Ли Чайлд - Без следа (сокращ.)
Появилась она минут через двадцать — с папкой заведенного дела и незнакомым мне молодым человеком. Папку Ли положила на стол, а парня представила как своего напарника, добавив, что зовут его Догерти и что у Догерти ко мне ряд вопросов.
— Какие вопросы? — удивился я.
Догерти остался невозмутим:
— Расскажите все еще раз, и как можно подробнее.
Пришлось подчиниться. Как и Ли, Догерти заметно расстроился, что список дал ошибочный результат. Следующие пять минут мы представляли собой тройку единомышленников, обсуждавших удивительный феномен.
Но затем тон Догерти изменился:
— Мы полицейские детективы и занимаемся расследованием убийств. Наша обязанность — расследование всех случаев насильственной смерти. Надеюсь, вы понимаете, к чему я это говорю? Это так, на всякий случай.
— На какой еще случай?
— На случай, если в деле есть что-то, что осталось за кадром.
— За каким кадром? Она застрелилась сама.
— По вашим словам.
— Никто не скажет другого. Именно так все и было.
— А может, это вы ее застрелили?
— Я этого не делал.
Во взгляде Терезы Ли читалось сочувствие.
— Да что с вами такое, ребята? Если не верите, спросите у остальных.
Ли покачала головой:
— Никто ничего не видел. Вы закрывали им обзор. К тому же они все дремали. Плюс никто из них почти не говорит по-английски. Мне кажется, им просто хотелось побыстрее убраться оттуда, прежде чем мы начнем проверять у них «зеленые карты».
— А как насчет того парня? Того, что сидел сбоку? Он точно не спал. И выглядел как стопроцентный носитель английского.
— Что еще за парень?
— Пятый пассажир. В слаксах и рубашке для гольфа.
Ли открыла папку. И покачала головой:
— В вагоне было всего четверо пассажиров.
Она вынула из папки лист бумаги, перевернула и пододвинула к середине стола. Список свидетелей. Я плюс некие Фролов, Родригес и Мбеле.
— Должно быть, он исчез под шумок, — сказал я.
— Как он выглядел? — спросил Догерти.
— Обыкновенный мужчина. Моего возраста, явно не бедный.
— Он вступал в какой-нибудь контакт с жертвой?
— Насколько я видел, нет.
Догерти пожал плечами:
— Значит, он просто не хотел, чтобы его имя попало в сводки. Возможно, парень гулял тайком от жены. Обычное дело.
— Он сбежал. Но вы почему-то взялись именно за меня.
— Вы же сами только что заявили, что он ни при чем.
— Я тоже ни при чем.
— Как сказать.
С меня было довольно.
— Вы зря теряете время.
И я был прав. Это была настолько пустая трата времени, что я вдруг сообразил, что все это — самый заурядный спектакль. Чтобы потянуть время. И еще я понял, что Ли и Догерти пытаются оказать мне какую-то услугу, пусть даже таким извращенным способом.
Если в деле есть что-то, что осталось за кадром.
— Кто она? — спросил я.
Догерти сделал вид, что не понимает:
— А почему она обязательно должна кем-то быть?
— Да потому, что стоило вам попытаться установить ее личность, как все компьютеры зажглись, как елки на Рождество. Кто-то позвонил вам и велел задержать меня до их приезда. А вам обоим просто не хочется брать меня под арест, чтобы не портить мне биографию, поэтому вы и тянете время.
— Нам нет никакого дела до вашей биографии. Просто нам лень возиться с бумагами.
— И все-таки кто она?
— Судя по всему, она работала на правительство. Вас действительно хотят допросить. Они уже едут. Люди из федерального агентства. Нам запрещено говорить из какого.
Меня оставили одного в комнате под замком. Грязной, душной, без окон. Вся мебель — стол и три стула. Два для детективов и один для подозреваемого. В прежние времена бедняга мог запросто схлопотать удар по уху и свалиться вместе со стулом.
Я попытался определить время. С момента нашей беседы с Терезой Ли в коридоре «Грэнд-Сентрал» часы отстучали почти шестьдесят минут. Значит, это не ФБР. Их нью-йоркский офис, самый большой в стране, базируется на Федерал-плаза, недалеко от здания Сити-Холл. Фэбээровцы уже давно были бы здесь. Остается пара контор с названиями из трех букв: ЦРУ, УВР. Центральное разведывательное управление, Управление военной разведки. Может, и еще какие из созданных в последнее время.
Спустя час я решил, что парни едут из Вашингтона, что означало небольшую специализированную контору со строго ограниченным контингентом. У всех остальных офисы были гораздо ближе. В конце концов мне надоело гадать, я откинулся на спинку стула и, задрав ноги на стол, провалился в сон.
