти, с приятным, интеллигентным лицом. На другом – звероподобный парень, весь в наколках.
– Подумай сам. Горюнов, – тихо говорила женщина, – кто же разрешит тебе проживать в Москве. Ты ведь у нас особо опасный, так?
– Так, – благодушно согласился парень.
– Давай я тебе материальную помощь выпишу, справку дам и в Тверь отправлю. Устроишься на работу, может, хоть чуть-чуть на воле поживешь, зубы вылечишь. А то стыд смотреть, тридцати нет, а во рту одни пеньки. Ты уж сначала коронки поставь, а только потом за старое принимайся, а то опять в тюрьму беззубым попадешь. Воровать ведь не бросишь?
Парень задумчиво почесал в затылке.
– Имидж у меня такой – вор. А в Тверь ехать! Если бы все мусора такие были, как вы, Валентина Никаноровна, я точно бы завязал. Только вы такая одна на все МВД, взяток не берете, по зубам не колотите и как с человеком разговариваете. В Твери небось сразу бабки за прописку потребуют!
– Не говори глупостей, – Горюнов, – сказала Валентина Никаноровна, – позвоню в Тверь, прослежу. Давай, иди деньги получать.
Парень шмыгнул носом и вышел в приемную.
– Следующий! – крикнула женщина. Я вошла в кабинетик и внимательно посмотрела на начальницу. Милое, располагающее лицо, в глазах – доброта. Такой типаж скорей встретишь в школе. Этакая пожилая учительница, любимица детворы. Но в приемной ГУИНа?!
– Слушаю все внимательно, – сказала Валентина Никаноровна.
И внезапно я рассказала ей все: про диспансер, болезнь, врача Шаранко, смерть Катюши и письмо Романа. Валентина Никаноровна вздохнула:
– Ох, жаль парня. Тяжело на зоне, если дома никого. И дело даже не в том, что посылок не пришлют. Иная мать ничего, кроме лука, и не привезет, но морально поддержит. – Она порылась в большом справочнике и дала мне адрес, потом позвонила в колонию и сказала:
– Андрей Михайлович, это Валентина Никаноровна из ГУИНа. Там у вас Роман Иванович Виноградов, 1978 года, в седьмом отряде. Так вот, к нему тетка собралась, а в личном деле ее нет. Она к вам подъедет… Как приедете, идите сразу к начальнику, напомните о моем звонке, а то не пустят на свидание.
Не успела она договорить, как на пороге появился коренастый паренек с букетом.
– Вот, – сообщил он радостно, – все, подчистую, и первым делом к вам.
Сзади мальчишки маячила всхлипывающая мать:
– Ну, Валентина Никаноровна, теперь ведь можете букет взять – все, освободился.
– Ладно, ладно, – засмеялась женщина, – давайте ваш веник. А ты, Ромов, смотри больше никогда с уголовниками не связывайся, дорого за глупость заплатил.
– Ой, дорого, – зарыдала в голос мать, – если бы не вы…
Я потихоньку выбралась из кабинета. Оказывается, но любой должности можно остаться челове ком, жаль только, что такие люди, как Валентина Никаноровна, столь же редки в системе МВД, как алмаз “Орлов” в природе.
ГЛАВА 3
Город Пожаров совсем недалеко от Москвы. По сухой дороге “Вольво” бежала меньше часа. Загадочная УУ2167 отыскалась на окраине, возле конечной остановки трамвая. На дороге возник щит “Стой! Режимная зона. Проезд запрещен”.
Я послушно запарковала машину и пошла вдоль сплошного бетонного забора с колючей проволокой. Чуть вдали виднелось приземистое, невысокое здание из красного кирпича. Погода стояла хорошая, и у открытого окна курили молодые парни. “Зэки”, – догадалась я и крикнула:
– Мальчики, скажите Роме Виноградову, что к нему тетя из Москвы приехала.
Не успел язык докончить фразу, как на территории колонии взвыла сирена. По узкой дорожке ко мне уже бежали два парня с автоматами. Их круглые, почти детские лица наполняла страшная серьезность. Впереди неслась довольно тощая немецкая овчарка.
– Руки за голову, стоять! – прокричал один. Второй угрожающе поклацал затвором. Я растерялась:
– Вы мне?
– Тебе, тебе, – обозлился милиционер, – зачем перекрикивалась с контингентом?
– А что, нельзя?
– Давай двигай на КПП, – окончательно разозлился парень.
Мы пошли по дорожке. Солнышко припекало.
Ободранная овчарка все время тыкалась носом в пакет, который я несла в руках. Машинально погладила ее по голове.
– Не смей трогать служебную собаку! – закричал конвоир.
