Эйс Аткинс - По закону плохих парней
Налетчики повернули назад, они шли по холму нетвердым, неуверенным шагом. Некоторые грохнулись на землю и прикрыли голову руками. Рука толстяка, потерявшего палец, все еще была перевязана окровавленным полотенцем, а рубашка прилегала к телу настолько тесно, что сквозь нее просвечивал его большой волосатый живот. Он двинулся в сторону Квина, указывая рукой:
– Вот он. Бейте его.
Дзинь.
Стрела Квина пронзила его в двух дюймах от паха. Толстяк взвыл от боли.
Бум выстрелил с холма еще три раза. Сообщники Говри открыли по нему бешеный огонь, но Бум находился в надежном укрытии, которое позволяло продолжать перестрелку, пока не подготовится Квин.
Около десятка парней стали уходить из зоны поражения, но затем повернули в ту сторону, в которую указывал толстяк. Говри встал на ноги, найдя укрытие за мощным дубом. Он поглаживал кровоточащее плечо и целился из автомата в скопление многолетних дубов, высматривая нужный участок земли. Квин видел, что Говри стреляет наугад, не зная, откуда прилетела стрела.
Он оставался в укрытии, все еще невидимый и безмолвный.
Половина банды ринулась с криками вверх по холму. Последовала дюжина громких выстрелов из браунинга 308-го калибра Бума. Черт, а не ружье!
– Ты, трусливый ублюдок! – взвизгнул Говри. – Поранил мне спину.
Три его сообщника поползли по опавшим листьям в холодной тишине. Квин мог видеть пар от их дыхания, поднимающийся снизу. Каждый из них был настолько легкой мишенью, что не заслуживал даже внимания. Его словно преподносили на блюде в зоне поражения. Еще два выстрела парней Говри – и над ухом Квина разлетелся в щепы большой дубовый сук, заставив рейнджера распластаться на земле и перекатываться. Последовали новые выстрелы. Говри хохотал и требовал от сообщников прикончить сукина сына.
– Выходи! – орал Говри.
Работая коленями и локтями, Квин заполз за кусты бирючины и пополз вверх в обход бандитов. Он продолжал ползти до тех пор, пока не вернулся к опушке леса. Отсюда Квин видел бритый затылок Говри. Тот понуждал своих парней двигаться по холму и убить подонка.
Свет проникал сквозь отмершие ветки к мерзлой земле.
Квин дышал свободно, тихо передвигаясь по веткам и листьям. Говри, поднявший шум, способствовал его маскировке. Квин подполз к Говри ярдов на двадцать, наблюдая, как тот указывает стволом автомата на холм и подгоняет сообщников, которые уже перебрались через гребень склона и попали под огонь Бума.
Один из них обернулся и крикнул, что стрелок не просматривается.
– Убитые есть? – спросил Говри.
– Ранен Джессап. Сильное кровотечение.
Внизу холма трое бандитов обнаружили большой дуб, откуда Квин наблюдал за ними. Подняв над головой автоматы, они окружили участок земли и высматривали его следы. Затем двинулись мимо старых дубов на поляну и к старой ферме. Говри вышел на поляну, полагая, что Квина спугнули. Когда он повернулся, Квин бросился на него, свалив на землю в грязь лицом. Зажав Говри рот, он надавил коленом на шею бандита и прошептал:
– Зачем ты убил моего дядю?
– Пошел к черту!
Квин нажал на шею Говри сильнее, ощущая растяжение и хруст его позвонков. Стрела вошла и застряла в плече Говри, почти у самой подмышки. Главарь бандитов не мог вытащить наконечник из своего тела.
Квин взялся за древко и повернул. Говри пронзительно взвизгнул. Квин зажал ему рот, глуша крики.
Снова задал свой вопрос.
Лицо Говри напряглось от боли, по нему потекли слезы.
– Я его не убивал.
– Ты работаешь на Стэга?
– На себя.
– У тебя общий бизнес со Стэгом?
Говри попытался сбросить Квина, но тот крепко удерживал противника за горло. Его колено все еще упиралось в спину бандита. Он использовал древко стрелы как рукоятку.
Квин услышал позади себя шаги, но даже не повернулся и сказал:
– Ты убил его?
– Он не убит, – пояснил Бум. – Я попал ему в ногу.
– Мы не хотим убивать вас, говнюки, – продолжил Квин. – Хотим, чтобы вы убрались. Уходите – и я не буду вас преследовать. А будете слоняться у города – я вас достану. Мне без разницы.
Говри хрипел от боли, и Квин боялся, как бы тот не отбросил коньки. Он слегка повернул стрелу просто для того, чтобы убедиться, что его слушают.
