A Квинелл - Пока летит пуля
Миллер покачал головой и прижал палец к губам. Рядом с холодильником на стене висел блокнот. Миллер подошел к нему, снял со стены, взял карандаш и указал Грэйнджеру на стул, стоявший у кухонного стола. Сенатор слегка удивился поведению телохранителя и сел. Миллер устроился напротив. Он быстро написал что-то на листке из блокнота и передал его через стол сенатору. Тот прочел: “Возможно, все было подстроено специально. Нас могли поджидать на дороге отсюда до аэропорта”.
Озадаченный сенатор поднял взгляд и собрался было уже что-то сказать, но Миллер снова приложил палец к губам и указал на блокнот. Сенатор сердито оторвал верхний листок, и написал на следующем: “Мигель служил мне и моей жене восемь лет. Я ему готов доверить свою жизнь”.
Миллер взял карандаш, написал еще строчку: “А я бы не доверил. Давайте выйдем в сад и там поговорим”.
Около бассейна Грэйнджер ехидно спросил:
– Теперь, надеюсь, можно говорить без опаски?
Миллер невозмутимо ответил:
– Да, сенатор, только, пожалуйста, не громко.
– Что, черт возьми, здесь происходит?
Миллер подошел к нему совсем близко и зашептал:
– Мне очень не нравится, когда происходит что-то непредвиденное. Если Моретти продолжают вести за вами наблюдение – а я готов об заклад побиться, что так оно и есть, – они уже знают, что у вас есть только один слуга и по вечерам вы отпускаете водителя. Не секрет для них, что сейчас вы постоянно находитесь с тремя телохранителями, двое из которых не отходят от вас ни на шаг, а третий отдыхает. Они вполне могли вычислить самый быстрый путь от Денвера до Мехико по расписанию самолетов и организовать звонок Мигелю, чтобы вынудить вас отвезти его в аэропорт… Когда нужно устроить засаду, успех всего дела решает точный расчет времени. Они могли все распланировать с точностью до пяти минут.
– Но ведь Мигелю звонил его брат.
– Это он вам так сказал.
Подумав над словами австралийца, Грэйнджер как-то нерешительно произнес:
– Значит, ты считаешь, что у его матери не было никакого сердечного приступа?
– Я бы не исключал такую вероятность, – ответил Миллер. – Мое дело учитывать любые возможности. И если вам хотели подстроить ловушку, значит, Мигель наверняка понатыкал в доме микрофонов. Вот почему мы с вами сейчас разговариваем в саду. Когда мы вернемся в дом, сделайте вид, будто ничего не произошло, говорите таким же тоном, как раньше. Если мы обнаружим микрофоны, все должно остаться, как есть. Иначе они сразу же насторожатся.
Миллер вынул из кармана небольшую металлическую коробочку и дважды нажал на кнопку. Тут же из-за деревьев в глубине сада вышел Макси. Доберман насторожился. Миллер пошел навстречу Макси и что-то быстро ему прошептал. Макси кивнул. Оба телохранителя подошли к сенатору. Миллер спросил у него:
– У вас есть адрес родственников Мигеля в Мехико?
– Конечно.
Миллер ткнул большим пальцем в сторону родезийца и сказал:
– У Макси есть один приятель-испанец, тоже бывший наемник. Он женился на мексиканке и живет сейчас с ней в небольшом городке в пятидесяти милях от Мехико. Макси с ним постоянно поддерживает связь. Он ему сейчас позвонит с улицы, передаст адрес родственников Мигеля. К завтрашнему вечеру друг Макси выяснит, действительно у матери Мигеля случился сердечный приступ.
Миллеру и Макси понадобилось три часа, чтобы обнаружить все жучки. С двумя основными телефонными аппаратами и шестью, подсоединенными к ним, особых сложностей не было. Труднее было найти микрофоны, спрятанные в стенах и мебели. Все они были расположены в радиусе трех метров от телефонных аппаратов, чтобы можно было прослушивать разговоры, ведущиеся во всех основных помещениях дома. Кроме того, если бы жучки были бы вынуты из телефонов, все равно было бы слышно, что говорят обитатели дома по телефону.
Вскоре после полуночи все вновь собрались у бассейна.
– Просто поверить не могу, что Мигель вмонтировал эти микрофоны, – сказал сенатор.
– Он этого не делал, – ответил Миллер. – Жучки ставил мастер своего дела, но кто-то должен был впустить его в дом, пока мы с вами были в Вашингтоне. А это мог сделать только Мигель.
– Может быть, они сами ворвались, – продолжал настаивать сенатор.
Миллер снова покачал головой.
– Для этого им прежде всего пришлось бы убить собаку, а это не осталось бы незамеченным. Кроме того, ваш дом оборудован отличной охранной сигнализацией – как внутренней, так и внешней.
