М. Роуз - Меморист
Вена, Австрия
Вторник, 29 апреля, 09.20
Напротив Императорской школы верховой езды, величественного комплекса зданий в стиле позднего барокко, приютилась крошечная неказистая церковь XIV века, теряющаяся на фоне своих монументальных соседей. Очередь у входа была короткой; всего человек двенадцать дожидались десяти часов утра, когда склеп откроет свои двери для широкой публики.
Меер и Малахай, пешком пришедшие сюда вместе от своей гостиницы, не обращая внимания на очередь, направились прямиком к Джереми, который вместе с Себастьяном ждал их у входной двери. Меер удивилась, увидев Себастьяна, хотя отец и говорил, что он придет.
Увидев их, Джереми помахал рукой. Он договорился об отдельной экскурсии до открытия церкви, и как только все собрались, он провел их внутрь.
Строгий готический фасад церкви никак не вязался с изящным внутренним убранством. Свет огромных бронзовых люстр озарял просторный проход, нефы, боковые ответвления и крошечного монаха, медленно идущего навстречу вошедшим. Представив отца Франциска, Джереми объяснил, что святой отец не говорит по-английски.
Маленькая группа прошла за фигурой в коричневой рясе в часовню Лорето, крохотную комнатушку с побеленными стенами. Сводчатый потолок нависал здесь гораздо ниже, алтарь был простым, без украшений. Более светлые скамьи казались радушнее по сравнению с темными скамьями главного святилища, и у Меер мелькнула мысль, что из этого интимного помещения достать до Господа Бога молитвой значительно проще.
Справа от миниатюрного алтаря на темной стене был нарисован семифутовый скелет, который словно охранял двустворчатую чугунную решетку, украшенную коронами и лебедями. Отец Франциск остановился перед дверью, дожидаясь, когда соберутся все посетители. Приблизившись к решетке, Меер ощутила дуновение холодного воздуха. Вдоль стены тянулись две полки, заставленные десятками серебряных кубков и урн, сияющих в свете, проникавшем в окно. Склеп сердец.
Отец Франциск вставил в замок черный ключ. Ему пришлось сделать усилие, чтобы отпереть дверь, словно та не хотела никого впускать. Наконец монах махнул рукой, приглашая всех войти, и начал монотонным голосом рассказывать посетителям о том, что они увидели перед собой.
Джереми переводил:
— Всего здесь пятьдесят четыре сердца. Все они принадлежат членам императорской фамилии…
Начищенное серебро сверкало, притягивая взор. Меер смотрела только на урны; она пришла сюда только ради них, все остальное не имело для нее значения. Ее отец только что сказал, сколько их здесь, но Меер начала считать сама. Не зная, почему.
«Одна. Две. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь. Девять».
Ей показалось, что девятая урна блестит ярче остальных. Она задержала на ней взгляд, перестав слушать отца. Ей нужно было придумать, как подойти к урне ближе, хотя она сама не могла сказать, зачем и что она хочет найти.
— Вы говорите по-английски? — обратилась к монаху Меер, хотя отец только что заверил ее в обратном.
— Англицски? Отшень плёхо, нет, — с сильным акцентом ответил монах.
Девушка кивнула. Ей нужно было убедиться наверняка.
— Вы не говорите по-английски.
Отец Франциск покачал головой.
Подойдя к отцу, Меер указала на табличку в дальнем правом углу верхней полки и шепотом задала вопрос, следя за тем, чтобы не перебивать рассказ монаха. Когда отец Франциск перестал говорить, Меер тоже умолкла.
Джереми отстал с переводом на несколько секунд, но все же ему каким-то образом удалось услышать и монаха, и дочь.
— Первое сердце принадлежит императору Священной Римской империи Фердинанду IV. Оно было помещено здесь 19 июля 1654 года. Последнее сердце принадлежит Францу-Карлу Австрийскому, и оно было помещено здесь 8 марта 1878 года.
Подойдя к полке так близко, насколько это только было возможно, Меер пересчитала еще раз, чтобы быть уверенной, справа налево, снова остановившись на девятой урне. Прищурившись, она попыталась прочитать надпись, выбитую на маленькой бронзовой табличке под ней. Слова были на немецком, и Меер разобрала только имя «Мария-Терезия» и год «1696».
Маленькая серебряная урна стояла на круглых ножках. По краю проходили три ряда сердец: острие сердца верхнего ряда входило как раз между половинками сердца под ним. Вокруг одни сердца. Урна чуть покосилась набок, местами ее поверхность была покрыта небольшими вмятинами. Девятая урна. В колоде карт из шкатулки с играми, которую успела рассмотреть Меер, были две червовых девятки. Лишняя девятка червей. Что это означает? Во всех ли колодах были повторяющиеся карты? Сможет ли она когда-нибудь это узнать?