– Думаю, что Стэг дает тебе работу на паевых началах, – сказал Квин. – Твои парни пришли по приглашению людей из Мемфиса. Разве это не так? Ты мог действовать, как хотел, в округе Тиббеха, и никто тебе не препятствовал. Вот почему ты убил моего дядю и Джил Буллард.
– Слезь с меня, – простонал Говри. – Это шериф убил дочку Булларда.
Квин и Бум переглянулись.
– Повтори!
– Он застрелил ее, чтобы она заткнулась.
– Врешь.
– Тогда убей меня, – предложил Говри. – Ты такой же, как он.
– У тебя есть две минуты, чтобы собрать своих людей и убраться, – предупредил Квин.
Он встал, восстанавливая дыхание, и смотрел, как Говри поднимается на ноги, покачиваясь и сплевывая. Куртка на нем сбилась мешком. Он свистнул своим парням.
– Стэг заключил сделку с самим дьяволом, – сказал Говри. – Его ожидает ад.
Бум взял голову Говри на прицел своего револьвера 44-го калибра.
– Иди и будь благоразумным, – посоветовал он.
Говри взглянул на Бума и ухмыльнулся:
– У тебя в команде всего лишь лесбиянка и однорукий ниггер? Спокойной ночи.
Говри собрал парней, и они уехали по проселочной дороге.
Бум поднял брови и опустил свою пушку, когда они пересекли мост через ручей.
– Кого этот парень имел в виду под лесбиянкой? – удивился он.
Глава 27
Квин был у здания суда к девяти часам, как только оно открылось. Он отправился в цокольный этаж к канцелярскому клерку, который вел поземельную книгу. Ее первые записи относились к тому времени, когда округ был выкуплен в 1823 году у вождя индейского племени чокто Иссатиббехаха. С тех пор как Квин спускался по этим ступеням в последний раз, администрация суда купила два компьютера, стараясь соответствовать XXI веку. Но здесь по-прежнему хранились на бесконечных полках толстые тома в старых кожаных переплетах с написанными от руки чернилами документами с записями о залогах, банкротствах, разводах, невыплаченных налогах. В цокольном этаже постоянно пахло плесенью, свет из узких окон на уровне земли высвечивал висящую в воздухе пыль.
Работа была выборная, но если вы не убегали с бюджетом на пол-округа или не совершали половой акт на публике, то могли сохранять за собой должность столько времени, сколько хотели. Сэм Бишоп руководил учреждением благодаря своей активности в ряде сфер помимо церковной, рыбной ловли и командования бойскаутами. Как раз он исключил Квина из организации бойскаутов в двенадцатилетнем возрасте за то, что тот организовал в Натчез-Трейс дождливым вечером игру в покер, подогреваемую виски.
– Вот этот документ, – сказал Сэм, передавая через письменный стол два листа. – В нем перечислены люди или компании, владеющие соседними землями. Конечно, я сожалею о кончине твоего дяди.
– Я знаю этих людей, – откликнулся Квин. – Признаю все границы, за исключением той, что на западе.
Сэм взял список, просмотрел его через очки-лекторы и кивнул:
– Лесозаготовительная компания Брюса. Польза есть?
– Не знаю, – усомнился Квин. – Не возражаете, если я задам личный вопрос?
– Ты все еще обижаешься из-за скаутов?
Сэм сильно поседел с тех пор, как Квин видел его в последний раз. Он показался ему меньше ростом, похудевшим. Квин заметил, что он хромает. Рейнджер помнил его сильным и энергичным, возглавляющим путешествия на дальние расстояния. Но Сэм постарел, и это было непривычно для Квина. Раньше казалось, что этот человек не имеет возраста.
– Нет, сэр.
– Тогда валяй.
– Что вы думаете о Джонни Стэге?
Сэм Бишоп снял очки, устремив взгляд на Квина и переместив его на клетчатую рубашку собеседника. Квин был уверен, что он носит пристегивающийся галстук. Сэм кивнул и сказал:
– Ну, раз он глава административного совета, то полагаю, я бы сказал, что он мой босс.
– Вы друзья?
Бишоп вернулся к дальней стене и закрыл дверь с легким щелчком. Вернулся и, наклонившись через стол, понизил голос:
– С какой стати?
– Меня интересует только то, почему Джонни Стэг так заинтересован в приобретении земли дяди.
– Квин, я могу нажить много неприятностей, обсуждая вопросы земельных сделок.
– Он сказал, что собирается подать иск на залоговое удержание.
– Еще не подал, – заметил Сэм, добавив шепотом: – Если это что-нибудь значит.
– Не могу себе представить, какую пользу могла бы принести ему эта земля, – сказал Квин.
Бишоп взял два листка бумаги, вновь надел очки и, проводя тупым концом карандаша с ластиком вдоль каждой строчки, сказал: