Уве Шомбург - Код Вавилона
Женщина то и дело поворачивала табличку, подносила ее к глазам. К напряженному выражению ее лица примешивалось разочарование.
— Жаль, — сказала она, наконец, и решительно положила табличку назад, на платок.
— В чем дело? — Брандау посмотрел сначала на нее, потом на Криса: — Разве это не то, что?..
— И да и нет. — Профессорша злобно посмотрела на Криса: — Рицци ориентируется в вопросе лучше, чем хочет показать.
Брандау, все еще непонимающе качая головой, взялся за хлопчатобумажные платки, на которых лежала табличка, и подтянул их к себе. Лицо его было багровым, а сонная артерия билась, словно насосная станция. Он взволнованно взял табличку. При этом платки соскользнули со стола. Брандау чертыхнулся и отложил табличку. Потом он нагнулся, неловко нашарил на полу платки, положил их на стол и снова потянулся за табличкой.
Крис перехватил запястье священника еще до того, как его рука коснулась таблички:
— Не надо. Эксперт — она. А вы, не дай бог, еще уроните.
— Отпустите меня! — зашипел священник. — Мало того, что я вынужден сидеть за одним столом с авантюристом и вором, так меня еще и оскорбляют!
Крис сдавил запястье сильнее, пока священник не убрал руку. Когда Крис отпустил его, взгляд Брандау затуманился. Крис ухмыльнулся. Священник пожелал ему всех мук преисподней.
— Это одна из табличек Навуходоносора. Его печать ни с чем не спутаешь. — Профессорша посмотрела на Брандау: — Но она не из тех табличек, которые составляют истинную ценность этих древностей.
— Простите, — Крис улыбнулся. — Но маленький тест был необходим. Как бы иначе я узнал, те ли вы люди, за кого себя выдаете?
— Недоверие подчиняет себе всю вашу жизнь, да? — Голос Брандау сочился презрением.
— Форстер убит — этого мало? — Крис покачал головой. Брандау был неприятный человек, но безобидный и жил за своей каменной стеной явно на острове блаженных. Двух месяцев в комиссии по убийствам хватило бы любому человеку, чтобы он изменил свой образ мыслей. — Что там написано?
— Вы правда этого не знаете? — Рамона Зельнер недоверчиво взглянула на Криса. Потом засмеялась: — Впрочем, откуда? Навуходоносор II поведал на своих табличках об успешном военном походе на Киш, который он захватил и включил в свое царство. Так, во всяком случае, следует из перевода, присланного Форстером. Эта же табличка описывает триумфальное вхождение в Киш, если я вкратце правильно поняла. После своей победы Навуходоносор II взял из храма Нинурты в Кише святыни и перенес их в храм Нинурты в Вавилоне.
— Киш? — Крис припомнил, что слышал это название от Форстера еще в Тоскане.
— Бывший царский город в Месопотамии времен Шумера — как и Урук.
— Недалеко от Вавилона, — покровительственно вставил Брандау. — Чуть ли не в пределах видимости. Их не разделяло и ста километров. Тогда были одни лишь города-государства, каждый город — отдельное царство. То было время образования первых крупных государств, процесса кровавого и насильственного.
Крис наморщил лоб:
— Что общего может быть у человека церкви с шумерскими глиняными табличками и языческими богами Вавилона?
Глава 19
Берлин
Пятница
Крис настороженно ждал ответа священника, но Брандау лишь безмолвно смотрел на профессоршу, предоставляя слово ей.
— Когда нам некто неизвестный сделал через подставных лиц предложение и мы узнали, откуда происходят эти предметы и какая с ними может быть связана история, мы, естественно, провели поиск по нашим архивам. Логично? — Глаза Рамоны Зельнер сверкали, как будто она отчитывала своего студента.
— В одном своем отчете Обществу востоковедов Колдевей действительно сообщал об убийстве двух участников раскопок. Он квалифицировал этот случай как акт личной мести в разборках между разными племенами. — Она некоторое время раздумывала. — Помимо того, в те времена частенько нападали бедуины.
— Значит, вы считаете, история Форстера о том, как были похищены эти произведения искусства, правдива?
Пока Рамона Зельнер взвешивала свой ответ, Крис воспользовался паузой, чтобы снова пробежаться взглядом по посетителям, но никто из них интереса к ним не проявлял.
— Рассказывал ли он вам о том, что произошло в конце двадцатых годов? — спросила она.
Крис отрицательно покачал головой.
— Эти предметы были нам предложены уже тогда.
Криса это не удивило. Вор и убийца, естественно, хотел получить свои деньги.