— Как ты думаешь, на эту мысль их натолкнули древние египтяне? — спросила отца Меер.
Ее голос прозвучал неестественно, но она надеялась, что никто не придаст этому значение. Джереми начал было отвечать, но вдруг у него дрогнул голос. Он осекся. И рухнул на каменный пол.
— Папа? — Упав на колени рядом с отцом, Меер схватила его запястье, нащупывая пульс. — Ему срочно нужен врач! — крикнула она.
— Dringlichkeit, dringlichkeit[23], — закричал Себастьян, и монах бросился к выходу.
ГЛАВА 42
Вторник, 29 апреля, 09.38
Как только отец Франциск выбежал из склепа за помощью, выражение ужаса на лице Меер сменилось полной сосредоточенностью. Нельзя было терять ни секунды, объясняя свои действия Себастьяну и Малахаю, поэтому пока они суетились вокруг распростертого на полу Джереми, Меер быстро выпрямилась и поспешила к девятой серебряной урне на верхней полке. Не раздумывая, она открыла ее и сунула руку внутрь. У нее не было времени изучать мумифицированные останки, которым было больше четырехсот лет, и размышлять над тем, что она оскверняет прах венценосной особы.
То, во что превратилось человеческое сердце, на ощупь было похоже на высохший плод, сморщенный и жесткий, но под ним пальцы Меер обнаружили нечто гладкое и холодное. Крошечное. Она не раздумывала, что это такое и как ей нужно с этим поступить. Не теряла времени, удивляясь, как это интуиция подсказала ей, что там что-то должно быть.
Спрятав находку в кармане джинсов, Меер вернулась к отцу и опустилась на корточки справа от Себастьяна, не зная, заметили ли он или Малахай то, что она сделала.
Через несколько минут в тесный склеп ворвались санитары и занялись спасением жизни Джереми Логана.
ГЛАВА 43
Вторник, 29 апреля, 09.45
Сидя в крошечной серебристо-черной машине, стоящей напротив церкви, Люсиан Гласс и Алекс Калфус наблюдали за разворачивающимися событиями: подъехала карета «Скорой помощи», к ней навстречу выбежал монах, санитары поспешно скрылись внутри.
Люсиану страшно хотелось броситься в церковь и самому посмотреть, что там произошло. Привыкший к активной деятельности, он мучился, вынужденный довольствоваться ролью стороннего наблюдателя, однако ему приходилось работать на чужой территории, и это было все, на что согласились австрийские власти. Глядя на суету у входа в церковь, Люсиан совершенно неожиданно поймал себя на том, что не на шутку встревожен. Пока Калфус пытался по телефону выяснить, что же произошло внутри, из церкви вышли санитары с носилками. Их сопровождали Себастьян и Малахай.
— Вы можете разглядеть, кто на носилках? Джереми или его дочь?
— Только не отсюда, — ответил Алекс, не отнимая телефон от уха.
Но тут двери церкви снова открылись, и вышла Меер, бледная, растрепанная.
Калфус захлопнул телефон.
— Джереми Логан упал в обморок. Предположительно, сердечный приступ.
Завывая сиреной, «Скорая помощь» умчалась. Полицейский помог Меер сесть в патрульную машину и тотчас же уехал следом, оставив Себастьяна и Малахая стоять на улице рядом с расстроенным монахом. Обменявшись с ним несколькими словами, они вместе направились от церкви.
На стоянке такси на углу Малахай и Себастьян встали за пожилой женщиной с большим букетом тюльпанов в руках. Через минуту у стоянки остановилось такси, женщина уехала, и тотчас же подъехала еще одна машина. Мужчины сели. Как только такси тронулось, Калфус поехал следом.
— Полагаю, сейчас они направляются в больницу.
— Думаю, вы правы. Но мне гораздо больше хочется узнать, что они искали в церкви. Вы не могли бы попросить кого-нибудь последить за Малахаем, и если он действительно поедет в больницу, мы вернемся сюда и переговорим с монахом.
— Ну, с этим не будет никаких проблем.
— Следующие мои два вопроса вот какие: кто тот человек в синем «Мерседесе» в конце квартала, наблюдавший за церковью вместе с нами, и присоединится ли он к процессии, направившейся в больницу? Прошу прощения, три вопроса. Если так оно и произойдет, то за кем именно он следит?
