Анна Нимова - История зеркала. Две рукописи и два письма
Выбежав во двор, я придержал лошадь последнего спрыгнувшего на землю. Видно, устав в дороге, он решительно снял шляпу, и я снова замер. Ни у кого раньше не видел таких волнистых черных волос. Он пригладил их рукой, и послушно они окружили его лицо. Огоньки, отражаясь в темных, широко очерченных глазах, заставляли их то вспыхивать, то гаснуть, но не это казалось удивительным, а то, что был он совсем мальчик, едва ли сильно старше меня.
В тот момент один из тех, кого я принял за важных господ, а при свете разглядел, что одеты они в форму королевской гвардии, громко захохотал, тыча пальцем в мою сторону:
– Слава Богу, мы заметили этого мальчишку, он как полоумный заяц мчался по лесу, а то проехали бы мимо… Хозяин, нам нужен ужин и ночлег до утра.
Мне приказали поставить лошадей в стойло, после чего папаша Арно повел гостей в дом.
Управившись с лошадьми, я вошел в таверну. Гости ужинали. Спрятавшись за занавесью кухни, я с осторожным любопытством принялся их рассматривать. Несколько раз мне доводилось видеть королевских гвардейцев, когда они проезжали через нашу деревню в Лион, но не было ещё случая, чтобы гвардейцы почтили своим присутствием двор папаши Арно, очевидно, находя это ниже их гвардейского достоинства. А скорее всего, просто не было для них особой необходимости сворачивать к нам с прямой дороги. Как же могли они оказаться на затерянном дворе сегодня вечером? Возможно, ответ сокрыт не в гвардейцах, а в людях, с которыми они едут, – думал я.
Во время ужина, как и на дороге в лесу, гости предпочитали хранить молчание, лишь изредка перебрасывались словами, суть их мне была не слышна. Мальчик, которого я приметил во дворе, сидел ко мне спиной, напротив расположился пожилой мужчина. Крупные, резко очерченные черты его лица говорили, что, скорее всего, он родом с юга, но смуглая с темным отливом кожа, именно темная, а не загорелая, даже для жителей юга выглядела весьма необычно. Поверх рубахи из тонкого полотна на мужчине было надето что-то вроде кожаной куртки с короткими, доходившими до локтей, рукавами, перехваченной на животе широким ремнем с блестящей пряжкой. Одежда выдавала в нем городского жителя, а сдержанность, с которой он вел себя во время еды, окончательно укрепила во мне эту мысль.
Слева от него, с жадностью изголодавшего, поглощал куски свинины один из королевских гвардейцев, далее степенно управлялся с едой мужчина средних лет. И хотя цвет его лица почти не отличался от привычного для нас, разница в чертах сразу становилась заметной в сравнении с соседом-французом. Рассмотрев его крупный, немного вытянутый как птичий клюв нос, я решил, что нет лучшего способа отличить нефранцузов от французов, как посадить их за стол с французами. Подумав об этом, я не смог сдержать смешок, хихиканье не ускользнуло от папаши Арно. Довольно ощутимо защемив пальцами мое ухо, он всунул мне в руки большое блюдо с хлебом и слегка подтолкнул в спину. Когда я подносил блюдо к столу, пожилой мужчина обменялся со своим соседом короткими словами, и с удовлетворением я убедился, что прав, и говорят они на другом наречии, округлом и приятным для слуха.
*****5Ужин подходил к концу. Я уже приготовил тряпки – сметать крошки со стола, когда гвардейцы потребовали от папаши Арно ночлег. Хозяин отправился с ними в домик для гостей, но почти сразу они вернулись, при этом гвардейцы бранились не хуже наших деревенских торговцев.
– Послушай, папаша, как тебя там… Неужели ты и правда думал, что мы отправимся спать в твой дырявый сарай? Да это всё равно, что лечь под открытым небом!
Один из гвардейцев, особо не церемонясь, сунул свой локоть прямо под нос хозяину. На рукаве красовался герб с лилией.
– Ты что, ещё не понял, кто перед тобой? Иди туда сам, а мы устроимся в твоей теплой каморке.
Папаша Арно насупленно смотрел в сторону:
– Тогда мне нечего предложить вам, господа, разве что отправиться в Лион, где вы сможете остановиться в гостинице как раз по вашему вкусу.
– Ха, Лион! Ну и умник…
– Попридержи язык, хозяин, не тебе давать советы, как нам поступить!
