Анна Белкина - G.O.G.R.
— Ну, читай! — буркнул Смирнянский. — Что уже теперь делать?
Недобежкин начал читать вслух. Заключение графологов изобиловало сложными терминами, и милицейский начальник пропускал их, не желая ломать язык:
— Так, а, вот, написано: «…бумага гербовая, изготовлена в одна тысяча девятьсот сороковом году в Австрии, что видно по гербу…». Ишь ты, всё знают, черти! Ой, что за слово такое… тьфу ты! А, вот: «…родной язык автора текста относится к латинским… Наклон букв свидетельствует о том, что текст написан левой рукой, но автор не левша, а скорее амби… амби… амбидекстр…». Блин, кто это ещё за амбидекстр??
— Амбидекстр — это человек, который одинаково владеет обеими руками! — вставил Ежонков, словно ходячий энциклопедический словарь. Он приосанился и скрестил руки, словно Наполеон, подчёркивая силу своего интеллекта.
— Я понял! — Недобежкин переварил информацию об амбидекстре и продолжил читать. — «Записи сделаны между тысяча девятьсот восьмидесятым и восемьдесят девятым годом советскими фиолетовыми чернилами… Дальше следует перевод…». — Недобежкин не мог не то что усидеть — устоять на месте, а беспокойно нарезал круги по кабинету, волоча хвост длинного факсимиле по полу. Наконец, этот хвост зацепился за тумбочку, которую пытался «выжать» Сидоров, и оборвался.
Но Недобежкин этого даже не заметил, потому что бы сильно увлечён чтением. Зато заметил Серёгин. Он встал со своего стула, подошёл и вытащил из-под тумбочки извалянную в пыли и уже помятую бумагу. Подняв этот кусок, Пётр Иванович поднёс его к глазам. Написано там было следующее:
«…Они поставили задачу: создать сверхчеловека, которого не могла бы взять ни пуля, ни голод, ни жажда, который мог бы одолеть любого врага и выжить повсюду — от Антарктиды до пустыни Аукер. Я вдохновился этой идеей, я пожелал добиться от проекта результата любой ценой. Я решил, что смогу повлиять на природу человека, проникнуть в его геном и, соединив его с геномом этого существа, изменить то, что сотворил господь, как казалось мне, в лучшую сторону. Созданный мною препарат я испытал на себе. Как истинный исследователь, как многие до меня, пошёл я этим путём… Но быстро понял, что я не господь, а настоящий господь, который где-то там, среди небес, видимо, покарал меня за грех, что взял я, осмелившись изменить постоянное. Теперь тот, кто фактически был Я — мёртв, ибо мой геном разрушен, а в моём теле живёт монстр, гибрид человека и прототипа, РЕЗУЛЬТАТ, за который я так долго боролся. Это он не даёт моему телу умереть, заставляет его жить столетиями, лишь бы не потерять своё вместилище, которое даёт ему возможность бывать. Я осознал это и поставил себе другую цель — создать вещество, которое убьёт монстра и освободит меня, антидот, что нейтрализует образец. После принятия антидота тело моё умрёт мгновенно, ведь образец был в нём слишком долго, оно слилось с этим чуждым проявлением и, расставшись с ним, не сможет существовать. Я не боюсь того, что уйду в прах, поскольку такова судьба каждого простого человека. Теперь, изведав мощь сверхсущества, я стремлюсь вернуться к тому, что было определено мне богом — к смертной слабости и возможности покинуть этот мир. Антидот уже почти готов. Прежде чем принять его, я сотру все следы своих исследований и уничтожу прототип, во избежание того, что они попадут не в те руки и уничтожат всё существующее. Я не собираюсь ни с кем воевать, ничего завоёвывать и уничтожать человечество. Я хочу лишь спасти его от самого себя.
Не монстр, но учёный, барон Генрих Фердинанд фон Артерран ХIХ».
Пётр Иванович не замечал, как читает это вслух и не понял, что Недобежкин замолчал, слушая этот отрывок. Ежонков и Смирнянский сидели, выпучив изумлённые глаза. Сидоров — тот вообще, попятился и наткнулся на тумбочку, от чего вазон на ней закачался и едва не расквасился об пол.
— Вы что-нибудь поняли? — вопросил у всех сразу Недобежкин, возвышаясь за своим столом, словно статуя некоего греко-римского бога. — Зайцев этот ни в чём не виноват, а мы с вами записали его в черти, и держим его в камере. Надо выпускать Зайцева, отправлять назад, в Верхние Лягуши! Кто будет заниматься этим?
— Я — пас! — булькнул Ежонков. — Я и так уже всё СБУ поднял Никанора разыскивать. Тут одни черти только знают, где он засел, старый крыс!
— Так ты что, в СБУ капнул про наше дело?? — изумился Смирнянский и даже поднялся со стула. — Ты же всё ныл, что это секретно! Скажи, Васёк, что он — предатель! — пискнул Смирнянский, повернувшись к Недобежкину. — Теперь из-за него нас всех загребут!
