Жак Мазо - Орлиный мост
Оставив машину на стоянке, чтобы не ездить по центру города, Мишель пришел на свидание пешком. Мюрьель нашла его очень привлекательным. Ей импонировали его легкая походка, непринужденный стиль в одежде. Но больше всего ее волновала его улыбка. В ней было что-то трогательно-детское…
Он властно взял ее под руку и повел в открытое кафе, расположенное неподалеку от рынка. Мюрьель нравилось подчиняться ему, и она была счастлива, что хоть один раз ей не придется самой принимать решение. Они выбрали столик в тени цветущей изгороди и заказали кофе и воду.
После того как им принесли заказ, Мюрьель рассказала Мишелю в подробностях обо всем, что произошло в клинике. Слушая ее рассказ, он безуспешно пытался найти связь между этим и предшествующими событиями.
— Еще одно препятствие, которое надо будет преодолеть, — заключил Мишель, когда она закончила.
— Что ты хочешь сказать?
— Что мне это кажется логичным…
— Ты можешь выражаться яснее?
— Скажем, это событие не является из ряда вон выходящим. В конфликтной ситуации это называется «стратегия выжженной земли». У противника изымается все, что может оказаться полезным. По здравом размышлении получается, что мы представляем угрозу для того или тех, кто замешан в этом деле. Поэтому Антонена нейтрализовали, Эмиля убили, Веронику увезли. В то же время на нас пытались воздействовать физически и морально.
— Вероятно, это так, но мы наконец знаем, кто наши противники. Это семья Дюваль, Полен, скорее всего и Ноэми…
— И еще Жером, — вставил Мишель, — даже если он это делает бессознательно.
— Хватит, прошу тебя!
— Знаю, что тебе это не нравится, но если хочешь идти до конца, надо быть честным с собой. Ты не можешь отрицать, что он лишил тебя всякой возможности продолжать исследования.
Он был абсолютно прав, и Мюрьель промолчала.
— При этом, — продолжил Мишель, — знать всех участников дела недостаточно… Это не дает нам права утверждать, что каждый из них виновен. Все может оказаться гораздо сложнее.
— У тебя есть какая-то идея?
— Нет. Но я пытаюсь докопаться до истины. Я полностью уверен лишь в том, что внешняя доброжелательность семьи Дюваль — это миф.
Для доказательства своей теории Мишель пересказал ей разговор с Пьером.
— Но здесь что-то не сходится, — подметила Мюрьель. — Никто из опрошенных нами людей не похож ни на колдуна, ни на любителя колдовства.
— Это не всегда написано на лице!
— Верно. Тем не менее уже можно исключить женщин. Трудно представить, чтобы какая-нибудь из них прогуливалась ночью по деревне или бродила по дому Жерома. Речь идет скорее о мужчине, которого я могу охарактеризовать следующим образом: загадочный, вероятно, грубоватый, но это не значит, что недалекий, сильный и очень чутко воспринимающий природу. Кто-то вроде Эмиля в пятьдесят лет. Во всяком случае, подозреваемый, о котором я думаю, не похож ни на Пьера, ни на Полена, не говоря уже о том, что Антонен нейтрализован.
— Кстати, ты его навещала?
— Я была настолько потрясена всем случившимся, что это вылетело у меня из головы… Но я вернусь туда забрать оборудование.
К этому времени они проголодались и заказали фирменные сандвичи, потом стали говорить о другом, в частности об Эндрю, за которого беспокоилась Мюрьель.
Она рассказала, что звонит сыну каждый день и начинает сильно по нему скучать. Мишель слушал ее с какой-то печалью, и она это заметила.
— Ты, кажется, жалеешь, что у тебя нет детей?
— Да, немного. В моем возрасте мужчина не может не думать об этом. Но, полагаю, если бы мне суждено было их иметь, я бы давно стал счастливым отцом…
Растрогавшись оттого, что его слушают, Мишель приподнял завесу своей личной жизни. Он снова вспомнил об отце, уехавшем сразу после его рождения. По нескольким фотографиям и тому, что рассказывала о нем мать, Мишель выдумал его сам. Это был мифический отец с замашками авантюриста, красивый, умный, потерявшийся не то во время бури, не то в непроходимых джунглях. Инспектор в который раз заговорил о матери, с которой прожил до восемнадцати лет, и вспомнил, что ему было крайне тяжело с ней расстаться. Потом Мишель заключил:
— Вероятно, я должен быть тем, кто я есть: единственным избалованным сыном, не знающим реальных трудностей жизни.
— Может, ты еще и немного капризный? — предположила Мюрьель, взволнованная его искренним рассказом.
— Не думаю, скорее слишком независимый.