– Да, это действительно так, – признал Грэйнджер. – Мне пришлось ее усовершенствовать после того, как я однажды вечером вернулся домой, а около моего бара сидел Кризи и спокойно себе выпивал.
Миллер с улыбкой спросил:
– Что же он сделал с доберманом и Мигелем?
– И того и другого усыпил до утра зарядами со снотворным.
Макси усмехнулся.
– Он этому научился в Родезии. Мы освоили такой прием, когда пришлось спасать десятки тысяч животных. Тогда, после возведения плотины “Кариба”, был затоплен водой огромный район в долине Замбези. Иногда Кризи брал увольнительные и помогал тем, кто перевозил спящих зверей в безопасные места.
– Что же, по-вашему, нам теперь надо делать? – вернулся к текущим проблемам Грэйнджер.
– Ровным счетом ничего, – ответил Миллер. – Мы оставим все как есть. Только при разговорах между собой и по телефону надо всегда помнить, что все они прослушиваются. Кстати, именно это обстоятельство дает нам некоторые преимущества.
– Как это понять?
Миллер тщательно подбирал слова для ответа.
– Засада или похищение – это типично военная ситуация. Она подразумевает наличие нападающих и обороняющихся. Для тех, кто защищается, решающее значение имеют два фактора – точное время и место, где будет устроена засада.
– Как же мы узнаем об этом?
– Все дело в том, что сейчас мы сами имеем шанс определить время и место нападения.
– Каким образом?
Все три телохранителя одновременно улыбнулись. На этот вопрос ответил Рене.
– Дня через два-три вы, сенатор, позвоните из дома и условитесь с молодой женщиной о свидании… Во время беседы скажите, что на встречу придете без телохранителей.
Сенатор взглянул на них и тоже улыбнулся.
Глава 35
– Я хочу, чтобы ты отрастил усы.
Майкл обернулся и удивленно посмотрел на Кризи.
– Зачем?
– Потому что по статистике пятьдесят процентов молодых палестинцев носят усы. – Кризи ухмыльнулся. – У некоторых палестинок они, как известно, тоже есть. Кроме того, с усами ты будешь выглядеть лет на двадцать.
Они сидели рядом на бортике бассейна, спустив ноги в воду.
– Месяца через четыре, – сказал Кризи, переходя на серьезный тон, – ты будешь готов. Тогда мы и проведем операцию. – Подсчитав что-то в уме, он продолжил: – Леони уедет отсюда через пять недель. После этого вся твоя подготовка будет проходить здесь. В подвале я оборудую тир для стрельбы из пистолета, а снайперскую винтовку с глушителем возьму у Джорджа. Стрелять из нее сможешь в пустынных скалах за Та-Ченчем.
– Джордж говорил мне, что снайперская винтовка – мое самое слабое место, – сказал Майкл.
– К сожалению, это слабое место всех бойцов отряда Джорджа, включая его самого.
– В чем же здесь дело?
– В темпераменте, – ответил Кризи. – В средиземноморском темпераменте, иначе говоря, в нетерпении. Это качество прекрасно, когда речь идет о пистолете или автомате. С автоматом, кстати, ты управляешься отлично, чувствуешь ритм стрельбы. Через четыре месяца у тебя будет неплохой шанс превзойти самого себя.
– Думаешь, я смогу стрелять так же, как ты?
– Нет, как я, ты стрелять не будешь, но у тебя это получится лучше, чем у меня, когда я был в твоем возрасте. А когда тебе придется иметь дело со снайперской винтовкой, нужно будет целиком изменить образ мышления, учиться терпению и сосредоточенности. Тебе необходимо будет научиться часами лежать не двигаясь. Лучшие в мире снайперы – гуркхи.
– Гуркхи?
– Да, это народ, живущий в Непале. Они и по сей день служат наемниками в английской и индийской армиях. Мужчины у них, как правило, очень маленького роста, но они – лучшие солдаты из всех, каких мне доводилось встречать… и лучшие снайперы. После отъезда Леони один из них приедет сюда. Ему уже за шестьдесят, он вышел в отставку, но я, наверное, не ошибусь, если скажу, что этот человек – лучший в мире снайпер. Он будет учить тебя этому искусству.
– А ты разве плохой снайпер? – распаляясь спросил Майкл.
– Нет, – спокойно ответил Кризи. – Но я и в подметки не гожусь Рамбахадуру Раи. Он может пролежать совершенно неподвижно в течение сорока восьми часов, а потом отбить горлышко пивной бутылки, которая будет стоять в четырех сотнях метров от него. Сразу после отъезда Леони он прилетит сюда и месяц будет учить тебя своему искусству.
– Мне кажется, Леони не хочется уезжать, – тихо заметил Майкл.
