Анна Белкина - G.O.G.R.
— А знаете, как лучше всего насаживать червя? — тут же перебивал её двоюродный брат Недобежкина, считавший себя экспертом рыбалки. — Берёте червя…
Познакомившись с Недобежкиным-рыболовом по имени Степан, Серёгин взгрустнул о том, что рядом нет Хомяковича и Кошко. Интересно, знают ли они все эти премудрости про червя?
Тётка Недобежкина вообще, была чумовая. Она постоянно танцевала — перетанцевала, наверное, со всеми — и всё жаловалась, почему так мало танцев. В перерывах она курила и глотала напитки, рассуждая о разных диетах, тренажёрах и средствах от целлюлита. Но, скорее всего — только рассуждала: её фигура, затянутая в недлинное ярко-зелёное платье, напоминала прямоугольник, или хлеб-кирпичик. Да, тётка Недобежкина немолода, но и в её возрасте есть женщины гораздо стройнее. Она и Серёгина заставила плясать — и оттоптала ему все ноги.
— Ой, ребятки, пляше-е-ем!! — это мимо проскакал ошеломлённый счастьем Синицын и закружился в каком-то сумасшедшем гопаке под песню «Прорвёмся, опера́».
Людмила Синицына крутилась в таком же гопаке, подбрасывала воздушные шары, которые летали тут повсюду, и к тому же — громко подпевала:
— «И если завтра будет круче, чем вчера — „Прорвёмся!“ — ответят опера»!
Смирнянский по случаю накатил рюмочку-другую коньячку и теперь — с самым солидным видом деловито толковал архивариусу Зинаиде Ермолаевне:
— У нас на службе главное — не только мускулы, но и мозги! Я, например, всегда думаю, прежде чем рисковать. И это правильно, потому что, не думая, можно запросто схлопотать пулю…
Казаченко, забыв про богатырские тяжёлые габариты, лихо отплясывал с техничкой Зоей Егоровной, и пол под ними ходил ходуном.
Ежонков каким-то образом улучил момент, когда Серёгин и Недобежкин окажутся поблизости друг от друга и вокруг них будет как можно меньше посторонних. «Суперагент» подошёл сначала к Недобежкину и что-то ему зашептал, однако из-за музыки милицейский начальник ничего не услышал.
— Громче! — потребовал он, покрыв своим голосом Верку Сердючку.
— Поговорить надо! — Ежонков тоже покрыл Верку Сердючку. — Вон, Серёгин там уплетает устриц, надо к нему подойти!
Недобежкин удивился, о чём можно сейчас ещё говорить, но всё-таки, пошёл к Серёгину вслед за Ежонковым.
— Серёгин! — Ежонков хлопнул его по плечу и Пётр Иванович едва не уронил устрицу, которую уплетал.
— Чего? — удивился Серёгин, шамкая полным ртом.
Кто-то выстрелил хлопушку, и на плече Ежонкова повисла серпантинная косица, а Недобежкина обсыпало конфетти.
— Чёрт! — буркнул Ежонков, удалив косицу и сбросив её на пол. — Серёгин, помнишь, когда Никанора отгружали, я вам про экспертизы говорил, что они ещё не закончены?
— Ну, помню, — согласился Серёгин без особого энтузиазма, потому что не хотел больше думать про Никаноров, Христофоров и т. д., а просто отдохнуть.
— Так вот, — загадочно прошептал Ежонков, урвав-таки себе пирожное. — Мы обнаружили в Гопникове и в Никаноре несколько клеток чужеродной ДНК. Это же открытие века, понимаете? Прорыв, Нобелевская премия!
— Шнобелевская премия! — угрюмо буркнул Недобежкин. — Я бы на вашем месте поуничтожал бы всю эту дрянь, пока никто не продал её талибам каким-нибудь дурацким! Артерран тот недопеченный был абсолютно прав, когда собрался стереть все свои результаты! А вы снова их вытаскиваете!
Серёгин был согласен с Недобежкиным, а вот Ежонков заверял, что из лабораторий СБУ выделенные образцы никуда не могут деться, потому что там «мощная, пятиступенчатая система защиты».
— Там даже муха пролететь не может! — горячился Ежонков. — Доступ имеют только пять человек. У вас стоит в отделении турникет со сканером? Стоит. Он сканирует ваши пропуска. У нас тоже есть такой сканер, только он сканирует код ДНК, прежде чем допустить кого-либо к образцам! И потом — какое достижение в науке… Работы, правда, с ними много, антидот ихний хорошенько покоцал молекулы. Но я думаю, наши спецы восстановят формулу!
— Чёрт… — буркнул Недобежкин. — Далась им эта формула…
— Кстати, Давыдович звонил, — Пётр Иванович решил, что если сейчас не переведёт разговор на другую тему — он сам собой переведётся в драку.
— Да? — Серёгин рассчитал верно: Недобежкин заинтересовался и позабыл про «формулу» Ежонкова. — И что он сказал?