Завязалась перепалка. Раньше мне не доводилось видеть, что бы кто-то из гостей или домочадцев столь уверенно возражал, и со вниманием я прислушивался к резким голосам, разносившимся по всему дому. Спор тот был скорее желанием избавиться от раздражения, вызванного, в свою очередь, усталостью, но гвардейцы не скупились на колкие словечки. Хозяин же старался быть сдержанным перед слугами короля, хотя я видел: это давалось ему немалым трудом. Остальные, по-прежнему в молчании, ожидали конца спора, и было неясно, понимают ли они нашу речь или, всё понимая, просто не считают нужным вмешиваться. Мальчик, закончив ужинать, пересел на другую скамью, и теперь я видел его лицо; взгляд блестящих глаз задержался на мне, но не было в нем ничего, кроме сильной усталости…
Неизвестно, чем всё закончилось, если бы в конце спора папашу Арно не озарило.
– Впрочем, господа, если хотите, можете оставаться прямо здесь. Гостей больше не ожидается, лавки сдвинем, а тюфяки я принесу.
Предложение было воспринято с некоторой благосклонностью, и мы, наконец, начали готовиться ко сну. По требованию гвардейцев хозяин вышел во двор ещё раз проверить, хорошо ли заперты въездные ворота, а я быстро убрал остатки от ужина. После этого мы отправились за тюфяками, по дороге папаша Арно шепнул:
– Послушай, Корнелиус, ложись-ка ты сегодня в кухне. А если что – беги скорее наверх и разбуди нас с Анной.
Я молча кивнул и про себя обрадовался представившейся возможности лучше присмотреться к гостям. То ли причина тому их необычные лица, а может, незнакомый язык, но сильно будоражили они мое любопытство. Не думать о гостях я уже не мог, и, словно угадав мои мысли, папаша Арно вдруг рассердился.
– Сразу отправляйся спать, да не вздумай с ними разговаривать!
И безо всякой надобности опять дернул моё ухо.
Вдвоем мы перетащили тюфяки и расстелили их на полу, как раз посередине таверны. Однако гости посчитали, что им удобнее спать порознь. Люди со смуглыми лицами устроились у стены, а королевские гвардейцы, посовещавшись, решили спать ближе к двери. Меня это не удивило: ещё во время ужина заметил, что, хотя они и путешествуют вместе, друг с другом почти не разговаривают. Конечно, большая разница между дорожным плащом и формой королевской гвардии, – рассуждал я, – как гвардейцы кричали на хозяина, он им и возразить не посмел. С простым человеком они не церемонятся, а уж если едут вместе, значит, это особый случай. Получается, всё-таки важные господа – эти люди со смуглыми лицами, если гвардейцы приставлены их охранять. Но как они оказались в нашем лесу, в стороне от прямой дороги…
С этими мыслями я остался в кухне. Папаша Арно загасил светильники, кроме одного, как раз рядом с лестницей, было слышно, как он медленно поднимается по ступеням. Вскоре шаги затихли.
Я сидел на полу и смотрел сквозь занавесь, как дрожит и качается робкий огонек: он то расплывался, то становился совсем крошечным. Если ты не один, ночная тишина никогда не бывает полной. До меня то и дело долетали шорохи, сонное бормотание и вздохи засыпающих людей.
Наконец, почувствовав, что сам засыпаю, с удовольствием опустился на теплый пол и уже предвкушал увидеть какой-нибудь приятный сон, как вдруг послышались осторожные шаги. От движения занавесь затрепетала, потом слегка отодвинулась, и смутная тень заглянула в кухню. Сонный, я приподнялся с пола, чтобы рассмотреть вошедшего. Вероятно, он нагнулся ко мне, но не рассчитал, и в темноте наши головы едва не столкнулись. Скорее догадался, чем разглядел лицо мальчика, а потом услышал его шепот:
– Можешь дать воды?
Сон мгновенно слетел с меня, так неожиданно было услышать, что он говорит теми же словами, что и я.
*****6Несколько мгновений мы смотрели друг на друга молча. Я пытался сообразить, должен ли ему что-то ответить или просто показать, в каком кувшине стоит вода. Так и не дождавшись ответа, мальчик продолжал тем же шепотом:
– Без воды не уснуть, от вашей свинины в горле пересохло.
И добавил:
– Как твое имя?
Вероятно, приключения того вечера подействовали так сильно, что я не удержался перед соблазном и все же вступил в разговор:
– Я думал: вы нездешние… Ты говоришь по-французски?
– Ты прав, мы нездешние, – откликнулся он. – Но моя мать была француженкой, и на этом языке я учился разговаривать… Так как тебя зовут?
– Корнелиус. А ты…
– Ансельми.
– Ансельми, – с удивлением повторил я. Никогда не слышал подобного имени.
Он говорил с непривычным акцентом, но плавная речь звучала так красиво, казалось, слова рождаются сами по себе, без его участия, и ему остается самое легкое: просто их произнести. Мой же язык был как деревянный и так беден, что завязать разговор стоило больших трудов. Сам не знаю, зачем я спросил:
