Полина Голицына - Жена алхимиков, или Тайна «Русского Нострадамуса»
– Вениамин Петрович, при всём уважении, я всё равно не могу до конца в это поверить. Вижу, как вы к этому относитесь, помню, как отец относился, но вот не могу поверить. Скажите, а может быть стоит просто бросить это всё?
На улице раздалось несколько выстрелов, Семён испуганно посмотрел на Вениамина Петровича, тот отмахнулся как от мухи и продолжил.
– Понимаешь, Семён, в чём дело. Есть неопровержимые факты существования философского камня, я много всего перечитал на эту тему, бывал в архивах по всему миру. Я ведь, кроме прочего, еще и главный искусствовед Москвы. Мне это, так сказать, и по должности положено. Так вот, можешь поверить мне на слово, он существует.
– Нет, ну понятно, написать можно всё, что угодно…
– Да, отдельно взятый человек, да вот хоть я, например, может, под прикрытием «научности», написать какую угодно бессмыслицу. Может опубликовать и если положение этого человека достаточно высоко, если у него есть имя, очень немногие современники решатся его критиковать. А через сто лет его работа, если не исчезнет совсем, имеет шанс стать классическим сочинением, о нём, даже если автор писал ерунду, будут говорить: «Это не ошибки, это его видение».
– Сами же говорите… Так чему тогда верить?
– А верить надо фактам из разных источников, которые друг друга подкрепляют. Предположим, некий алхимик, весьма скромно до этого живший, вдруг сказочно разбогател, приобрел несколько десятков домов, более чем щедро жертвовал церквям и больницам. Причём, всё это отражено в городских архивах. Как тебе такое доказательство?
Семён не успел ответить, в дом вошёл Дмитрий Михайлович. Он принёс с собой запах сгоревшего пороха.
– Ну что, Дмитрий? Кто и по кому стрелял? – спросил Вениамин Петрович.
– Да что, пропал один из наших. Он и дал ту очередь, после которой я вышел. Потом снова заметили этого неизвестно кого, на этот раз совсем близко. Бойцам я отдал приказ не стрелять, а вот сам не удержался.
– Так выяснили, кто это или нет?
– Ничего не выяснили, Вениамин Петрович, но надо отсюда убираться.
– Кстати, и тебе не следовало бы выходить сейчас. Ты ведь понимаешь, мы не можем так рисковать. Если это существо одного из наших вооружённых, подготовленных ребят смогло одолеть, то мне бы не хотелось испытывать судьбу. Надо еще выждать.
– Ладно, пусть так и будет. Чайник что ли пойти согреть. – Дмитрий Михайлович не привык сидеть, сложа руки, он отправился искать чайник, а Семён, которого уже не так, как прежде, волновало происходящее на улице, приготовился слушать дальше.
– Вениамин Петрович, вы говорили про «источники», но архивы – это всего один источник, их тоже можно подделать.
– Да всё что угодно можно подделать. Мне, помимо архивных записей, удалось найти письма тех времен, кое-что упоминалось в книгах. В итоге, я этому верю. Тут же, кстати, в пользу того, что этот алхимик достиг цели, говорит и весьма странная история его смерти.
– Что за история?
– Буквально до сих пор ходят слухи, что его видели. И, кстати, когда его могилу открыли, тела в ней не было.
– И что, Вениамин Петрович, основываясь на этом орден уже триста с лишним лет ждёт, когда кому-то удастся вновь сделать философский камень?
– Понимаешь, в чём дело, тут тоже всё не так просто. В 1874 году глава ордена решил его расформировать. Его одолели сомнения, он собрал, как он полагал, последнее заседание, объявил всем о том, что считает их миссию ненужной.
– Судя по тому, что мы собрались здесь, ему это не удалось? – перебил Семён.
– Сегодня нас всего трое. В былые времена численность членов ордена достигала восемнадцати человек. Так вот, провели голосование, одиннадцать человек высказалось за то, что орден надо распустить. Остальные семеро были против, но их никто не послушал.
– Они организовали еще один орден?
– Нет, орден как был, так и остался. Не прошло и месяца, как с каждым из тех, кто голосовал за то, чтобы орден упразднить, случилось несчастье. Я подобрал документы тех времен, так вот, большая часть этих несчастий произошла при весьма загадочных обстоятельствах.
– Наверное, это те, кто хотел сохранить орден, постарались?
