Дэвид Хьюсон - Седьмое таинство
— Странно. Вот что, Лео. Послушайте-ка меня. Я ведь тоже отец. То, как он себя ведет, полностью соответствует поведению любого из нас в подобной ситуации. Он же нам во всем помогает, черт побери, готов сотрудничать любым способом. Каким образом мы сумели бы прочесать эти катакомбы без его помощи? Когда прихватим студентов, когда выясним, что произошло с мальчишкой… тогда пожалуйста, садитесь, допрашивайте, проводите все идиотские процедуры. А сейчас самое главное — найти парнишку.
— Но ссадина…
— Вы не были в этих катакомбах! Это ж сущая западня! Что тут удивительного, что человек на что-то там напоролся? Вы полагаете, что мир столь же идеален, каким вы считаете себя?
У Фальконе не нашлось на это достойного ответа.
— Я готов согласиться, что там, внизу, очень опасно. И это затрудняет наши поиски мальчика. Там есть тоннели, в которые даже военные опасаются соваться. Мы привезли сюда кое-какое оборудование, которым пользуются для поисков людей, засыпанных при землетрясении. Никакого проку. Надо искать другие методы.
Мессина нахмурился.
— Ребенок может лежать без сознания. Это маловероятно, знаю, но вполне может быть.
— Специалисты говорят, что инфракрасные датчики все равно обнаружат мальчика, даже если он без сознания. А поскольку времени прошло мало, они его обнаружат, даже если он мертв. Конечно, при условии, что Алессио где-то неподалеку.
— Ну нет, — ответил Артуро с полной безнадежностью в голосе, словно возражая самому себе. Комиссар смотрел в землю и казался отрешенным от всего происходящего, даже отдела, которое предстояло расследовать.
Фальконе поразился этой перемене. В выражении лица Мессины было нечто, что ему крайне не понравилось. Человек, не имеющий родительского опыта, может представить себе, что такое потеря ребенка для отца, может посочувствовать бедняге, разозлиться и принять решительные меры к тому, чтобы исправить положение. Но выражение лица начальника было сейчас совершенно непонятным. Складывалось такое впечатление, что эта беда свалилась на него самого и нанесла ему очень чувствительный, даже невосполнимый ущерб.
— Нельзя допустить, чтобы он погиб, Лео, — почти простонал Мессина, и Фальконе впервые заметил, что комиссар сейчас выглядит на свой возраст.
ГЛАВА 2
— Яблоко от яблони недалеко падает, — бормотал инспектор, когда они втроем заходили в кабинет Бруно. — Что отец, что сын — одна суть. — Кабинет располагался на шестом этаже, так что из окон должен был открываться неплохой вид на вымощенную булыжником площадь внизу. Но полицейские увидели только бурую массу камня. Дождь лил потоками, не переставая. Прогноз погоды обещал неопределенный по времени период переменной облачности, внезапных порывов ветра и сильных ливней, с редкими прояснениями. Весна была на подходе, и в погодных явлениях стали возможны любые всплески.
Мессина сидел в кожаном кресле за огромным полированным столом, стараясь выглядеть как человек, полностью контролирующий ситуацию. Это ему было крайне необходимо. Коста и Тереза рано утром обошли всю квестуру, проверяя настроение коллег после ночного происшествия. Коридоры и комнаты кишели полицейскими — местными, срочно отозванными из отпусков, и иногородними, поскольку Мессина потребовал проведения их силами проверки системы безопасности, явные недостатки которой позволили Браманте проникнуть внутрь и напасть на Фальконе. Это было умное решение: лучше перетерпеть вмешательство посторонних по своей воле, нежели дождаться, когда его навяжут сверху. Пока никто не винил самого Лео и тех, кто оказался рядом с ним. Да и зачем? Но перешептывания по углам уже начались. Надо же найти козлов отпущения.
Комиссар отстранил от должности штатского сотрудника охраны, который не заметил, что пропуск, предъявленный Браманте, когда он явился сюда в качестве уборщика, был выписан на имя женщины. У нее украли сумку со всеми документами, когда она неделю назад делала покупки в Сан-Джованни. А сейчас уборщица пребывала в отпуске на Капри, что нашло отражение в ее ежедневнике, пропавшем вместе с остальными вещами. Агент-новичок, который должен был проводить Дино Абати, сидел сейчас дома и приходил в себя после побоев, нанесенных ему Браманте. Перепуган небось до смерти, решил Коста, боится того, что начнется, когда внутреннее расследование доберется до него. Мессина действовал быстро и совершенно безжалостно, поскольку понимал, что его собственное положение, всего несколько месяцев назад занявшего пост комиссара, находится под угрозой. Это заставило Бруно держаться на некотором расстоянии от Фальконе, который возглавлял следствие, в надежде, может быть, свалить вину на подчиненного, если сверху начнут сыпаться громы и молнии.