В пять утра меня разбудили. Трое. В отглаженных костюмах — не от-кутюр, но и не ширпотреб. Ясные глаза, короткие стрижки. Тела хоть и коренастые, но мышцы в тонусе. На первый взгляд — из бывших вояк. Тех, что искренне верят, что их работа важна для страны. Держались они вежливо и по-деловому. Я попросил их предъявить удостоверения, но парни сослались на «Акт о патриотизме» и заявили, что не обязаны представляться. Наверняка так оно и было, но им явно нравилось, как это звучит. Я собрался отплатить им тем же, но они быстро сообразили, что к чему, и процитировали мне еще пару абзацев из того же антитеррористического закона, чтобы у меня не оставалось сомнений: выбранный мною путь окончится массой неприятных хлопот. Я мало чего боюсь в этой жизни, но ссориться со спецслужбами в наши дни — себе дороже. Поэтому я сказал, чтобы они задавали свои вопросы.
В качестве вступления парни сообщили, что знают о моей военной карьере и относятся к ней с уважением. Затем они предупредили, что будут внимательно наблюдать за мной во время беседы и легко определят, когда я говорю правду, а когда — нет. Что было полной мурой, поскольку на такое способны лишь лучшие из нас, а к лучшим эти клоуны явно не относились, иначе все они давно были бы при крутых должностях и уже смотрели бы десятый сон у себя дома в тихом виргинском пригороде.
Но я еще раз повторил, что готов ответить на все их вопросы.
Парней в костюмах интересовали всего три вещи.
Первая: был ли я знаком с женщиной, застрелившейся в поезде метро? Видел ли я ее когда-нибудь раньше?
— Нет, — ответил я. Коротко и по делу, тихо, но твердо.
Они не стали развивать тему. Из чего я понял, что́ это за ребята и каковы выданные им инструкции. Они были чьей-то командой «Б», посланной завести начатое расследование в тупик. Им нужен был отрицательный ответ на каждый поставленный вопрос, чтобы закрыть дело и отправить папку в архив.
Второй вопрос: знаю ли я женщину по имени Лиля Хоц?
— Нет, — ответил я. Потому что не знал. Пока.
Третий вопрос был скорее диалогом. Открыл его старший агент:
— Вы подошли к той женщине в поезде.
Я молчал. Моим делом было отвечать на вопросы.
— Как близко вы подошли к ней?
Вот это уже был вопрос.
— Шесть футов, — ответил я. — Плюс-минус.
— Достаточно близко, чтобы дотронуться до нее?
— Нет.
— Если бы вы вытянули руку, а она вытянула свою, ваши руки соприкоснулись бы?
— Возможно.
— Передавала ли она вам что-нибудь?
— Нет.
— Брали ли вы что-нибудь у нее после того, как она покончила с собой?
— Нет.
— Вы видели, как у нее что-то выпало из сумки или из рук?
— Нет.
— Она вам что-нибудь говорила?
— Ничего существенного.
— Не могли бы вы вывернуть карманы?
Мне было нечего скрывать. Я прошелся по карманам, выкладывая содержимое каждого на стол. Сложенная пачка купюр и горстка монет. Мой старый паспорт. Кредитная карточка. Проездной на метро. Зубная щетка. Визитка Терезы Ли.
Старший кивнул одному из помощников. Тот профессионально обхлопал меня со всех сторон, но больше ничего не нашел.
— Спасибо, мистер Ричер.
И они исчезли — так же быстро, как и появились. Я удивился, но не могу сказать, что расстроился. Рассовав свой скарб по карманам, я открыл дверь. Тереза Ли сидела за одним из столов. Догерти вел какого-то парня к кабинету за стеклянной перегородкой. На парне была мятая серая футболка и красные спортивные брюки. Из дома он вышел, явно не успев причесаться. Тереза Ли перехватила мой взгляд:
— Родственник.
— Той женщины?
Ли кивнула:
— Мы нашли телефонный номер и адрес в ее бумажнике. Он ее брат. Кстати, тоже полицейский. Из маленького городка в Нью-Джерси.
— Бедняга.
— Да. Мы решили обойтись без официального опознания. Сейчас на нее лучше не смотреть.
— То есть вы уверены, что это она?
Ли снова кивнула:
— Отпечатки пальцев.
— Кем она была?
— Это закрытая информация.
— Я могу идти?
— Федералы с вами закончили?
— Похоже, что да.
— Тогда все. Вы свободны.
Уже у выхода она вдруг окликнула меня:
— Я не хотела вас обидеть, когда говорила насчет края пропасти.