– Не похоже, Семён. Сам посуди, знаешь, есть такой термин «идеальное убийство». Человека убили, но произошло это при таких обстоятельствах, при которых невозможно постороннему остаться незамеченным. Например, в запертой комнате, все входы в которую охраняют. Так произошло с председателем. Он, после того, как десять человек расстались с жизнями, понял, что и ему несдобровать. У него и без того была охрана, а тогда он и вовсе помешался на безопасности. В итоге нашли его в собственной спальне, в которую никто не мог попасть незамеченным. Он сидел на полу, забился в угол, а на лице застыл ужас, будто перед смертью увидел невесть что.
– А другие?
– Да не столь это важно, что именно с ними случилось, главное то, что каждый из этих случаев по-своему весьма странным кажется. Как будто им кто-то помогал умереть, но так, что выглядело всё как нелепая случайность. Знаешь, если пару раз какое совпадение выйдет – это еще можно назвать случайностью, но одиннадцать – тут уже случайностью и не пахнет.
– Что, призрак Брюса их погубил, да?
Происходящее показалось Семёну абсурдным уже не в первый раз за этот вечер, он криво усмехнулся. Его собеседника же эта фраза улыбаться не заставила. Старик сжал от досады руку в кулак и едва не ударил им по столу.
– Семён, тебе, я вижу, бесполезно говорить. Следи за словами. Не упоминай лишний раз имён. Слова имеют огромную силу и нельзя разбрасываться ими бездумно. Особенно здесь и сейчас, когда мы не знаем точно, что там за стенами. Приведу тебе простой пример. Ты говоришь слово на букву «О», которое тебе пришло на ум совсем недавно. Припоминаешь?
– Да, помню.
– Предположим, тот, кого ты так называешь, и вправду имеет некоторое отношение к этому слову. Он стоит за дверью, но не может попасть в дом, потому что стены здесь не простые. Он просто не сможет войти, переступить порог. И тут ты произносишь это слово вслух, фактически зовёшь его, открываешь ему дверь этим словом.
– Хорошо, простите меня, буду следить за словами, не думал, что это так серьезно.
– Да, это серьезно, и вообще – думай, что говоришь, а не уверен – лучше помолчи. С улицы-то до сих пор нет вестей, если бы они того парня нашли, уже постучались бы. Не думаю, что тебе хотелось бы оказаться на его месте.
Тем временем Дмитрий Михайлович согрел воды, сделал всем по чашке чая, ему это помогло собраться с мыслями. В оборотней он не верил, он верил в факты, а факты говорили ему о том, что он попросту не знает, с кем имеет дело. Это не давало ему покоя. В дверь снова постучали, он, как и прежде, вышел. На этот раз разговор был недолгим.
– Всё, уважаемые, заседание объявляю закрытым, – начал он, едва войдя в комнату. Парня нашли, он чуть живой, ничего толком не соображает, трясётся только, но вокруг всё спокойно. Разъезжаемся.
– Хорошо, Дмитрий Михайлович, твоя взяла. Семён, садись в мою машину, я еще не всё тебе рассказал.
Глава 4. Землетрясение в подвале
Вера. Безоговорочное приятие того, что люди незнающие рассказывают о вещах небывалых.
Амброз Бирс, «Словарь Сатаны»Василий вошёл в кухню, в его руках всё еще была папка с документами Софии. Он включил автоматическую кофеварку, присел на высокий стул у барной стойки, которая делила помещение на две неравные части, и открыл папку. Он быстро просмотрел несколько листов, которые в ней лежали, пару раз задерживался на особенно интересных местах.
Василий, размышляя о прочитанном, случайно увидел собственное отражение на полированном хромированном боку пузатой сахарницы, которая стояла на стойке. На него взглянуло лицо, искажённое кривым металлическим зеркалом, но даже это не смогло скрыть удивление, граничащее с восторгом. К восторгу, однако, примешивалось лёгкое недоверие. «Когда же она успела, – думал Василий, – ей нет и тридцати, а уже такой послужной список».
В заявке, которую он подал в кадровое агентство, он указал, что претендент на место его помощника должен хорошо разбираться в истории Европы и Востока, особенно – в периоде средневековья. Одним из важных требований было знание нескольких языков, причем, речь шла не о тех языках, на которых говорят и пишут сегодня, а об их предках или даже о языках, которыми сегодня пользуются лишь люди науки. Василию была нужна точность в переводе старых, очень старых алхимических текстов. Именно переводы были основной задачей его будущего помощника, хотя… задачей далеко не единственной.
Авторы этих текстов, скрывая от непосвященных своё знание, изъяснялись в них весьма туманно. Даже подготовленный носитель языка не мог извлечь ничего понятного для себя из этих текстов. Ему лишь казалось бы, что он что-то понял, но истинный смысл оказался бы скрыт за таким ложным пониманием гораздо лучше, чем за любым шифром. Сейчас носителей этих языков не осталось, да и алхимиков заметно поубавилось.