— Вы знаете, что Общество востоковедов и весь Музей Передней Азии существуют благодаря одному-единственному человеку, которому берлинские музеи обязаны и многими другими своими экспонатами? Вы когда-нибудь слышали о Джеймсе Саймоне?
— Нет.
— Как, впрочем, и почти весь Берлин. Спросите сегодня, кто знает имя этого человека, — Зельнер негодующе тряхнула головой. — Даже улицу какую-нибудь не назвали его именем.
— И кто он был?
— Джеймс Саймон происходил из предпринимательской семьи с корнями в Мекленбурге. Эта семья сделала состояние на торговле сукном. Его тайной страстью было искусство, причем во многих направлениях. Он собирал коллекции и помогал вести археологические раскопки.
— Вы должны рассказать мне об этом больше. У меня нет ни малейшего представления, — смущенно пробормотал Крис.
— Англичане и французы десятилетиями рылись в песках пустыни — в Египте и Месопотамии. Германия тоже хотела участвовать в этом, но не находилось человека, который бы по-настоящему организовал это и к тому же собрал необходимые средства. Потом это взял в свои руки Саймон. Он основал Немецкое общество востоковедов и при помощи своих связей и своих денег позаботился о том, чтобы Германия тоже могла вести раскопки на Ближнем Востоке. Это он финансировал самые разные археологические экспедиции и добывал разрешение на ведение раскопок. Он же и завещал музеям находки, равно как и многие другие произведения искусства. Если бы этого человека не было, нынешние берлинские музеи были бы далеко не такими, какие они есть.
— That’s life, — пролепетал Крис. — И как в это дело вклинился Форстер?
— В конце двадцатых годов некий человек обратился к Саймону и предложил ему купить как раз те таблички, которыми теперь располагаете вы. За деньги. За большие деньги. Таким же способом — через подставных лиц, не объявляясь.
— И почему тогда это не состоялось?
— Мы не знаем точно. Во всяком случае, контакт был не с Саймоном, а с другим представителем Общества. Таким положение дел предстает из фрагментов сообщений, которые мы нашли. Может, Саймон не имел в наличии необходимую сумму и не смог ее достать. Первая мировая война и послевоенное время разорили его, как и многих других. Он уже не был богатым меценатом. Все кончилось. Кроме того, он был очень болен. Но для нашей сделки это и неважно. Главное то, что контакт был, и человек, который выходил на контакт, подключил затем церковь.
Крис порылся в своих воспоминаниях. Об этом Форстер не обмолвился ни словом. Ни в тот вечер в Тоскане, ни на пашне у дороги.
— Мы, конечно, хотели восстановить тот след. Нам было известно, что тогда все данные пошли в нунциатуру. Вскоре после этого тогдашний нунций отправился в Рим. Мы пытались узнать об этом больше — после того, как Форстер впервые вышел на нас. Это произошло добрых полгода назад. Теперь вы знаете задачу Брандау в этой сделке, как вы ее называете. Он активно сотрудничает с Обществом востоковедов, он сотрудник епископата и наводил справки в Риме после того, как была восстановлена цепочка тогдашних событий.
— И что? — спросил Крис с нескрываемым интересом.
— Церковь имеет двоякое отношение к раскопкам в Месопотамии, — спокойно объяснила Рамона Зельнер. — Со времен Французской революции власть церкви сильно поубавилась, ее имущество во многих странах было конфисковано. Монастыри закрывались, ордена запрещались. Церковь рассматривалась как оплот феодальной власти. А с раскопками ее настиг еще один удар. Удар, направленный против веры, против ее основ.
— Расскажите об этом подробнее, — попросил Крис. — Очень интересно.
Его познания в истории церкви были так же малы, как и в толковании ее основ. Его церковное воспитание было протестантским и закончилось с подготовкой к конфирмации. Он венчался в церкви, но помимо этого если и переступал ее порог, то лишь как турист.
— С раскопками в Персии и Месопотамии, которые по-настоящему начались только в первой четверти девятнадцатого века и велись в то время почти исключительно французами и англичанами, на свет божий явились тысячелетние сокровища и строения ранних высоких культур. И глиняные таблички, — профессорша кивнула в сторону маленькой таблички на столе. — Возникла новая наука: ассирология, названная так в честь ассирийцев, которые основали в этом регионе первое крупное государство. Наука, которой занимаюсь и я. Когда записи на табличках были расшифрованы, а тексты переведены, на столе лежала готовая сенсация. — Она сделала паузу и отхлебнула воды.