Недобежкин не знал пока, что ему делать: злиться, или пока подождать? Он разинул рот, собравшись выдать своё мнение, но Ежонков опередил его.
— Тише, Игорёша, — спокойно ответил гипнотизёр на все предъявленные претензии. — Никанора Семёнова Секретный отдел СБУ уже годами разыскивает. А я сказал только, что Никанор замечен в Донецке. А они, как всегда, подняли «бондов»!
— Ну, смотри мне, Ежонков! — буркнул Смирнянский, который когда-то сам был «бондом». — Если ко мне твои «бонды» завалят и решат меня загрести — я тебя прижучу, колобок!
— Бу-бу! — ехидно передразнил Ежонков. — Ты, Игорёша, кстати, у нас порченый! А Генрих Артерран у нас, оказывается, фашистский агент! Я, между прочим, сразу это сказал, но вы мне никто не верили! А Генрих Артерран сам написал, что он — фашистский агент!
На этот раз даже Недобежкин не шикнул на Ежонкова. Увлечённый фашистскими агентами гипнотизер, пожалуй, в чём-то прав, ведь тот Генрих Артерран, который барон, действительно, был замешан с фашистами.
— Вот что, — сказал он, сев за стол. — Вообще-то мы не имеем права выпускать Зайцева просто так, иначе развалим дело, — милицейский начальник, чтобы сбросить стресс, деловито сворачивал в трубочку длинный факс. — Зайцев должен предстать перед судом, и всё такое, потому что так положено по букве мы тут ничего не сможем сделать. Только ребята, нам нужно пропускать его потерпевшим, а не обвиняемым, потому что он и правда — потерпевший.
Пётр Иванович согласился с начальником. Да, Зайцев — совсем не «чёрт» и даже не член «чёртовой банды», как сначала казалось. Он не может уделывать «звериной порчей», потому что сам уделан по полной программе.
Серёгин положил оторванный кусок факса на стол Недобежкина и отправился в свой кабинет — исправлять в деле статус Зайцева с обвиняемого на потерпевшего.
Глава 140. Финал Верхнелягушинского Черта
Уезжая из Донецка на Мадагаскар, Никанор Семёнов продал бывшую квартиру Гарика Белова, в которой проживал как Семенцов. Вернувшись в Донецк во второй раз — чтобы сдаться Недобежкину, он переночевал в пустующей квартире Интермеццо, чем страшно взбудоражил уфолога Брузикова и испугал Сидорова. Теперь он и эту квартиру покинул, и шёл по коридору Калининского РОВД. Никто не знает, каким образом он обманул всевидящий и никого не пропускающий роботурникет и поднялся на второй этаж. Он шёл быстро, уверенной твёрдой походкой, оставляя позади себя одинаковые двери кабинетов и Казаченку, который стоял у двери своего кабинета и никак не мог откупорить заедающий замок. Никанор Семёнов остановился только тогда, когда достиг двери с красной обивкой и с инициалами Недобежкина на позолоченной табличке.
— Я сдаюсь, — тихо сказал Никанор Семёнов и поднял руки так, словно бы добровольно шёл в плен.
Недобежкин выкруглил глаза и едва заставил себя отодвинуться от стола, чтобы не навалиться на него своим животом. Милицейский начальник ничего не мог сказать, не мог даже вызвать Серёгина. Он лишь хлопал глазами, наблюдая за тем, как настоящий «верхнелягушинский чёрт», последний главарь «банды Тени», организатор жутких похищений, владыка подземелья, наводящий на всех «звериную порчу», идёт с повинной и садится на стул для посетителей рядом с его столом.
— Давайте, надевайте на меня наручники, — разрешил Никанор Семёнов и протянул изумлённому Недобежкину свои старческие, покрытые глубокими морщинами руки.
Сейчас он почему-то выглядит лет на десять старше, чем тогда, когда приходил к ним в отделение с Кораблинским… Или это просто такое освещение??
— А… Бэ… Вэ… — промямлил Недобежкин, сползая со своего вращающегося стула. Он сделал это очень неуклюже, стул крутнулся, и милицейский начальник едва не упал.
— Понимаю, что вы удивлены, — проворчал Никанор Семёнов, откинувшись на спинку стула. — Только, пожалуйста, шевелитесь побыстрее. Моё время, к сожалению, уже не резиновое.
Безвкусная жидкость, похожая на простую воду, начинала действовать — Никанор Семёнов чувствовал, как старческая дряхлая слабость расползается по всему его телу, делая движение мучительным. Он видел и слышал всё хуже, ему тяжело было удерживать на весу слабеющие руки. Да, Генриху Артеррану удался его антидот, образец в крови Никанора Семёнова распадался, возвращая своему хозяину человеческий облик и человеческое бессилие перед старящим временем.
