Виктор Каннинг - Проходная пешка
— Я был бы круглым дураком, если бы не подумал об этом. Конечно, меня могут оставить на бобах, и ничего не попишешь. Собираясь на дело, я поставлю в паспорте американскую въездную визу. Она будет моей последней надеждой. Тогда мне придется скрываться в каюте у мисс Виккерс, надеясь добраться до Нью-Йорка. Однако если вы серьезно говорите о такой возможности и действительно беспокоитесь, что ж, самое разумное — отменить всю операцию. Я только обрадуюсь. Но неужели я вам так дорог?
Мандель пожал плечами:
— Нет. Но на всякий случай нужно предугадать и этот вариант.
— Вы беспокоитесь, что я заговорю, пытаясь облегчить свою участь?
Мандель и глазом не моргнул:
— По-моему, вам не удастся нас предать. Чтобы выдать человека, нужно назвать хотя бы его настоящее имя и адрес. О нас вы не знаете ничего, а Бернерса и мисс Виккерс предавать не собираетесь, верно? В общем, это праздный вопрос. Мне кажется, вы не станете спасать свою жизнь таким способом. Но если вы все же окажетесь у них в руках, вам останется одно — пистолет. Я думаю, вы знаете, что с ним делать. Не так ли?
— Возможно.
Рейкс допил бренди. На самом деле при мысли о провале сомнения его не мучили. Обдумывая в последнее время план, он часто останавливался на этом пункте. При каждой операции надо предусматривать возможность провала. И Рейкс понимал: если такое случится, у него не останется ничего, ничего из того, что дорого ему сейчас. Несколько месяцев назад, когда они с Бернерсом отошли от дел, он, увидев на пороге полицию, застрелился бы. Если на корабле дело сорвется и надежды на свободу не будет, он поступит так же.
Бернерс встал и заговорил, впервые за весь вечер:
— Провала быть не может. Поведение людей при определенных обстоятельствах предсказуемо. И в этом — ключ ко всему. Операция сразу же пойдет как по маслу, потому что за нею будет стоять власть капитана. И давайте поставим здесь точку. — Он взглянул на Бенсона. — Когда лучше приехать во Францию и опробовать вертолет?
— Все будет готово через две недели. Вертолет в магазине не купишь. Для такого дела во всяком случае. Дом в Бретани тоже просто не снимешь. Но у вас много времени. Еще не кончился март…
Рейкс, отвернувшись, смотрел в окно, на реку, на машины, снующие по набережной. Черноголовые чайки рылись в грязи, голуби ворковали над коричневой водой в расселинах моста Ватерлоо. Рейкс вдруг ясно представил речку, вспомнил, как форель, разинув пасть, выпрыгивает из воды и хватает мошку…
Мандель подошел к Рейксу со словами:
— Неплохой план. Я уверен, он сработает. Вам, конечно, будет труднее всех, но я верю в вас, как в самого себя. Поверьте, мне очень жаль, что все так получилось.
— Мандель, не стоит меня утешать. Если я должен подневольно работать на вас, это вовсе не значит, что я обязан вас любить. Я сделаю все. Довольствуйтесь этим.
Через два дня Рейкс уехал в Девон. В Лондоне пока делать было нечего. Паспорт в порядке, виза в американском посольстве получена. Белла не хотела его отпускать, но Рейкс сказал, что нужно забрать гранаты и уладить кое-какие дела в Альвертоне. И вообще он хотел пожить один, без Беллы.
Сезон рыбалки лосося открывался первого числа, а форели — пятнадцатого.
Первые три дня он провел на реке, мысли о Манделе и «Королеве Елизавете 2» покидали его на целые часы. Из любезности он позвонил Мери, но ему сказали, что она еще не вернулась. Почти все вечера Рейкс проводил в одиночестве. Его приглашали в гости, но он отказывался. Ведь большинство знакомых уже знало о разрыве с Мери, и Рейкс догадывался, что почти на каждую «чашку чая», куда его зазывали, подбиралась «подходящая» для него пара. А он женщинами пока не интересовался, знал, пока не кончится операция с золотом, у него не будет никого. Теперь он честно, хотя и со слабеющим негодованием, признался себе, что угодил в ловушку. А когда его отпустят, он получит не полную свободу, а лишь обманчивую, дающую все, кроме железной безопасности. Ну что ж, он проживет и так. Но иногда Рейкс помимо воли, рассуждал о Бенсоне и Манделе, искал способы избавиться от них, хотя и сознавал свое бессилие. Тогда он еще острее чувствовал, что попал в мышеловку, и напивался в одиночку или в отчаянии бродил ночами вокруг дома. Мечты о том, как он убьет Бенсона и Манделя и спасется, не покидали его, но их всегда забивал здравый смысл, заставляя признать, что спасения нет. Сарлинг — дурак, самонадеянный дурак. Он сам накликал на себя смерть. А Бенсон и Мандель хорошо прикрылись, и приходится подчиняться им.