Овчарка глянула на меня голодными глазами и опять поддела носом пакет. Я посмотрела на милиционеров. Лет им по восемнадцать, не больше, тощие шеи торчат из форменных воротничков, личики мелкие и какие-то несчастные.
– Вот что, мальчики, ваша служебно-разыскная собачка просто очень голодная. У меня в пакете лежат булочки с курагой и яблоками. Кто из вас какую хочет?
– Мне с яблоками, – быстро сказал сердитый.
– Вечно тебе повкусней достается, – заныл второй.
Собака уселась на пыльную дорогу и начала бешено мести хвостом. Я открыла пакет и вытащила сдобу. Парни проглотили угощенье разом, почти не жуя. Потомзапили “Спрайтом” и осторожно закурили незнакомый “Голуаз”.
– Где уж тут ее прокормить, – тоскливо сказал один из конвоиров, глядя, как голодная собака облизывается, проглотив булку, – на нее вообще сорок копеек в день положено. Другая бы кошек переловила, а эта дура с ними играет. Спасибо, контингент иногда от передач отсыпает, а то бы подохла, бедолага.
Парни вскинули автоматы и повели арестантку на КПП. Круглолицый румяный дежурный долго ругал меня, но, услышав, что приехала к начальнику, да еще с рекомендацией из ГУИНа, вздохнул и позвонил по телефону. Через пару минут залязгали железные двери, появился солдатик, и мы пошли в административный корпус.
Андрей Михайлович, начальник колонии, высокий мужик лет пятидесяти, встретил меня довольно неприветливо. Он снял фуражку, вытер вспотевшую лысину и буркнул:
– Ну, зачем приехали?
– Хочу повидать Романа Виноградова.
– Свидания только по субботам и воскресеньям.
– Видите ли, я из Москвы…
– Да хоть из Нью-Йорка, правила для всех одинаковы.
Надо же какой неприступный, ну не предлагать же ему денег! Хотя можно попробовать по-другому. Я мило улыбнулась и сладко запела:
– Уважаемый Андрей Михайлович. Может, смогу чем-нибудь помочь колонии, оказать, так сказать, гуманитарную помощь. Хотите, книг в библиотеку привезу.
– Да к чему они нам, – вздохнул начальник, – вот лучше…
– Что?
– Краски масляной для стен и пола.
– Сколько?
– Ну, – замялся полковник, – в зависимости от материальных возможностей, банки две-три, и розеток электрических, шпаклевки, побелки – в общем, стройматериалов.
Я поглядела на его потное лицо.
– Сейчас съезжу в город, куплю. Разрешите тогда свидание?
– А как же, – обрадовался собеседник, – и передачку сможете отослать.
Да, про передачу-то я совсем не подумала! Магазинчик стройматериалов отыскала буквально в двух шагах от режимной зоны. Скорей всего хозяин хорошо осведомлен о проблемах лагеря, вот и устроился на бойком месте. Я смела все, что было на прилавках, – краску, мешки с побелкой и шпаклевкой, сорок розеток и еще столько же лампочек. У “Вольво” огромный багажник, но нечего было и думать о том, чтобы запихнуть туда все покупки. Пришлось возвратиться к начальнику.
Услышав о проблеме, Андрей Михайлович с трудом скрыл ликование:
– Сейчас, сейчас! – И схватился за телефон. Через пару минут в кабинете стояло пять парней в камуфляже.
– Поступаете в распоряжение Дарьи Ивановны, – строго приказал полковник.
Мальчишки покорно побрели за мной. Часть банок и мешков мы запихнули в багажник, отвезли по месту назначения и вернулись за следующей порцией. Устав, я облокотилась на капот и со вкусом закурила.
– Мамаша, – робко сказал один из парней, – сигаретки не найдется?
Я протянула им “Голуаз”. Солдатики поглядели на незнакомую пачку, почесали в затылке и аккуратно вытащили курево.
– Ребята, а что в передаче на зону посылают? Помощники оживились.
– Ой, чего только не передают. Тут один мошенник сидит, так такое получает: и бекон, и кофе, и сгущенку. Даже рыбу горячего копчения, он угощал, такая вкусная!
Примерно часа через полтора еще более вспотевший, но страшно довольный начальник ввел меня в длинную комнату. Посередине она была разделена стеклянной перегородкой. По обеим сторонам перегородки стояли столы с телефонами и колченогие стулья.
Я села за один из столов и стала ждать. Внутри помещения что-то залязгало, и по ту сторону стекла появился невысокий юноша, совершенный мальчишка. Щуплый, с длинными руками. Волосы пострижены коротко, почти брит наголо, в глазах тревога. Одет Роман был в какую-то жуткую черную куртку.
– Кто вы? – без всякого приветствия крикнул юноша, схватив телефон.