— Независимости никогда не бывает слишком много.
— Видимо, бывает. Иначе я бы привязался к какой-нибудь женщине…
Мюрьель не стала продолжать. Говорить об отношениях между мужчиной и женщиной значило будить в себе слишком тягостные воспоминания и заставлять Мишеля произносить такие слова, которые могут оказаться неуместными…
Немного помолчав и заметив ее смущение, инспектор решил сменить тему разговора.
— Как зовут главного редактора, с которым ты встречалась несколько дней назад?
— Грапелли. А почему ты спрашиваешь?
— Просто так. Хотел его повидать, пока ты будешь забирать вещи из клиники.
— Мне заехать за тобой?
— Нет, жди меня здесь. Я ненадолго. Потом мы пойдем к Ноэми.
На этом они расстались, сознавая, что в своих откровениях зашли не так далеко, как им того хотелось…
Мишель шел легкой походкой. Излив душу Мюрьель, он успокоился. К тому же он не чувствовал, что ей не нравится его работа полицейского, а это для него было принципиально. В действительности, несмотря на некоторые сомнения, он жаждал признания своих профессиональных качеств — качеств, необходимых для его профессии, приносившей ему огромное удовлетворение, в частности, в ходе вот таких необычных расследований, когда приходилось демонстрировать незаурядные мыслительные способности, а также богатое воображение.
Мишель добрался до редакции газеты и понял, что ему повезло: Грапелли принял его без промедления и стал еще более любезен, узнав, что инспектор приехал по рекомендации Мюрьель.
— Если вы приехали по рекомендации этой милой девушки, то добро пожаловать! Боже мой, как она красива!
— Я ей об этом скажу, думаю, ей будет приятно.
Мишель объяснил главному редактору, в чем состоит цель его приезда. Тот выслушал его и отвел в помещение, где хранились архивы.
— Будьте как дома, инспектор. Посмотрите номера, которые вас интересуют, если что — позовите меня!
Мишель поблагодарил его и погрузился в поиски.
Часом позже Мишель и Мюрьель уже сидели в кафе.
— Послушай-ка, — шутливым тоном начал Мишель, — если бы ты собралась замуж, тебе бы не пришлось объехать полмира в поисках родственной души!
— Почему?
— Грапелли без ума от тебя!
Мюрьель улыбнулась:
— Да, я это заметила. Но этот мужчина не в моем вкусе.
— Однако он не так уж плох, к тому же журналист — отличная партия.
— Не настаивай. Он меня нисколько не привлекает, кроме того, я терпеть не могу журналистов.
— Отчего же?
— У них на любой вопрос готов ответ, и чаще всего они говорят, чтобы ничего не сказать… Нет, ты знаешь, я бы предпочла человека другой профессии…
— Например?
— Почему бы не полицейского?
Удивленный Мишель не знал, что ответить. Мюрьель рассмеялась:
— Ты видишь, я говорю то, что думаю. — Потом она добавила: — Довольно шутить. Ты нашел свое счастье?
— Не знаю, действительно ли это мое счастье, но кому-то это покажется несчастьем.
— Ты можешь говорить яснее?
— Не сейчас.
— Я настолько глупа, что не в состоянии тебя понять?
— Не сердись. Я хочу эффекта неожиданности. Подумай о встречах, что нам предстоят. Это очень важно.
Выпив кофе за стойкой, они поехали к Ноэми на машине Мюрьель, где лежало оборудование, взятое из клиники.
— Как прошло посещение клиники? — с беспокойством спросил Мишель.
— Наилучшим образом. Все тут же начали мне улыбаться.
— Да, теперь там многим станет спокойнее. Кстати, ты видела Антонена?
— Видела, он все в том же состоянии. Вялый и похудевший. Если бы только ему удалось из этого выбраться…
Они поставили машину перед домом семьи Майар и постучали. Ноэми открыла, оставив дверь на цепочке.
— Что вы хотите? — спросила она еще более резко, чем обычно.
— Извините за беспокойство, — начала Мюрьель, — но нам надо с вами поговорить.
— В этом нет необходимости. Я не хочу, чтобы вы видели мою дочь.
Мишель подошел ближе и заговорил тоном, не допускающим возражений:
— Послушайте, мы не войдем, если вы не разрешите. Но хотел бы уточнить: отныне я веду официальное расследование и могу вызвать вас повесткой в любое удобное мне время или получить разрешение проникнуть в ваш дом. Мне не хотелось бы прибегать к крайним мерам, тем более что вам, очевидно, не в чем себя винить. Тем не менее, сознательно или нет, вы можете знать вещи, которые окажутся полезными в нашем расследовании.