Шли дни. И порою, позабыв о Манделе и Бенсоне, он с охотой думал о корабле, о том неизбежном часе, когда он, стоя на палубе у выложенного плитками бассейна, увидит в темноте пущенную с вертолета ракету, подойдет к офицерским апартаментам. Вот он открывает дверь… Рейкс пытался угадать, каким увидит капитана: выйдет ли он без кителя из спальни, или будет сидеть за письменным столом, или, может быть, отдыхать в кресле с рюмкой в руках… Рейкс видел и слышал, как разговаривает с ним, и, хотя до операции оставалось еще несколько недель, в нем уже появилось то нервное напряжение, которое, он знал, исчезнет лишь во время самой операции, когда с вертолета взовьется ракета…
Но по ночам, когда по стене крался лунный луч, а у изголовья тикал будильник, он вновь отчаивался. Раньше работа с Бернерсом доставляла ему удовольствие. Он командовал, забавлялся рыбой, которая жадно заглатывала наживку, от всей души радовался, что умножил капиталы и Альвертон становится ближе еще на шаг. Теперь он чувствовал себя лишним. Работал над планом из-под палки, был далеко не хозяином самому себе, а раз настоящей радости успех не принесет, то наплевать ему и на деньги. В нем, видимо, играла кровь предков: отвращение к тому, что надо ограбить прекрасный корабль, да еще в первом рейсе, не отступало. Это же кощунство, нарушение всех устоев! А им все равно. Бенсона и Манделя заботят только золото и выгоды от его подпольной продажи. Бернерс — как Рейкс не раскусил его раньше? — просто жаден, он никогда не хотел уйти от дел, всегда будет стремиться к большему, чем имеет, дабы утолить жажду к безделушкам. Ему, видимо, начхать, что грабить корабль их вынуждают. Даже Белла не против — опрометчиво считает, что так Рейкс дольше пробудет с ней. Боже, что за люди… И тут он расхохотался в темноте спальни. А кто он сам, что возвышает над ними его?! Одно только желание стать свободным. Больше в свое оправдание Рейкс не мог придумать ничего.
В конце месяца позвонила Белла, сказала, что Бернерс вернулся из Франции и желает встретиться. Рейкс собрался, взял семь газовых гранат. Приехал как раз перед завтраком. Белла была дома. Она припала к нему, словно не видела целый год. Он, будто разлука освежила его чувства, держал ее в объятиях, целовал, ласкал и ощущал, как ее наполняет счастье. Обнимая ее, он возбудился и, позабыв обо всем, увел в спальню. Иное, говорил себе Рейкс, разочаровало бы Беллу, но понимал, что лукавит. Он внезапно ощутил, что хочет ее… просто как женщину.
Пока Рейкс распаковывал чемодан, она приготовила ему выпить и, повернувшись, увидела, что он запер в сейф шесть капсул, а одну оставил на столе.
— Это зачем, Энди? — спросила она.
— Ты подвезешь меня до Брайтона. По пути мы остановимся где-нибудь в лесу, и я научу тебя, как с ними обращаться.
Белла медленно опустила стакан на стол.
— Значит… и правда может так случиться?
— Может.
— А как же… как же то, что мы сделали раньше? Ты не забыл о Сарлинге?
— Не забыл, но… в общем, тогда все было по-другому.
— Нет, Энди. Убийство есть убийство. Это смерть.
Он улыбнулся, подошел, взял стакан.
— Заруби на носу: если я говорю, что они нам не понадобятся, значит, так и будет. Не понадобятся, потому что наш план сработает. Но пойми, нельзя идти на такое дело, не обдумав все варианты. Капитан должен понять, что каждое мое слово сказано всерьез, да мне и впрямь будет не до шуток. Так же точно и ты будешь стоять на палубе, зная, что операция сорвется, ты сделаешь все, что приказано. Только так мы победим. Если у нас не будет веры в собственные силы — тогда конец. Хочешь выжить — готовься убивать.
— Ты же обещал, что мне не понадобится их взрывать.
— Конечно, обещал, — терпеливо продолжал Рейкс. — Но, поднимаясь к капитану, я должен твердо знать, что при необходимости ты взорвешь их, лишь это придаст силу моим словам. А ведь ложь раскусит и осел. Понимаешь?
— Ну, я думаю, да.
— Тогда тебе нужно знать, как они работают, верно?
— Ну да, да… думаю, да.
— Вот мы и возьмем с собой одну, чтобы ты могла потренироваться.
Рейкс отвернулся, не выпуская из рук стакана. Несколько минут назад он занимался с Беллой любовью, а сейчас сдерживал злость… «Ну да… да… я думаю, да…» Как она спотыкается, когда сталкивается с жизнью лицом к лицу! Живет в сказочном, нет, скорее, в ужасном, зловещем, фантастическом мире и занимается кошмарными делами… она и воровала, и чеки подделывала, и Сарлинга помогала убить; сначала пугалась, а спустя несколько часов или дней забывала обо всем, чтобы ужасаться и пугаться снова при столкновении с правдой о самой себе. Если дело провалится, она взорвет капсулы. Взорвет послушно, не рассуждая. Она любит «Энди» и сделает все, что он скажет, поверит каждому его слову. И если ей придется вступить в игру и погубить людей, она забудет о них, не успев сойти с корабля в Нью-Йорке.