Результаты, однако, оказались вовсе не такими, на какие рассчитывал Мессина. У всех на устах было одно и то же выражение: «По уши в дерьме». Пресса захлебывалась от восторга, описывая подробности убийства, случившегося в самом сердце квестуры римского центра. Политики, никогда не упускавшие возможности отвлечь внимание от своих собственных провалов, тоже вступили в дело. Мудрые головы как из самой полиции, так и извне, уже твердили, что случившееся — результат того, что на руководящих постах теперь сидят молодые и неопытные — в частности Мессина. Строгие правила во всем, что касается повседневной бдительности и безопасности, не соблюдаются. Во главу угла поставлены бюрократические процедуры и бумагомарание, а о прозаических, приземленных соображениях, на которые в прежние времена в полиции обращали особое внимание, теперь никто и не вспоминает. И никто, шепотком обменивались мнениями старики, даже не думал обвинять Фальконе во всех грехах. Никто, конечно же, не станет бросать подобные обвинения в лицо человеку, который только оправляется после ранений и вновь старается войти в когда-то привычную для него роль, а тут на него такое валится, что земля горит под ногами…
Мессина выглядел так, словно был готов затоптать этот пожар. Он по очереди оглядел всех троих — Лео, Косту и Перони, — пригласил сесть, а потом заявил напрямик:
— Я назначил на это дело другого человека. И не спорьте, Фальконе. Человек, на которого было совершено покушение, не может возглавлять расследование. Это же относится и к вам обоим. Тут есть один молодой инспектор, Баветти. Хочу попробовать его в деле. А вы обязаны оказывать ему всяческое содействие…
— Совершаете ошибку, — ровным голосом, лишенным каких-либо эмоций, заметил глава следственной бригады.
— Не думаю, что об этом стоит говорить.
— И тем не менее придется, — продолжил инспектор. — Я слишком долго молчал, пока некто Мессина не умудрился однажды посадить нас всех в лужу. И больше молчать не буду.
— Черт бы вас побрал, Фальконе! Я не потерплю, чтобы со мной так разговаривали! Слушайте меня!
— Не стану! — закричал полицейский. — Это вы послушайте! Не кого-нибудь — меня нынче ночью разыскивал Джорджио Браманте, не так ли? И он же сделал фотографии этих двоих и их женщин. Разве это не дает нам кое-какие права?
Комиссар скрестил руки на груди и нахмурился:
— Нет!
— Тогда слушайте дальше, это в ваших собственных интересах. Если бы ваш папаша послушался меня четырнадцать лет назад, его бы не выгнали со службы с таким позором. Вы хотите последовать за ним?
Мессина прикрыл глаза. Он был в ярости. Фальконе щедро сыпал соль на старую рану.
Не дожидаясь реакции, инспектор вывалил всю информацию, что успел собрать за ночь. Говорил быстро, плавно и свободно, не выказывая признаков того, что испытывает затруднения от полученных в прошлом году ранений или от последствий повышенного внимания со стороны Джорджио Браманте. И если раньше кто-то поговаривал, будто полученные в Венеции раны как-то повлияли на умственные способности инспектора, теперь вряд ли озвучит подобное суждение. Косте очень понравилось, как Фальконе всего за несколько минут нарисовал четкую и логически неуязвимую картину последних событий и набросал план ответных действий.
Они вдвоем провели ночь за опросом своей агентуры в учреждениях социальной помощи и ночлежках для бездомных. Было ясно, что Дино Абати обретался где-то неподалеку. Бывший студент превратился во вполне благополучного и вежливого уличного бродягу. Никогда не просил больше, чем на пропитание, и не ждал ничего сверх обычной благотворительности. Те, кто имел с ним дело, считали парня образованным честным малым, просто потерявшим смысл жизни. Он, конечно, здорово выделялся ярко-рыжими волосами и знанием города. При сложившемся положении — Абати находился в Италии, не был нигде зарегистрирован, не имел документов, карточки социального страхования, не платил никаких налогов — улица оставалась для него самым подходящим местом. Браманте просто успел опередить его на пару шагов.