— Хлестко выписали домой, — начал рассказывать Серёгин, схватив со шведского стола какой-то банан. — И вчера ещё троих ребят нашли на вокзале. Давыдович сказал, что постепенно они выздоровеют.
— Отлично! — просиял Недобежкин и схватил со шведского стола куриную ногу. — Сколько у нас уже найденных?
— Жирная пища на ночь вредна! — вставил Ежонков, показав свои швейцарские часы, циферблат которых говорил, что на дворе уже десятый час вечера.
— Десять, — ответил Серёгин начальнику. — И это, слава богу, все.
— Аллилуйя… — умиротворённо выдохнул Недобежкин, радуясь, что весь этот жуткий кошмар с «чертями», фашистами и «порчеными», наконец, позади и можно подумать об отпуске. Он отъел кус от куриной ноги, а Ежонков покачал головой, ратуя за здоровый образ жизни, хотя сам его не особо-то и вёл.
Праздновали часов до двух ночи, и закончился сабантуй лишь тогда, когда хозяева и гости начали засыпать кто на стульях, кто на столах, кто под столом. Сидоров медлительной улиткой пополз домой, обхватив руками сытое пузо. Он так и не смог потанцевать — всё сидел, моля бога о том, чтобы его не стошнило. Плачевное состояние сержанта заметила жена Ежонкова и дала ему волшебный «Мезим-форте». Сидоров взял пальцами чудесную таблетку, но пил её пятнадцать минут, потому что еле заставил себя поглотить стакан минеральной воды. «Мезим-форте» действовал безотказно, и Сидорову вскоре стало легче. Но всё равно, танцевать он не решился, чтобы не схлопотать заворот кишок.
У Петра Ивановича наоборот — ноги гудели от танцев, и он тащился домой такой же медлительной улиткой, как и Сидоров.
Наконец-то шумный праздник закончен, и Пётр Иванович смог вернуться в свою тихую квартиру к сонному Барсику и спокойному отдыху. Барсик привычно запросил кормёжки, и Серёгин насыпал ему корм. Всё, с завтрашнего дня у него начинается по́том и кровью заслуженный отпуск, и надо будет подумать, куда бы поехать отдыхать. Донецк уже достал до розовых слонов, тут всё напоминает про тридцать седьмое дело, о котором Пётр Иванович вообще вспоминать не хочет.
«02:53» — показывали на кухне электронные часы, и Серёгин решил, что всё, пора ложиться спать…
Проснулся Пётр Иванович от настойчивого и требовательного звонка. Сначала он никак не мог понять спросонья, что это звонит: будильник, телефон, или пожаловали гости? Открыв всего один глаз, Пётр Иванович увидел, как пробиваются сквозь занавески солнечные лучи. Утро. Нет, не утро: заметив на тумбочке часы, Серёгин увидел цифру «12:26». Цифра ужаснула, ведь первой мыслью было: «Опоздал на работу!». Но, нет, какая работа, он же в отпуске! От сердца приятно отлегло, однако звон-то не прекращался! Проснувшись окончательно, Пётр Иванович понял, что пожаловали гости: разрывается трелью дверной звонок. «Кого это принесло?» — удивился Пётр Иванович и машинально подумал о том, закрутил ли он в ванной кран? Серёгин выбрался из-под одеяла, не нашёл свои тапки и поплёлся в прихожую босиком. Барсик во всю крутился под ногами и надсадно мяукал, прося есть. Серёгин даже чуть не упал, когда споткнулся о вечно голодного питомца. Добравшись до двери, он обыденно спросил:
— Кто там?
— Я, — ответили за дверью, и Пётр Иванович сразу же открыл.
На пороге стояла его жена, держа за руку десятилетнего сына. Рядом с ней стояла массивная сумка и чемодан на колёсах.
— Наташа?? — удивился и обрадовался Серёгин, не веря собственным глазам. Жена больше года не давала о себе знать, ни разу не позвонила, не брала трубку, и вдруг — вернулась…
— Папа! — воскликнул мальчик и обнял Серёгина за одетую в пижамный рукав руку.
Пётр Иванович едва не расплакался, подхватил сына на руки и закружился вместе с ним на месте.
— Петя, я подумала и решила, что не могу тебя бросить! — выпалила Наташа скороговоркой, теребя пуговицу на своей блузке.
— Т-ты почему не позвонила? — робко осведомился Серёгин, покосившись на сумки. — Я бы тебя встретил…
— Звонила! — надула губки Наташа. — А ты не отвечаешь!
Серёгину стало стыдно: он не слышал телефона, потому что спал, как убитый. Опустив сына на пол, Пётр Иванович схватил обе сумки и затащил в квартиру.
— Мяу! — это Барсик устал ждать и выпростался в коридор, подметая пыль лохматым хвостом.
— Так, не кормим, — заметила Наташа и переступила порог. — Ну, всё, пришла моя очередь следить за порядком!
Никто не забыт и ничто не забыто (Весёлая статистика).
